«И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: «Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь».

На первый взгляд история кажется фантастической и неправдоподобной. Приспособления, которые двигаются под парусом посуху, были сконструированы современными инженерами, и поэтому мы знаем, что на самом деле такой способ передвижения вовсе не прост. Дорога должна быть идеально ровной, корпус – легким, подшипники – крепкими. Ничего такого у Олега быть не могло. Крушение армады сухопутных лодей должно быть неизбежным – они никуда не смогли бы двинуться.

Но все-таки, как ни странно, история, рассказанная древнерусским летописцем, скорее всего правдива. Дело в том, что спустя 500 лет после описываемых событий турки-османы взяли город точно таким же способом. Они подвели под днища судов специальные повозки с литыми колесами, при помощи быков вытащили свои корабли на берег и по деревянным рельсам перевезли около 70 судов в бухту. Моноксилы были гораздо легче, русские воины частенько переносили их по суше (делать это приходилось, например, во время движения по Днепру, русло которого изобилует порогами). Перевезти их на катках через мыс было гораздо проще, чем большие турецкие корабли XV века. Если ветер был попутным, то во время перетаскивания могли быть подняты паруса – все-таки подспорье.

Греки запросили мира. Олег взял с них дань (по 12 гривен на каждого участника похода, а сверх того особые суммы для славянских городов, подвластных Олегу), «знаменуя победу», повесил на вратах Царьграда свой щит и заключил с греками чрезвычайно выгодный торговый договор, согласно которому русские купцы, прибывавшие в город с верительными княжескими грамотами, пользовались серьезными привилегиями: могли вести беспошлинную торговлю и получать от властей Константинополя месячное содержание. Любопытно, что среди прочих благ победители выговорили себе право бесплатно посещать городские бани.

Когда сын Рюрика князь Игорь вырос, он стал продолжателем дела своего великого родича Олега. Правда, устроить поход на Константинополь он собрался только на склоне лет – в 941 году. До этого момента Игорь был слишком занят делами более насущными – удержанием в повиновении покоренных племен и борьбой с новыми кочевниками печенегами. В летописи большая часть лет правления Игоря оставлена книжником без комментариев: это была обыденная княжеская работа. Но, подойдя к 60-летнему рубежу, Игорь решил все-таки исполнить «главную варяжскую мечту» – сходить на Константинополь. И… потерпел сокрушительное поражение. Поход, начинавшийся вполне удачно, наткнулся на отчаянное сопротивление греческой армии. Более же всего пострадала Русь во время морского боя с византийским флотом. Корабли противника были вооружены так называемым греческим огнем. «Греческий огонь» – это боевая установка, состоявшая из деревянной или металлической трубы, оборудованной поршнем и соплом. В трубу наливалась сырая нефть (возможно, вперемешку со смолой). При нажатии на поршень нефть струей била через сопло, ее поджигали, и получалось что-то вроде огнемета. Для деревянных кораблей это была верная гибель, ведь нефть нельзя потушить водой. Нефть горит даже тогда, когда растекается по водной поверхности. Так что, выпрыгнув с борта в воду, команда пораженного корабля попадает из одного огня в другой.

«Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне. «Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Но не нужно думать, что жестокое поражение и технические чудеса остановили старого князя. Сразу по возвращении он принялся готовить новый поход. На подготовку ушло три года. Игорь создал большую коалицию.

«В год 6452 (944). Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя. Услышав об этом, корсунцы послали к Роману со словами: «Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли». Также и болгары послали весть, говоря: «Идут русские и наняли себе печенегов». Услышав об этом, царь прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани».

Таким образом, Игорь оказался перед выбором: воевать дальше или просто взять предлагаемую дань. За советом князь обратился к дружине, ведь дружинники были не только «мужами хоробрствующими», но и «боярами думающими». Дружина склонила выбор к более прагматическому варианту:

«Сказала же дружина Игорева: «Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть». Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси».

Все-таки великий русский историк С.М. Соловьев был не вполне прав, когда назвал Игоря «воином неотважным, князем недеятельным, вождем дружины корыстолюбивым». Его судьба, конечно, оказалась не такой яркой, как судьба его предшественника, – смерть в древлянском плену действительно лишена героического ореола, – но Игорь был прагматиком. Он сохранил державу Олега, он взял-таки дань с Константинополя – сделал все, что было нужно. И погиб как воин.

Кампания 944 года была последней удавшейся попыткой нападения на Царьград. Но все-таки наибольшую угрозу для Византии представляли походы сына князя Игоря – Святослава.

Святослав не просто жаждал добычи. Он стремился обосноваться в непосредственной близости от имперских границ, в Болгарии. Если бы ему это удалось, вне всякого сомнения, логика борьбы потянула бы его в глубь имперских территорий.

Летописец характеризует Святослава как совершенного воина и настоящего рыцаря:

«В год 6472 (964). Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус (гепард), и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими же были и все остальные его воины. И посылал в иные земли со словами: «Иду на вы» (т. е. «Хочу на вас идти»)».

Святослав положил конец существованию Хазарского каганата, взяв в ходе похода 965 года хазарский восточный форпост – крепость Белую Вежу (Саркел), столицу каганата Итиль, а также разгромил ясов и касогов (предков осетин и абхазцев), состоявших, как можно предположить, в союзнических отношениях с повергнутой Хазарией.

После падения каганата Киеву были переподчинены хазарские данники, прежде всего славянское племя вятичей. Важным результатом названного похода стало включение в орбиту власти русских князей Тмутаракани – города, располагавшегося на севере Таманского полуострова, в районе Керченского пролива. Город этот был стратегическим пунктом, позволявшим контролировать византийские владения в Северном Причерноморье.

Перебив решительно всех, кто только встретился ему в регионе, Святослав рисковал остаться без занятий. Но спасти ситуацию ему помогли византийцы. У константинопольского императора шла затяжная война с болгарами. Святослав включился в нее, сначала на стороне Византии как наемник, а затем и в собственных интересах. Князь планировал сделать Болгарию своей новой страной. Однако план этот не удался. После тяжелейшей битвы под Доростолом в 971 году Святославу пришлось покинуть дунайские территории. На обратном пути он погиб от рук печенежского хана Кури. Если читателя заинтересует судьба Святослава и его эпоха, советуем обратиться к книге Льва Прозорова (Озара Ворона) «Святослав Хоробре. Иду на вы!».[7]