— До меня у тебя не было никого. А сестра Мэри Маргарет тебя воспитала.

— Нашим воспитанием занимались все монахини...

— Однако она единственная, о ком ты упоминал.

— Хорошо, — сдался Римо, — я с ней не виделся. Не знаю даже, где ее искать, и вообще, жива ли она. Приюта давно уже нет.

— Это твоего прошлого давно уже нет, и все же мне понятны твои побуждения. Иногда я тоже скучаю по деревне своей юности, жемчужине Востока под названием Синанджу.

— Как можно скучать по этой грязной дыре на краю света, для меня остается загадкой.

Чиун поглядел на него с пренебрежением.

— То же самое я мог бы сказать и об этой убогой местности.

— Согласен, — сказал Римо. — Но ты не закончил. Так что же я здесь делаю?

— Ты ищешь место, которое мог бы назвать своим домом. Ты полагал, что его можно найти в собственном прошлом, однако, приехав сюда, понял, что перерос его.

— Все правильно. Я признаю это лишь для того, чтобы не продолжать наш разговор. Теперь для меня здесь ничего нет, даже сестры Мэри Маргарет. Кроме того, она не пришла ко мне после того, как объявили смертный приговор.

— И это до сих пор причиняет тебе боль?

Римо быстро отвернулся.

— Наверное, она посчитала, что я виновен. Или просто не знала о случившемся.

— Прошло столько лет, а мысль, что ты мог ее разочаровать, до сих пор преследует тебя?

— Меня — нет.

— Сколько мы с тобой знакомы, ты всегда отрицал свои самые глубинные чувства.

— В моем существовании чего-то недостает, Чиун. Теперь, снова побывав в Ньюарке, я действительно это ощутил.

— Да, Римо. Действительно недостает, и я даже знаю чего.

— Чего же?

— Меня.

— Нет, тебя я не имел в виду.

Чиун скорбно кивнул.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, — сухо добавил Римо, — но я ведь прожил каким-то образом те несколько лет, пока Смит не сделал тебя моим наставником.

— Это было лишь малоинтересным вступлением перед настоящим существованием, — отмахнулся Чиун. — Сотри из памяти эти годы.

— Я чувствую себя опустошенным, Чиун.

— Ты наполнен силой Солнца — первый белый, на которого ниспослано такое благословление. Хотя это было нелегко, ведь ты сопротивлялся каждому моему наставлению, я создал тебя целиком. Я сделал тебя Мастером Синанджу.

— Опустошенным, — повторил Римо. — Видишь, вон там?

Чиун повернул голову. В щелочках его светло-карих глаз читался вопрос.

— Тот шпиль? — сказал он.

— Да. Раньше я ходил в эту церковь.

— И что?

— Я не был в церкви уже очень давно, — задумчиво проговорил Римо. — Может быть, стоит пойти.

— Почему же ты этого не делаешь, раз уж это так много для тебя значит?

— Не знаю. Уже много лет я не думал о религии. Наверное, мне неловко.

— Поскольку ты белый, нимало в этом не сомневаюсь, — подтвердил Чиун, окинув его критическим взглядом.

— Не надо так! Я имел в виду, что мне неловко из-за того, чем я занимаюсь. Знаешь, я ведь был католиком. Нам полагается каяться в совершенных грехах, чтобы очистить душу.

— А, теперь понимаю. Ты в замешательстве, поскольку нужно признаваться во всех своих гнусных прегрешениях.

Римо просиял.

— Да, в самую точку.

— И ты думаешь, что священник не сможет простить тебя?

— Что-то вроде того. Ты в самом деле меня понимаешь?

— Да. И позволь тебя успокоить. Пойди к священнику, покайся и, если он заартачится и не захочет отпустить тебе грехи, расскажи ему, что даже Мастер Синанджу простил годы, полные обид и пренебрежения, которые из-за тебя ему пришлось нести на своих хрупких плечах. А если он все еще будет колебаться, скажи, что раз жертва всех твоих многочисленных прегрешений готова простить их, как может какой-то священник уступить ему в благородстве?

Произнеся эту тираду, Чиун улыбнулся.

Римо ответил сердитым взглядом.

— Это были как раз не те грехи, из-за которых я особенно беспокоился.

— Неужели? — Чиун испустил вздох разочарования. — А какие еще грехи лежат на твоей совести, Римо?

— Все эти убийства.

— Убийства? Как можно служить Императору, избавляя землю от паразитов, и считать это грехом? Не понимаю.

— В религии, по законам которой я воспитывался, любое убийство грешно.

— Чепуха! Будь это так, ваши священники покинули бы эти берега, обагренные кровью, много лет назад. Ведь если в убийстве и есть грех, то только в таком, когда убивают не за вознаграждение, а в порыве ярости или из жадности.

— Нет, любое убийство, — твердо повторил Римо. — Я гнал прочь эти мысли очень долго и вот теперь начинаю, испытывать беспокойство.

— Тогда иди и покайся. Я подожду тебя здесь.

— Не могу. Ничего не получится!

— Тогда я пойду с тобой и, если священник-себялюбец откажется облегчить твою душу, сотру его с лица земли, а потом мы вместе отправимся искать благонравного и щедрого душой служителя церкви.

— Так нельзя, папочка. Вдобавок я не могу рассказать никому — даже священнику — о своей работе. КЮРЕ действует вне рамок конституции. Если станет известно, что мы не давали государству развалиться, используя противозаконные методы, то можно с тем же успехом снова становиться английской колонией. Только не это. Смиту придется убрать священника, чтобы не допустить рассекречивания организации. Я, конечно, не считаю, что это имеет смысл, но Смит поступит именно так.

— Ну и что из того? К этому моменту ты уже получишь отпущение грехов.

— Не в том дело. Каждое задание, которое мне придется выполнять после этого, будет лишь множить прегрешения, лежащие на моей совести. Не могу же я отправляться на исповедь после каждого задания, зная, что тебе или Смиту придется заниматься священником.

— Эта религия, — заметил Чиун, — держит тебя в своей коварной власти целиком.

— Не совсем так. Я ведь не был в церкви уже очень, очень давно.

— Но даже после стольких лет ее цепкие когти до сих пор сжимают твое сердце.

— Меня просто мучит беспокойство, только и всего. Ладно, я как-нибудь разберусь с этим. Почему бы тебе не оставить меня в покое ненадолго? Как только закончу, я вернусь в «Фолкрофт».

— Это невозможно.

— Почему?

— У Смита есть для тебя задание.

— Что-то я не в настроении выполнять его задания, — угрюмо ответил Римо.

— Это простое задание, много времени оно не отнимет.

— В таком случае почему бы не отправиться тебе?

— Не могу. Для меня тоже есть задание.

— Два задания?

— Мелких задания, — поправил Чиун.

— И в чем же дело?

— Ничего особенного. Захват самолета для тебя, еще один — для меня.

— Два захвата самолета? Что это, совпадение?

— Возможно. Однако Смит послал меня за тобой, чтобы вместе мы смогли избавиться от этих мелких неприятностей.

— Сколько людей в опасности?

— Несколько сотен.

— Тогда, полагаю, мои проблемы смогут подождать, — решил Римо, направляясь к чердачному окну.

— И ты называешь такие мелочи проблемами?! — проворчал Чиун, идя за ним. — Вот у меня настоящие проблемы...

Когда они выбрались на улицу, к дому как раз подъезжала полицейская машина. Двое полисменов вышли на тротуар и, прикрывая глаза рукой от слепящего света фонаря, принялись разглядывать крышу.

— Ищете человека, который хотел спрыгнуть? — небрежно поинтересовался Римо.

— Да, а вы его видели?

— Конечно. Ведь это я и уговорил его спуститься.

— Описать можете? — вступил в разговор второй патрульный, пока его напарник доставал блокнот и карандаш.

— Минутку, — медленно проговорил Римо. — Рост — примерно метр семьдесят, толстый, на вид лет двадцать семь, волосы черные, глаза карие. На нем джинсы с дырой на колене и оранжевая куртка с капюшоном. Ушел вот по этой улице несколько минут назад.

— Спасибо, — поблагодарил первый полицейский, залезая обратно в машину.

— Если найдете его, — продолжал Римо, — на вашем месте я отвез бы его в психушку. Он все кричал, что спрыгнет, снова и снова. По-моему, он зациклился на самоубийстве.