А что же контрольные куски пленки? Они были темны! Абсолютно темны! На них запечатлена беспросветная темнота.

Когда, теперь уже в Москве, куда перебралась к тому времени Джуна, американские ученые подробно рассказывали ей о результатах эксперимента, один из присутствующих при разговоре русских ученых задал вопрос:

— А был ли эксперимент полностью корректным?

И, услышав удивленные возгласы американцев, пояснил свою мысль:

— Ни на малую толику не сомневаюсь, что сам эксперимент поставлен точно, с соблюдением всех необходимых условий. Но ведь конверты потом перевозили в другую страну! Вам пришлось пройти обязательный таможенный контроль. Не могло ли что-нибудь случиться именно на этом этапе?

Американцы ответили:

— Оба белых конверта, в которых были запечатаны по три черных конверта с отрезками фотопленки, хранились вместе. Произойди что-нибудь, пострадало бы содержимое всех конвертов. Но вы знаете, что контрольные образцы так и остались незасвеченными, в отличие от образцов, обработанных Джуной.

Аргумент признали убедительным.

В общем разговоре прозвучали слова, на которые следует обратить особое внимание: «...Не все люди обладают способностями, присущими Джуне. И лишь немногие из них могут эти способности ярко и убедительно продемонстрировать. Джуна все делает наилучшим образом и тем самым привлекает к проблеме внимание других людей... Джуна особенно ценна в том смысле, что ее возможности можно измерить. Для работы с ней годятся даже приборы, которые уже есть. Она — бесценный объект для изучения...»

Слова американца очень важны для понимания некоторых эпизодов биографии Джуны, о которых пойдет речь дальше. Да, Джуну порой использовали как объект для исследований. Использовали те же американцы. Использовали и советские ученые, хотя это вовсе не афишировалось, а исследования были полузакрытыми: Джуна работала над своими научными проблемами, попутно изучая резервы своих способностей, а в это время кто-то изучал ее феномен, решая задачи, вовсе не связанные с диагностикой и лечением заболеваний. Знала ли о том Джуна? Вполне вероятно, догадывалась. А некоторые новейшие публикации косвенно подтверждают, что она и попросту была в курсе этих исследований, где выступала не субъектом, а объектом.

Но что запечатлелось на засвеченной фотопленке? Что это за сияние? Что это за пятна, похожие на изображение пылающего солнца? Ученые, по-видимому, оставили подобные вопросы без ответа. Для них достаточно знать — фотопленка зафиксировала излучение, порождаемое руками Джуны. Значит, биополе существует. Поставленный американцами эксперимент — лишнее тому доказательство.

Но пятна имеют разный характер, разную степень интенсивности, наконец, разную форму. Одни в виде круга, а другие — сплошная белизна.

Мое толкование причин этого явления может показаться ученым наивным либо шарлатанским, однако любой человек вправе иметь собственное мнение.

В данном эксперименте руки Джуны выступали ретранслятором биополя, присущего ее телу. А недаром практически во всех развитых мистических учениях человека сопоставляют со Вселенной. Говоря языком сравнений, на фотопленке зафиксировано фотографическое изображение вселенной тела Джуны. Возможна и более сложная аналогия. Если в микрокосме (человеке) отражен макрокосм (Вселенная), почему бы в человеке — или его преображенном образе — не попытаться разглядеть, кроме общего подобия, подобие отдельных частей макрокосма?

А если на фотопленке запечатлено сияние множества солнц «микровселенной» Джуны, солнц, окруженных солнечными протуберанцами? Сплошная же белизна, заливая фотопленку в некоторых местах, не свидетельствует ли о том, что какое-то из множества солнц «микровселенной» приблизилось почти вплотную, заливая все невыносимо ярким светом?

При таком понимании отношений человека и мира делается понятным, что углубление в себя сродни погружению во Вселенную. Ясновидец вглядывается не в даль, подкручивая окуляры биноклей и подзорных труб. Он вглядывается в подсознание, сосредоточиваясь, напрягая силы, сам и мир, и прибор для отражения внешнего мира, и прибор для разглядывания этого отражения.

Рассказанное здесь способно пролить дополнительный свет на события, изложенные в главе «Глаз деревянного коня». А для мага, которым и является Джуна, особые отношения со Вселенной есть обязательное условие его существования, так сказать, родовая черта.

В тени семи холмов

Таинственный телефонный звонок

Отъезд из Тбилиси был внезапным, и даже Джуна с ее талантами провидицы не могла предугадать, что ей придется покинуть гостеприимный город, ставший для нее родным.

Она еще не ведала, что молва о ней, а главное, о ее необыкновенном даре дошла до Москвы. Про Джуну узнали самые высокопоставленные люди.

И вот неожиданный междугородный звонок. В трубке звучит женский голос, но голос не какой-нибудь секретарши или референта, а голос человека, который чувствует за собой большую власть и потому говорит веско, понимая, что слова его будут подкреплены его положением. Голос поинтересовался: «Может ли Джуна вылечить Леонида Ильича Брежнева?»

Джуна не только опешила от резко поставленного вопроса, она попросту ничего не ведала о брежневской болезни. Что, собственно, требуется лечить? Ей намекнули, когда придет пора, Джуне все подробно объяснят.

Джуна, может быть, и позабыла бы о загадочном звонке, тем более никаких известий из столицы не поступало. Но ох уж эти телефонистки! Любят они быть в курсе чужих дел, а потому не держат язык за зубами, рассказывают подругам о том, что слышали, а те рассказывают своим подругам. Так слухи расходятся по городу. И весь Тбилиси шумел: Джуну вызывают лечить Брежнева.

И вот другой звонок, не междугородный, но сделанный по телефону, номер которого вызывал во многих трепетное благоговение. Звонил сам Председатель Совета Министров Грузии. Он был очень любезен и непреклонен — на сборы времени почти нет. Поступил приказ свыше. Надо лететь в Москву. Правительственная машина придет к определенному часу. С собой захватить самое необходимое...

Слухи распространяются быстро, даже если телефонистка и не в курсе дела. Но по тревожным разговорам по телефону друзья узнали о том, что Джуна срочно уезжает. Они стали собираться у нее в квартире. А вскоре каким-то образом об отъезде Джуны узнали и ее соседи по двору.

Когда на другой день правительственная машина подкатила к подъезду, людская толпа окружила ее. Всем хотелось получить ответ на вопрос: куда увозят Джуну? И едва она вышла из подъезда с сыном на руках, в толпе запричитали и даже заплакали. Но время пришло. Она улыбнулась этим милым и добрым людям, понимая, что обратно сюда уже не вернется.

Спустя годы Джуна вспоминала об этом отъезде так. Брежневу нужно было вылечить челюстные связки, что-то с ними случилось. Потом выяснилось — произошел разрыв. «Словом, когда я сказала, что готова помочь, мне дали сутки на сборы. А у меня Вахо полтора годика. Но кто бы стал меня слушать? Приказ!..» Взять можно только сына. А муж, что он мог сделать, тем более любви не было, по крайней мере со стороны Джуны. Джуна говорит о его поведении тогда: «Он отдал меня. Как коммунист не мог не подчиниться. Родина требует! Я улетела без него — с маленькой сумкой и маленьким сыном».

Прибывшую в аэропорт машину окружила милиция. Джуне помогли выйти, сказали, что билеты уже куплены и пора идти на посадку. Ни на какие вопросы Джуны ее провожатые не отвечали. Или отделывалась фразами, что все обойдется хорошо.

Ребенку во время полета стало плохо. Сама Джуна плакала. Да и все эти неожиданности, недоговорки, внезапные решения не нравились ей, вселяли в нее тревогу.

В московском аэропорту ее встретили. Прямо на взлетную полосу подкатила правительственная машина. Встречающий сказал, что их уже ждут. И действительно, их отвезли в гостиницу «Москва» и устроили в одном из лучших номеров.