Джуна решила отправиться в Ростов и там поступить в кинотехникум. Не о карьере актрисы она мечтала, не о профессии режиссера или оператора. Она станет киномехаником. Странно?
Странно. На первый взгляд.
Искусство повелевать тенями
Еели посмотреть внимательнее, то в поступках любого, даже самого обыкновенного, человека можно разглядеть не только первый — самый очевидный, но и второй, и третий, и какой угодно еще смысл.
В поступках же такого необычного человека, как Джуна, самые прозаические намерения и желания вдруг освещаются особым светом, в них проглядывает будущее предназначение, а если и не оно само, то догадка о своем будущем необычном призвании.
Отзвенел последний и такой тоскливый школьный звонок. Бывшие ученики распрощались со школой. Перед каждым из них встал выбор: что же делать дальше, какую дорогу выбрать? Джуна поступила самым неожиданным образом.
Куда пойти учиться сельской девушке? Вероятно, в техникум, чтобы получить среднее специальное образование. Но какое? О медицине и о призвании врачевателя и речи быть не могло, несмотря на то что она всегда помнила слова отца о том, что ее предназначение — прикосновением руки залечить рану, унять боль. Ни о медицинском училище, ни об институте, где обучают будущих врачей, она и не помышляла.
Почему? Да потому, что ее дар был слишком необычен. Это не манипулирование множеством блестящих инструментов и приспособлений, которыми пользуется хирург, это даже не простенький чемоданчик медсестры или фельдшера, в котором хранится все необходимое на самый первый случай — шприц, нашатырный спирт, вата. У нее были только ее руки и отсутствовала необходимость в дополнительных приспособлениях. Но кто поверит ей? Кто поддержит, если она сама не могла поверить в свое собственное будущее? Нет, слишком рационален XX век! И слишком серое, приземленное время — самая середина шестидесятых годов.
Итак, Джуна сделала свой выбор. Она решила поехать в Ростов, поступить в кинотехникум и выучиться на киномеханика. Как? Почему? Загадка, да и только. Привлекательная девушка... Если уж невозможно воплотить в жизнь то, к чему она чувствовала истинное призвание, то могла бы попытаться поступить в любой другой техникум, например в педагогический, библио-течный... Да в какой угодно. Хоть в пищевой. Учительница начальных классов, воспитательница детского сада, библиотекарь, клубный работник, повариха — профессии скромные, отнюдь не денежные, но по крайней мере привычные, обыденные. И вдруг киномеханик...
Совсем не те времена, будь это лет на двадцать раньше — сразу после войны, — совсем иное дело! Какой ореол романтики имела работа киномеханика! Человек из темной будки в конце зала показывал людям волшебные картины. Показывал то, чего вовсе и не было на земле, но как хотелось, чтобы это было!
Целлулоидная лента шуршала, а иногда рвалась, чуть дрожал, вспыхивая и погасая, луч света, на экране появлялись кадры мирной, сытой, обеспеченной и веселой жизни. А если фильмы были о войне, то герои ни в коем случае не погибали. Они обязательно побеждали. Героический разведчик добывал секретные документы, заодно прихватив и вражеского генерала, веселые герои обороняли свое беспокойное аэродромное хозяйство. Влюбленные обязательно встречались в назначенное время — в шесть часов вечера после войны. А уж трофейные ленты!! Их и вовсе не с чем сравнить, чего стоят одни названия — «Большой вальс», «Девушка моей мечты», «Судьба солдата в Америке»...
Киномеханик был царем и богом, повелевал этими людьми, завладевал их сердцами на полтора часа сеансного времени и делал все, что хотел!
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь
со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа, быть участником событий, пить, любить,
идти на дно...
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Теперь совсем не то. Жизнь, конечно, все еще похожа на кинематограф, где черное мешается с белым, но профессия киномеханика утеряла всю свою притягательность. Из человека, повелевающего помыслами и душами, он превратился в обыкновенного служащего, культработника, как называли его сокращенно. Производственный план, количество зрителей, тарифная сетка, где-то наверху — в недосягаемой вышине — Министерство культуры, которое повелевало сотнями и тысячами киномехаников, билетерш и даже директоров кинотеатров. А коли ты еще и механик кинопередвижки!..
Бездорожье, утомительные часы, проведенные в дребезжащей машине-развалюхе, усталый, полуголодный, добирается он до места и крутит все одну и ту же, все одну и ту же ленту, зная ее наизусть. Кажется, и в страшном сне или на Страшном суде вместо действительных событий он будет пересказывать все тот же сюжет старой кинокартины...
Девушка-киномеханик, да еще необычная, привлекательная, — это и вовсе загадка. Объяснение, которое Джуна давала впоследствии своему внезапному и ошеломляющему именно тривиальностью, заурядностью выбору, тоже мало что объясняло.
Думалось, что профессия киномеханика лишь очередная, самая начальная ступенька в мир кино. А затем, может быть, институт кинематографии, затем...
Объяснение наивное и, как кажется, совершенно неправдоподобное. Вряд ли и молоденькая выпускница школы всерьез в него верила — волшебный мир киностудии и мир дощатой кинобудки, обклеенной пожелтевшими рекламными плакатами, — это разные миры, они не имеют ничего общего, даже не соприкасаются.
Так в чем же кроется разгадка этого странного на первый взгляд выбора, ведь чем-то он продиктован? Попытаюсь предложить свое собственное объяснение. Оно может показаться кому-то еще более странным, чем выбор, сделанный героиней книги, даже вызвать возмущение. Еще бы: за спонтанным, ни к чему не обязывающим поступком вдруг пытаются обнаружить глубокий смысл, таинственную подоплеку! Но напомню, что задача автора не только рассказать о своем герое, его задача истолковать поступки, складывающиеся в единство судьбы, увидеть в каждом отдельном движении тот смысл, который, вполне возможно, не заметен даже тому, кто эти поступки совершает.
И более того, как раз неосознанность, ничем будто не вызванная тяга, желание поступить так, а не иначе указывают на скрытую предопределенность таких поступков, на направленность душевных движений. Так складывается тайный узор судьбы, чтобы выступить сразу, во всем своем великолепии, — когда человека уже не будет...
Но пока речь идет о выборе, сделанном вчерашней школьницей. Отправиться в чужой город, где ей придется приобретать чисто мужскую профессию, изучать объективы, лентопротяжные механизмы и работу мотора, а затем, после окончания техникума, возиться с киноаппаратом, поднимать тяжеленные железные коробки с катушками пленки... Зачем? Почему? Следует ответить вопросом на вопрос: а что, собственно, делает киномеханик, в чем смысл его ремесла? Однако не стоит торопиться с ответом.
Лопнувшая и подклеенная во многих местах пленка, треск слабенького движка, характерный запах горячего машинного масла и пыли — да, все это неотъемлемые атрибуты работы киномеханика, так же как неизменный и обидный крик «Сапожник!», сопровождаемый пронзительным свистом, если пленка рвется в очередной раз или смена катушек слишком затягивается (ведь речь идет о времени, когда киномеханик часто работал с одним проекционным аппаратом).
Все так, но почему бы не взглянуть на вещи шире? Киномеханик обладает способностью, которой обделены обычные смертные, разве что за исключением профессиональных волшебников и колдунов. Он вызывает тени людей, причем совершенно неважно, тени ли это живых или умерших, и по желанию публики без конца разыгрывает события, которые отделены от присутствующих и дальним расстоянием, и временем, когда они происходили. А точно ли происходили?
Кинематографический луч, направленный опытной рукой киномеханика, может проникнуть и в еще не бывшее, то бишь в гипотетическое будущее, и в не бывшее вовсе никогда, он может мучить бедные тени, беспрестанно вызывая их и неохотно отпуская на покой, чтобы в самом скором времени, когда в зале соберется очередная порция публики и начнется новый сеанс, на потребу ей снова вывести на белое полотно только что отпущенных на свободу рабов проекционного луча.
