Волшебница она или маг? О том в священном тексте не сказано ни слова. Возможно, потому, что само понятие «маг» там не употребляется (хотя библейский Соломон считается именно магом), или потому, что среди магов не упоминаются женщины.
Объясняется это разными причинами: отсутствием женской формы слова «маг», положением женщины в истории.
Но какая-то загадка в этой истории, несмотря на внешнюю и полную досказанность, существует. Почему Саул приказал слугам отыскать именно волшебницу-.женщину? Если ее прорицания столь известны, тогда отчего она не подверглась изгнанию подобно другим? Может, ее дар был принципиально иным? Может, она была из генерации магов и вызывала тени, как вызывает опытный киномеханик бесплотные тени на полотно экрана?
Маг-женщина... Женщина - киномеханик....
Два очень далеких понятия, даже составляющие которых не сочетаются между собой, а уж тем более сами понятия!.. А все-таки вчерашняя школьница решила стать не педагогом, не библиотекарем, не продавцом, даже не артисткой, а киномехаником! О чем-то свидетельствует этот выбор.
Итак, Джуна отправилась в Ростов поступать учиться на киномеханика. Как жила она в эти годы? Тот, кто был студентом, может легко догадаться. Студенческая стипендия и до сих пор такая — не разгуляешься. А в прошлом она была и вовсе скудной. И если некому помочь, некому подкинуть хоть немножко денег — сиди впроголодь.
Студентам памятен первый день получения стипендии. Если ты человек не экономный или не наделен железной волей, тратится почти вся полученная сумма. Наешься от всей души, так что на еду глаза уже не смотрят. А с завтрашнего дня и до следующей стипендии сиди без денег. Основная пиша — чай и хлеб.
Но если студенту можно обойтись самой скудной пищей, в основном налегая на хлеб духовный, то без одежды никак нельзя. А уж привлекательной девушке красивая одежда просто необходима. Где ее взять? К счастью, Джуна всегда была неприхотлива в быту, а потому и не слишком обращала внимания на такие мелочи. За модой не гналась. Одевалась в то, что мастерила себе сама.
В те времена в моду вошли короткие платьица. Такие платьица шила и Джуна. Шила из того, что попадется под руку. Когда хозяйка, у которой она жила в Ростове, подарила ей свою старую одежду, то-то была радость! Джуна разрезала ее на куски, они и пошли на платье. Порой доставались и другие старые рубашки и платья. Денег было в обрез, приходилось подрабатывать, в том числе и стиркой. Отсюда и старая одежда, подаренная жалостливыми клиентками.
Но если платье можно смастерить самой, были бы фантазия и вкус (несмотря на всю буйную художественную фантазию, Джуна предпочитала одежду строгую и по сей день не изменила своим пристрастиям, хотя носит теперь вещи от самых прославленных мастеров), обувь самой не смастерить.
Единственные босоножки приходилось беречь. Джуна шагала, легко касаясь ростовской земли, не только потому, что у нее была летящая походка. Кто мог догадаться, что причина тому и обыкновенная экономия? Ступай полегче, и обувь прослужит долго, будет меньше стаптываться.
Но босоножки босоножками, а чаще всего ходила Джуна босиком. Ну и что же, что Ростов большой город? Приличия и запреты каждый создает для себя сам. Как ни странно, горячий, почти раскаленный ростовский асфальт щадил ее ноги, не обжигал, мягко согревал, будто делился теплом. А вдруг и впрямь делился? Вдруг этот материал ощущал, что ступает по нему не совсем обыкновенный человек? Кто знает.
Босоногая, стройная, радостная, бродила она по улицам Ростова. И только перед зданием техникума останавливалась. Из целлофанового пакета извлекалась влажная тряпка, которой протирались ступни, а из сумочки — с величайшей бережностью — босоножки, которым не было цены, ибо они являлись единственными. Остальной гардероб составляли несколько сшитых собственноручно платьев, а также юбки и блузки и единственный плащ Такой она была в Ростове, такой приехала и в Тбилиси, когда получила новенький скрипучий и сильно пахнущий краской диплом.
Город сердца и город судьбы
Дом, в котором спят на столе
Тбилиси воспет неоднократно разными поэтами на разных языках.
Кавказ всегда привлекал своей загадочностью. Стоит подумать о нем, и голова кружится от переполняющих ее мыслей. Волшебные места, где действительность переплетается с легендой, где история не скучная наука, а реальность, как реальны обступившие со всех сторон горы.
Здесь, возможно, и до сих пор томится прикованный к скале по приказанию Зевса мятежник Прометей и орел неукоснительно прилетает, чтобы выклевать его печень. И так каждый день из века в век. А что для героя страшнее обыденности и рутины? Зломысленный Зевс отлично знал, как страшнее всего наказать героя, и до сих пор не отменил своего наказания. Подними лицо, взгляни в небеса. Видишь кружащего в голубизне орла, может быть, это тот, который исполняет суровый Зевсов приказ. Давно нет Зевса, но кружит в небесах орел, и томится скованный, оставленный всеми, кроме орла, Прометей.
Смотришь на Кавказские горы и вспоминаешь, что именно здесь к Арарату, едва возвышавшемуся тогда над водой, пристал библейский ковчег. Так спасся от гибели мир, так выжили люди и животные. Им была оказана высшая милость.
Стоял типичный тбилисский сентябрь, и солнце жгло, правда уже чуть-чуть умерив свой пыл.
Джуна шагала по городу, полюбившемуся ей с первых минут. Разглядывала улицы и переулки, сутулые, словно люди, присевшие сыграть партию в нарды, да так и застывшие, увлеченные интересной игрой. Видела дома с балконами, обвитыми виноградными лозами. Осенний Тбилиси, будто нарушая все законы природы, делается ярче, красочнее. Летняя зелень и солнечное белое марево сменяется светло-коричневым, оранжевым, лимонным.
Здесь ей предстояло жить и работать. Диплом выдан, направление выписано. И она — свободная, повзрослевшая, одинокая посреди огромного и шумного города. Ей еще придется привыкнуть и к утренним выкрикам торговцев, и к эмоциональной грузинской манере говорить, когда кажется, что люди яростно спорят и даже ссорятся, а между тем это мирно беседуют знакомые, причем не видевшие друг друга лишь со вчерашнего вечера, но сколько нужно друг другу рассказать, жизнь полна новостями.
Джуна знает по-грузински всего несколько слов и потому пока не может сама вести такую беседу. Да и не с кем. В необъятном Тбилиси у нее нет ни единого знакомого.
Значит, для начала следует отправиться туда, где ей могут помочь найти работу, — в Министерство культуры, ведь теперь и она культработник, умеет обращаться с кинопроекционным аппаратом, заряжать новую катушку с лентой, прислушиваться к работе движка. Джуна отправилась на проспект Руставели.
В министерстве встретили ее любезно, мило поговорили и пообещали работу — кинотеатру «Комсомолец» как раз требовался киномеханик. Но работа будет не раньше, чем через три дня.
Что же делать? Сказать напрямую этому ухоженному, явно следящему за своей внешностью мужчине, что у нее очень мало денег? А ведь кроме еды ей требовался и ночлег. Джуна решила промолчать. Посчитала, что посвящать постороннего ей человека в собственные заботы нехорошо. Она попрощалась и ушла.
А проспект Руставели, который скоро сделается таким родным и близким, не обращал внимания на чужачку. Главная улица города жила своей жизнью. Туда-сюда сновали машины, двери домов и гостиниц распахивались, чтобы пропустить внутрь людей. Из многочисленных кафе выпархивали легкие облачка изумительных ароматов и плыли по воздуху.
Джуна так хотела есть, что вошла в первое подвернувшееся кафе. Оказалось, что оно принадлежит знаменитой гостинице «Интурист». В другое время тратить тут последние деньги она бы не стала, но сейчас не могла пересилить себя. Заказала что подешевле, забилась в дальний угол. По студенческой привычке она съедала все, что на тарелке, однако не хотела, чтобы кто-нибудь, пусть случайно, увидел это. Стыдилась.
