– Увела парня у лучшей подруги, и это называется «ничего не сделала»? Ты – жалкая голодранка и всегда ею была, тебе нравится подбирать объедки. Ты только объедков и заслуживаешь. Забирай себе этого неудачника! Я тебе его дарю, плевать я на него хотела! И в постели он ни на что не способен!
Гудки.
– Она сказала, что ты ни на что не способен в постели, – удивленно смотрю на Риккардо.
– Вот зараза, да она три раза кончила!
– Ты с ней спал? – Глаза у меня вылезают из орбит.
– Что я, не человек?! Если она липнет, как тут устоять?
– Все вы из одного теста сделаны! Все реагируете одинаково! У вас в штанах что, взбесившийся шланг, который из рук вырывается? Ну почему вы, мужчины, вечно кобелируете направо и налево?
– Кобелируем?
– Да, в общем, ты понял. Вы не можете просто сидеть на диване, обнявшись, вам этого мало! Смотреть на закат или читать книгу? Нет, вам всегда и везде нужно кого-нибудь трахнуть. Не понимаю, может, вами яйца управляют?
– Эй, минуточку! Я не из тех, кто трахается напропалую. Ты прекрасно знаешь, почему с Барбарой так вышло, – она меня соблазнила.
– Ну да, затащила тебя в кровать? Может, еще и изнасиловала? А прежде подмешала что-нибудь в твой стакан? Сказала тебе, что это ее последнее, предсмертное желание? Вот видишь, какие вы сговорчивые!
– Ты сильно ошибаешься, и, потом, почему ты все время говоришь во множественном числе? Что за обобщение? Тебе нравится, когда тебе говорят «вы, женщины, все такие»? Я не такой, как все, и ты это знаешь.
– Ты постоянно говоришь «вы, женщины». Все вы одинаковы, исключений я не встречала!
– Все, хватит, я пошел спать на диван. Только три часа, как мы вместе, а ты меня уже разозлила!
– С тех пор как ты здесь, ты всегда спал на диване! Интересно, где ты сегодня собирался спать?
– Как «где»? С тобой, конечно же!
И он уходит, тоже хлопнув дверью.
У меня раскалывается голова.
Не могу уснуть, ворочаюсь в постели, через час понимаю, что бесполезно, включаю свет.
Я в бешенстве. Не могу поверить, может, это эпидемия? Хватит, не хочу никакого секса, лучше стану монашкой-затворницей и всю жизнь буду ходить в черных одеждах. Слышу, как поскрипывает в гостиной диван, – значит, Риккардо тоже ворочается, как и я.
А если они там кувыркаются с моей сестрой?
Боже, что я говорю? Как мне в голову могло прийти такое, я же не Сара!
Надо проветрить мозги.
Слышу, как хлопает входная дверь.
Потом – дверь подъезда.
Смотрю в окно и вижу на тротуаре Риккардо – он закуривает, идет прочь.
И в ту же минуту получаю эсэмэску: «Жду завтра в конторе. Пожалуйста. Не уходи».
На следующее утро лежу в постели и жду, пока все уйдут.
Не пойду я никуда, пропади все пропадом.
Около десяти звонит Андреа.
Ну и пусть звонит.
Снова это ощущение, о котором я говорила: если он ищет меня, я чувствую, что он мне не нужен, а если не ищет – я лечу в пропасть. Ситуация для меня новая и тревожная, наверное, такие ощущения испытываешь наутро после ядерной бомбардировки, оказавшись в совершенно другом мире: я рассталась с Андреа, вдрызг разругалась с Барбарой, сошлась с Риккардо и решила уволиться с работы.
Что еще сделать? Стать вегетарианкой?
Надо как можно скорее найти новое место, скажем так, надо найти настоящую работу, какую-то цель, то, что даст мне возможность самореализоваться в ожидании мужчины, который действительно меня полюбит, с которым можно создать семью.
Да, это старомодно, но что я могу поделать? Я не представляю себе жизни в одиночестве, что угодно сделаю, лишь бы не чувствовать больше затылком холодное дыхание тишины.
Почему-то захотелось позвонить маме.
Все-таки только она по-настоящему знает меня.
– Привет, мама.
– Кьяра, у тебя все в порядке?
(Ну и нюх!)
– У меня был грипп, потом стало лучше, я сходила на работу и теперь снова лежу с температурой.
– Это рецидив, так бывает, и, потом, такая жара… А как Сара? Она успокоилась?
– Пожалуйста, не говори ей, что это я тебе сказала, хотя кто, кроме меня, может быть в курсе… в общем, Сара и Лоренцо расстались!
– Правда? Ты хочешь сказать, что она и его довела?!
– Вот именно!
– Вся в отца! Только не говори ей, что это я тебе сказала, – смеется мама.
– Я всегда это подозревала. А ты как?
– Как обычно, сижу одна, ты же знаешь. Может, придешь ко мне?
– А если я тебя заражу гриппом?
– Дети ничем не могут заразить родителей.
Натягиваю спортивный костюм и иду.
Что-то странное есть в том, что сейчас 11:30, а я не на работе. Может, взять все причитающиеся отгулы?
Вот и мамин дом.
Хоть она и твердит, что чувствует себя отвратительно, мне кажется, что выглядит она прекрасно – подтянутая, молодая, загорелая, но не стоит говорить ей об этом. А то еще обрадуется, выйдет из депрессии, и у нее снова начнутся приступы паники.
Боже, какой цинизм!
Мама сварила кофе, угощает меня вареньем из инжира собственного приготовления.
– Ты знала, что у Гайи Луны умерла мама?
– Это бывшая жена твоего отца? Нет, не знала! – удивляется мама.
– Да, умерла, несколько месяцев назад.
Мама закрывает рот рукой, выражение лица у нее меняется. Она встает, уходит, чтобы закрыть собак, и возвращается с пачкой нераспечатанных писем.
– Надеюсь, не из-за проклятий, которые я посылала ей все эти тридцать лет.
Пожимаю плечами.
– Ты что, колдовала?
– Нет, смотри, сколько писем я ей написала, с тысяча девятьсот восемьдесят второго по восемьдесят девятый год, каждую неделю. Целые страницы оскорблений и угроз, а она отправляла мне их обратно нераспечатанными. Я тогда просто ослепла от ненависти.
