Он приедет туда, разыщет ее родителей и станет ждать. Он попросит их в письмах упомянуть некоторые фразы из ее записки. И она примчится домой. А его найдет КЮРЕ… Ничего, что-нибудь придумаем. Надоели размышления, доводы и контрдоводы. Черт, может разыскать ее сейчас и уехать вдвоем? Римо подождал, пока сгорит последний клочок бумаги, и направился к выходу, но случайно налетел на дверь. Черт с ней, наткнуться на дверь может каждый.

Римо устал, очень устал. Его утомляло солнце, его утомляла ходьба. Он спотыкался. Слишком долгим и слишком сильным было напряжение, и силы были на исходе. Он покрылся потом, настоящим потом от послеобеденной жары. Он еще раз споткнулся.

Подняв глаза, Римо увидел перед собой офис Брюстера. Он отдохнет там немного, а потом уйдет. В дверях стояла Стефани, но разговаривать не было сил. Он хотел погладить девочку по голове, но необъяснимым образом промахнулся и во весь рост растянулся на ковре из шкуры белого медведя. Он подполз к кушетке и, подтянувшись, устроился на ней. Вокруг все плыло куда-то в прохладе кондиционированного воздуха.

Потом наступил сон. Глубокий, как обморок. И видения.

Чиун, его престарелый учитель-кореец, говорил: «Не преступай эту черту. Не преступай эту черту. Не преступай эту черту.»

Звучали и другие голоса, восточные. А Чиун, обращаясь к ним, говорил, чтобы они не смели приближаться, пока Римо не перешел черты. Чиун был в черном кимоно, голова обвязана черной ленточкой; он знаками приказывал Римо идти в особую комнату и оставаться там. Оставаться там, пока все не уладится. Чиун с ним посидит. Римо слишком долго и напряженно работал. Пусть Римо войдет в эту комнату, а Чиун посидит с ним и они поговорят.

А так как Римо сейчас не был занят ничем серьезным, а всего лишь умирал, то он решил пойти туда, где ждал Чиун. Умереть всегда успеется. Это говорит Чиун? Странно, ему казалось, что это он, Римо, говорит. Но говорил Чиун. Римо, если пожелает, может умереть потом, умереть в любое время. Ты обещаешь? Чиун обещал.

И Римо вошел. Там, в комнате, было очень холодно, а у Чиуна был суровый и строгий вид. Он пришел, чтобы спасти Римо, а не чтобы его наказать.

– Но ты же обещал, что я смогу умереть?

– Ты не должен умирать.

– Я хочу умереть.

– Нет. Не имеешь права, потому что твоя жизнь драгоценна.

– Оставь меня я покое. Я хочу умереть. Ты обещал.

– Пока ты здесь, Римо, тебе не позволят умереть.

– Ты лжец!

– Да, я обманул тебя. Тебе больно?

– Да.

– Я здесь, с тобой и сделаю тебе еще больнее. Будет страшно больно.

– Не хочу, пожалуйста, не надо!

– Ты умираешь, но я не дам тебе умереть, Римо. Я приготовил эту комнату, чтобы ты не умер. Поэтому мы готовили ее вместе. Твою комнату, Римо. Здесь твоя молодость. За три месяца без минуты отдыха ты прожил целую жизнь. Ты старик, Римо. Все, что ты получил, благодаря стараниям и силе воли, все это у тебя отняли, ибо ты слишком долго этим пользовался. Займемся фокусами. Проделаем фокус вместе. Зажги огонь. Горячий. Жаркий. Мы пробежим сквозь огонь. Весь фокус в огне. Вперед. Да, он жжет, но все равно – вперед. Я буду рядом. Давай. В огонь!

И его стали поджаривать живьем, Римо охватила нестерпимая вспыхивающая боль, сжигающая плоть. Языки пламени жгли ступни и лизали ноги, а затем, с шипящим ревом охватили все тело.

И Римо Уильямс оказался в офисе Брюстера с кондиционированным воздухом. Он что-то кричал, а рядом стояла испуганная Стефани Брюстер. В воздухе витал слабый аромат жасмина. Холод заставил Римо содрогнуться. Что это, игра воображения, или он не до конца проснулся? В комнате пахло горелым мясом.

Римо потер лоб, и в глаза что-то посыпалось. Это были сгоревшие брови – белая зола, рассыпающаяся на пальцах.

Испуг оставил Стефани, и она захлопала в ладоши.

– О, еще разок! Еще! Как здорово.

– Что? – спросил Римо.

– Я не знала, что вы волшебник.

– Какой волшебник?

– Вы лежали с закрытыми глазами, а потом вдруг вспыхнули, как электрическая лампочка. Как звезда. Слишком необычно. Нет, так сказать нельзя. Не бывает слишком необычно. Просто необычно.

– И долго я здесь лежал?

– Ну, хотя у меня нет секундомера, я предполагаю, что две или три минуты. Когда вы вошли, то выглядели очень усталым, а потом вы упали, и у вас были холодные руки. Я подумала, что у вас инфаркт. Но я не знала, что вы волшебник.

– Да, детка, бывает. Послушай, я тороплюсь. Скажи папе, что я уезжаю в отпуск и, возможно, обратно не вернусь, потому что мне здесь слишком трудно. Ладно?

– Я лучше запишу, – сказала Стефани.

Неловкими шестилетними пальчиками она поводила карандашом по бумаге. Получилось что-то вроде плетеной веревки.

– Я перефразирую ваши слова, – объяснила она, глядя на листок, содержащий половину какого-то слова. – Чувство несоответствия заставило Римо Пелхэма уйти в отставку.

– Правильно. Умница!

– Ну?

– Что ну?

– Разве вы не поцелуете меня на прощание?

И Римо Уильямс поцеловал Стефани Брюстер, а она сморщила носик, объяснив, что у него горячее лицо.

– Вот так-то, детка, – сказал Римо с легким сердцем и отправился на встречу в Дейтон. Пересушенная одежда потрескивала на теле. Ждать в Израиле возвращения домой агента? Он хмыкнул. Ему из Чикаго-то не удастся вырваться. Да, маразм есть маразм.

Тело болело, как от сильного солнечного ожога, но болело по-доброму. Легко дышалось, ноги двигались сами собой. До чего прекрасно жить! Он пожелал Деборе всяческого добра и решил, что у нее все будет хорошо. Она, в конце концов, была везучей. Второзаконие принесло бы ей смерть. Да.

Ему захотелось перечитать записку еще разок. Но ее поглотило пламя. Он отдохнет, развеется в Дейтоне, с кем-нибудь переспит, а через пару недель потихоньку примется за дела. Может быть, ему пришлют Чиуна для тренировок. Это будет полезно.

От коттеджей ехал автомобиль «скорой помощи». Это не Рэтчетт. Его дом в другой стороне.

Значит, «скорая» везет кого-то другого.

Машина притормозила, и полицейский, сидящий на переднем сидении, окликнул его:

– Это вы Пелхэм?

– Да, – сказал Римо.

– Вы отвечаете за охрану и безопасность? Надо бы встретиться в морге и поговорить.

– Да я вроде как занят, – сказал Римо, но увидев изумленное лицо патрульного, понял, что сморозил глупость. – Я должен сперва кое в чем разобраться. Давайте, встретимся позже. У меня был тяжелый день.

– У нее тоже, – сказал патрульный, кивнув головой назад, на медицинский отсек автомобиля. – Еще одна передозировка наркотика. Второй случай за месяц. Я думал, что у вас тут башковитый народ, а не наркоманы. Слушайте, вам придется зайти в морг, потому что мы должны кое-что сверить с ФБР. Эй, а что у вас с лицом?

– Слишком близко подошел к огню.

– Ага. Подождите. – Он обратился к водителю: – Погоди минуточку.

Полисмен вышел из машины и, подойдя поближе к Римо, так чтобы не услышал шофер, заговорил доверительным тоном:

– Послушайте, что бы там ни говорили, но ФБР из кожи вон вылезет, чтобы присвоить все заслуги себе. Вы понимаете, что я имею в виду?

Римо кивнул.

– Они велели прислать вас в морг, если мы вас повстречаем. Я знаю, чего они хотят: увести вас подальше от фотографов. Они собрались на поле для гольфа, где мы и обнаружили тело. Черт с ними, с ФБР. Вы офицер по безопасности. Если поспешите, то найдете там репортера. Вы меня понимаете. Они приехали сюда, чтобы кого-нибудь арестовать или что-нибудь в этом роде, но мы вполне можем сделать это сами, И уж так они себя приятно ведут, как будто вовсе не хотят присвоить себе всю славу. Понимаете?

Римо кивнул.

– Как мы будем выглядеть? А вы? Вы же отвечаете за безопасность. Мы с вами в сумме получаем меньше, чем каждый из этих ублюдков в отдельности. Верно? Мы имеем одно – уважение. Правильно?

Римо кивнул и сказал:

– Я хотел бы взглянуть на тело.

– Она была доктором. Представляете? Врач-наркоман и смертельная доза. Ну и команда придурков! Слушайте, приятель, поосторожнее с газовыми горелками. Вы выглядите ужасно.