Предвкушая, как швырнет сейчас эту плебейскую игрушку в его бессовестную физиономию, она нажала на спуск. От деревянного ствола вдаль протянулся голубой луч, и одновременно труба озарилась ярчайшей вспышкой, — казалось, на ней отсюда, за несколько километров, можно рассмотреть каждый кирпич. Затем труба переломилась посредине, верхняя половина отделилась от нижней и начала медленно падать. Вспышка померкла, на горизонте стало темно, и видение исчезло.
Карина издала короткое всхлипывание, вцепилась в руку адвоката и прижалась к нему. Они стояли так, неподвижно и молча, пока до них не докатился ослабленный расстоянием грохот. Их глаза, ослепленные ярким светом, постепенно вновь привыкли к сумраку вечернего города, и оставшийся обрубок трубы был отчетливо виден.
— Боже, я этого не хотела, — прошептала она почти беззвучно, отступая от окна и увлекая за собой Александра Петровича. — Боже, я не хотела этого, — повторила она, тем самым настаивая на заведомой лжи.
Она не очень твердо держалась на ногах, и он усадил ее на кровать.
— Не прогоняй меня, — пролепетела она, уткнувшись в него носом, — я хочу остаться.
Это вполне соответствовало его желаниям. Он обнял ее, разгоряченную и податливую, а она положила ладонь на его руку, передвинула ее на свою грудь и крепко прижала.
На улице совсем близко полыхнула молния и раскатился гром, гроза набрала полную силу.
— Закрой окно, — попросила она, и пока он защелкивал задвижки и задергивал штору, успела раздеться и юркнуть в постель.
Он понимал, в любую секунду она может закрепоститься, и проявлял определенную осторожность, но вскоре почувствовал, что осторожность больше не требуется. Она сама тянулась к нему, подставляя его губам и рукам плечи, грудь, живот, бедра, ее тело откликалось на каждое прикосновение, благодарно и жадно впитывало любую ласку. Он ей — на всякий случай — что-то нашептывал о ее феноменальной одаренности в этом виде творчества, она же изредка бормотала:
— Боже, я этого не хотела.
Позднее, уже в рассветных сумерках, он испытывал, помимо нежных чувств, величайшее изумление, что эта женщина всю жизнь маялась сексуальными комплексами.
Проснулись они поздно. На улице моросил дождь, и в спальне было прохладно. Она прижималась к нему, чтобы согреться, но, когда он погладил ее рукой по спине и бедрам, у нее в глазах появился испуг.
— Утренний секс? — спросила она жалобно. — Боюсь, для меня это слишком. И вообще, уже светло, а мне нужно еще к тебе привыкнуть.
— Да, да, разумеется, извини, дорогая. — Он поцеловал ее нежно в висок, повернулся на спину, взял с журнального столика оставшийся там с вечера бластер и принялся его разглядывать.
Карине это крайне не понравилось.
— Милый, положи эту штуку на место, пожалуйста!
— Хорошо, сию секунду, любовь моя, — согласился он, но вместо того, чтобы убрать эту ужасную игрушку, стал целиться в потолок.
— Александр, я тебя умоляю.
— Да, да, дорогая, конечно…
Она попыталась отобрать пистолет силой, но у нее ничего не вышло, и в конце концов ей пришлось отвлечь его от этой штуки единственно доступным в сложившейся ситуации способом.
Выбравшись из постели, Карина бросилась первым делом к окну — вдруг ей вечером все померещилось? Но, увы, сквозь пелену дождя, словно укоризненно поднятый палец, темнел обрубок заводской трубы.
За кофе она включила радио и настроилась на местную станцию: ее интересовало, как будет подана информация о случившемся. Им пришлось долго слушать всякую чепуху, пока диктор не сообщил, что вчера во время грозы молния разрушила дымовую трубу теплоцентрали.
Лицо Карины вытянулось.
— С тобой можно с ума сойти, я уже ничему не верю. Неужели ты и это подстроил?
— Ты полагаешь, я умею управлять молниями? Что же, это может быть неплохой основой семейной жизни.
После завтрака Александр Петрович стал деловит и серьезен.
— Пора завершать эту эпопею, — заявил он, складывая бумаги фирмы «Крекинг» в полиэтиленовую сумку, которую положил в свой «атташе».
— Ты хочешь к ним сунуться?
— Должен же кто-то оплатить наше свадебное путешествие, — пожал он плечами.
— И ты не боишься, — засмеялась Карина, — что они с нами поступят не просто, а очень просто?
— У них к этому нет оснований, кроме естественной жадности. Но ее мы нейтрализуем.
— А если они уже знают о позавчерашних событиях? От милиции или через Николаева?
— Николаев будет нем как рыба. К тому же он на пару дней исчезнет — ему не следует показывать свою битую физиономию ни милиции, ни своим шефам. А милиция… сама понимаешь. Вчера они составили протокол и сдали находки в лабораторию. Сегодня получат фотографии отпечатков пальцев и будут изучать происхождение пистолета, а завтра, быть может, кого-нибудь пошлют опрашивать жильцов. Ведь для них это пока — мелкий проходной эпизод.
Покопавшись в столе, он нашел подходящую визитную карточку: «Аристархов Иван Константинович, маклер, торгово-посредническое предприятие МОМ».
— Мом, бог насмешки… Ну и шуточки у тебя. Вдруг обратят внимание?
— Ни в коем случае, дорогая. Они мыслят аббревиатурами. Но вот что меня всерьез беспокоит, так это твоя эффектная внешность. Можно с ней сделать что-нибудь?
— С легкостью, мэтр. — Она убежала к себе, возбужденная атмосферой предстоящего приключения.
Адвокат облачился в мешковатый серый костюм и соломенную шляпу. Выпуклые толстые линзы очков и резиновые прокладки, заложенные за щеки, изменили лицо, сделав его сонным и флегматичным.
Увидев его, Карина в первый момент даже попятилась. Впрочем, на нее тоже стоило посмотреть. Черные ажурные чулки и мини-юбка задавали общую тональность образа, а густой макияж, исказив форму губ и рисунок глаз, придал ее чертам агрессивное, даже несколько демоническое выражение. Наиболее удачной находкой Александр Петрович счел родинку на шее — она концентрировала на себе внимание зрителя, отвлекая его от лица.
— Да, — поцокал он языком, — такую леди они запомнят надолго.
— А ты похож на Мичурина и Циолковского, вместе взятых, — не осталась в долгу Карина.
Все еще с интересом косясь друг на друга, они вышли из дома, и окончательные инструкции Карина получила в пути.
Покончив с инструктажем, адвокат остановился около уличного таксофона, позвонил в «Крекинг» и получил подтверждение, что вчерашняя телефонная договоренность остается в силе и его ждут. Затем он позвонил Шошину и в свою очередь подтвердил, что вчерашняя договоренность остается в силе.
О договоренности с Шошиным Карина ничего не знала и потому умирала от любопытства, но, соблюдая дисциплину, вопросов не задавала.
Александр Петрович припарковался за квартал от здания фирмы и направился дальше пешком, Карина следовала за ним на солидной дистанции.
В «Крекинге» его действительно ждали, и как только он подал свою визитную карточку, его провели на второй этаж в кабинет финансового директора. Тот оказался улыбчивым старичком с пухлым подбородком и чопорной манерой общения.
— Прежде всего я просил бы вас ознакомиться с описью документов. — Адвокат извлек из своего «атташе» скрепленные листки бумаги.
— Вы — наш благодетель! Здесь почти все, что утеряно, — объявил старичок, бегло просмотрев список, — вы даже не представляете, какую радость доставили мне своим визитом.
— В таком случае мы можем приступить к обмену. Мой клиент — человек простой и, как я уже сообщил по телефону, предпочитает получить оговоренную сумму в размере трех тысяч долларов наличными.
— Вы, наверное, ошиблись, почтеннейший. Вы хотели сказать: трехсот долларов.
— Нет, именно три тысячи, в соответствии с договоренностью.
— Что вы, что вы, — замахал старичок руками, — у меня нет таких денег! Я могу предложить только триста.
— Простите, ведь вы сами назвали вчера число три тысячи.
— Ах, как вы меня неправильно поняли! Я сказал, что совет директоров утвердил эту ни с чем не сообразную сумму на случай выкупа у преступных элементов. Но ведь вы — не преступный элемент! У меня нет таких денег, и я не могу поощрять расточительство. Вы получите триста.
