И хотя Римо знал, что сейчас произойдет, он не успел остановить руку Чиуна, метнувшуюся к окну. Выбитый стальным указательным пальцем кусочек стекла площадью в квадратный дюйм с приглушенным звоном вылетел наружу. Чиун с довольным видом прильнул к отверстию и сделал глубокий вдох.

– Я нашел способ открыть его, – сказал он.

– Да, я вижу. Прими мои поздравления.

Чиун поднял ладонь.

– Пустяки!

К их столу подошла официантка, темноволосая смазливая девица в мини, которую интересовал не столько заказ, сколько то, кто они такие и что здесь делают.

– Мы – Чих и Чон, отдыхаем от кабинетной работы, – сказал Римо.

– Ага, – ответила она, перекатывая жвачку во рту. – А я Ширли Маклейн.

Чиун искоса взглянул на нее.

– Нет, вы не Ширли Маклейн, – сказал он, решительно покачав головой. – Я видел ее по волшебному телевизионному ящику, вам не хватает ни ее манер, ни ее простоты.

– Эй, поосторожней на поворотах, – сказала официантка.

– Он хотел сказать, – нашелся Римо, – что вы гораздо более сложная личность и не тратите время на всякие ритуальные любезности и ужимки, предпочитая симфонию правды и прямоты.

– В самом деле?

– Конечно, – сказал Римо. – Мы заметили это сразу, как только вошли. – Он улыбнулся девушке и спросил: – Ну а теперь скажите, какой сок есть у вас там, на кухне?

Она ответила на его улыбку:

– Апельсиновый, грейпфрутовый, лимонный, томатный, морковный, из лайма, из сельдерея.

– Не могли бы вы принести нам два больших стакана морковного сока с сельдереем? – спросил Римо.

– Сок долголетия, так?

Чиун сидел с обиженным видом.

– Да, – сказал Римо. – Последняя новинка. Помогает думать в темноте.

– Вот это да! – воскликнула официантка.

– Только без льда, – добавил Римо.

– Хорошо. Сейчас.

Когда она ушла, Римо упрекнул Чиуна:

– Я же пообещал отвезти тебя в Бруклин, когда все останется позади. Веди себя более цивилизованно.

– Постараюсь дорасти до высокого культурного уровня вашей страны и впредь не разражаться симфонией правды и прямоты.

Но Римо уже не слушал его. Его глаза были прикованы к только что вошедшей компании, проследовавшей по залу мимо стойки бара к коридорчику, ведущему в глубь здания. Компания состояла из троих парней, этаких заурядных бомбометателей, мало чем отличающихся от остальных обитателей Виллиджа. То же самое можно было бы сказать и о вошедшей с ними девице, если бы ею не была Джоан Хэкер. Обтягивающие джинсы, тонкий белый свитер, большая красная шляпа со свисающими полями, на плече висела черная кожаная сумка. Джоан с решительным видом шествовала позади парней. Чиун повернулся и посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Римо.

– Это она?

– Да.

– С ней надо держать ухо востро, – сказал Чиун.

Девушка скрылась в коридоре, и Римо вопросительно посмотрел на Чиуна.

– Почему? Она просто пустышка.

– Все пустые сосуды одинаковы, – сказал Чиун. – Но в один можно налить молоко, а в другой – яд.

– Спасибо, – сказал Римо. – Теперь все ясно.

– Пожалуйста, – сказал Чиун. – Рад, что смог быть тебе полезен. Во всяком случае, будь осторожен.

Римо был осторожен.

Он был осторожен, когда спросил официантку, где находится мужской туалет, хотя и знал, что он находится в конце зала; когда оглядывал зал, чтобы удостовериться, что за ним не следят; когда шел по коридору и поднимался по ступеням наверх.

Он был осторожен, когда оказался перед дверью комнаты и напряг слух, пытаясь не пропустить ни единого слова Джоан Хэкер.

Это не составляло особого труда, поскольку гениям надвигающейся революции не пришло в голову до конца закрыть дверь комнаты, и Римо имел отличную возможность наблюдать за ними сквозь щелку.

В комнате было с дюжину человек. Все они на корточках сидели на полу, восемь мужчин и четыре женщины, только одна из них стояла – Джоан Хэкер.

Все внимание было приковано к ней, словно она была Моисеем, несущим скрижали с гор. Чувствовалось, что она упивается обращенным к ней вниманием: в Пэттон-колледже никто не желал ее слушать, здесь же она ощущала себя пророком.

– Теперь вы знаете, в чем состоит план действий, – сказала она. – Никакие отступления от него не допускаются. Он разработан на самом верху, руководителями революционного движения. Если каждый из вас выполнит свой долг, план увенчается успехом. И когда будет написана история расцвета «третьего мира», ваши имена засияют в ряду имен великих творцов истории.

Тираду эту она произнесла не слишком уверенно, и Римо сразу же понял, почему. Это были чужие слова, которые она выучила наизусть и теперь с важным видом повторяла.

– У меня вопрос, – спросила одна из сидевших на полу. Это была тощая девица с выступающими вперед зубами, в несуразном белом свитере.

– В соответствии с новым порядком вопросы разрешаются, – сказала Джоан.

– Почему речь идет о Тетерборо? – спросила девица. – Почему не аэропорт Кеннеди или Ла Гардия?

– Потому что прежде, чем побежать, мы идем. Потому что мы должны продемонстрировать свою силу. Потому что так приказано, – ответила Джоан.

– Но почему?

– Потому! – крикнула Джоан. – Вот почему. Вопрос непродуктивный. Либо вы беретесь выполнять свою задачу, либо нет. Я не люблю вопросов. Наши лидеры не любят вопросов. Всю жизнь мне задают вопросы. Я больше не намерена на них отвечать, потому что то, что правильно – правильно, независимо от того, понимаете вы или нет. – Она со злостью топнула ногой.

– Она права, – сказал кто-то из присутствующих. – Вопросы непродуктивны, – тем самым давая понять, что он на стороне Джоан, а не девицы с выступающими вперед зубами.

– Конечно непродуктивны, – поддержал его другой.

– Долой непродуктивность! – выкрикнул третий.

Джоан Хэкер просияла.

– Теперь, когда все согласны, – она сделала ударение на слове «все», – давайте направим всю нашу революционную энергию на выполнение своего долга в борьбе против фашизма.

Все закивали и стали подниматься. Римо отпрянул от дверного проема.

В комнате началась толчея, все разом о чем-то говорили. Убедившись, что из комнаты нет второго выхода, Римо спустился вниз по лестнице.

Вернувшись в зал, Римо заметил, что Чиун наблюдает за ним в зеркало. Чиун тут же приник к дырочке в стекле и, когда Римо подошел к столику, принялся судорожно втягивать в себя уличный воздух.

Римо, знавший, что Чиун может целый год просидеть без воздуха в бочке с солеными огурцами, сказал:

– Знаешь, чем ты дышишь? Пиццей, сырыми моллюсками и пахлавой.

Чиун отодвинулся от окна.

– Пахлавой? – переспросил он.

– Ну да. Готовится паста из тертого миндаля и фиников. Потом берется большая миска меда, немного сахара и…

– Ну довольно, – сказал Чиун. – Лучше я подышу здешним воздухом.

Римо поднял глаза и увидел группу молодых людей, расходившихся после собрания. Он подвинулся на краешек скамейки, приготовясь встать, как только увидит Джоан. Она вышла последней спустя минуты три. Римо вскочил и задержал ее в дверях.

– Ты арестована, – прошептал он ей на ухо и улыбнулся, когда она, вздрогнув, обернулась и узнала его.

– А, это ты? – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

– Выполняю спецзадание библиотеки Пэттон-колледжа.

Она хихикнула.

– Я здорово потрудилась над книжками, правда?

– Да. Если откажешься выпить со мной, я тебя арестую.

– Хорошо, – сказала она, снова превратившись в революционного лидера. – Но только потому, что я этого хочу. Я должна кое-что сказать тебе, но не могу вспомнить, что именно.

Он подвел ее к столу и представил Чиуну, который обернулся и кисло улыбнулся ей.

– Извините, что не встаю, – сказал он. – Но у меня нет сил. Ничего, что я снова нарушаю этикет, Римо?

Джоан грациозно кивнула старику и на мгновенье задумалась, что делает здесь Римо с этим представителем «третьего мира» и кто Чиун – китаец или вьетнамец, но тут же выбросила из головы эти вопросы как недостойные революционного лидера.