— Ничего, — согласилась Руби. — Правда, несколько болтлив, а так вполне годится.

— Если вы ведете речь о моем наследнике, — вмешался Чиун, — то могли бы не шептаться. Мне нужно знать все.

— Вы узнаете об этом первым, — пообещала ему Руби. — Если будет о чем.

Элмер Липпинкотт уронил лицо в ладони и зарыдал. Дуглас не оставлял его в покое.

— А теперь я покидаю твой дом, сукин ты сын! Меня ждут дела, от которых я попытаюсь тебя отстранить. Возможно, в твоем распоряжении больше акций, чем в моем, любезный папаша, но я знаю, как все работает, и запихну их тебе в глотку. К тому времени, когда у тебя родится сыночек... — Он не договорил.

— Ты разрушишь нашу империю? — спросил его отец.

— Напротив, я сделаю ее больше и лучше, чем прежде. Но только без твоей помощи. Когда же твоя сожительница отелится, а ты отправишься на большое совещание на небесах, ей придется довольствоваться тем, что она заслужила. Впрочем, кто знает? Возможно, ты доживешь до ста лет. Твой выродок вырастет у тебя на глазах, а Глория превратится в жирную и морщинистую стерву, способную подмешать яд в твою манную кашку. Счастливо, папа!

Дуглас шагнул к двери.

— Спасибо, — сказал он Римо.

— Пожалуйста, — ответил Римо.

— Меня вы не благодарите, — сказал Чиун. — Все это сделал я, а благодарность получает он. Сплошное предубеждение к пожилым.

— Пошли, — скомандовал Римо после ухода Дугласа.

— Минутку, — сказала Руби. — Куда годится такой конец? Вы позволите, чтобы этим все и кончилось? Он убивает двоих своих сыновей, гибнут еще четверо-пятеро, а вы как ни в чем не бывало уходите навстречу закату?

— Наказывать его — не наше дело, — сказал Римо. — Наше дело — проследить, чтобы не возобновился падеж Липпинкоттов, а их дело не захирело. С этим мы справились, так что нам пора по домам.

Чиун показал глазами на рыдающего Элмера Липпинкотта.

— Он уже испил свою чашу страданий. Остаток своих дней он проживет с мыслью, что убил собственных сыновей. Без смягчающих обстоятельств.

Руби покачала головой.

— Нет, так дело не пойдет, — сказал она.

— Что ты задумала? — поинтересовался Римо.

— Вам, может, и все равно, а мне нет, — сказала Руби. — Жизнь — не такая уж дешевая штука.

Она отвернулась к столу и проделала какие-то манипуляции со стаканом. Римо посмотрел на Чиуна и пожал плечами.

Держа руку за спиной, Руби шагнула к кровати, на которой по-прежнему сидел Липпинкотт. Он позволил ей расстегнуть ему манжет и закатать левый рукав. Она вонзила ему в бицепс иглу.

Липпинкотт подпрыгнул и захлопал себя по руке, но Руби уже убрала иглу.

— Что такое? — пролепетал он.

— Вам интересно, что это такое? — спросила Руби с пылающими глазами. — Пустяки, всего лишь волшебное лекарство из дома ужасов доктора Гладстоун.

— Какое еще лекарство?!

— Понятия не имею. Экспериментальное. Возможно, из-за него вы станете бояться темноты и помрете среди ночи, когда перегорит лампочка. Возможно, вы будете бояться высоты и, оказавшись на вершине своего небоскреба и ужаснувшись, решите, что самое лучшее — прыгнуть вниз. Чего не знаю, того не знаю, мерзавец! Надеюсь, это заставит вас бояться денег — этого вы заслужили в полной мере. — Руби покосилась на Глорию. — Простите, мэм, что я не оставила порции и для вас. Впрочем, я бы все равно не стала подвергать опасности докторского отпрыска.

Она нагнала Римо и Чиуна.

— Вот теперь все, — сказала она. — Пошли.

В вестибюле она опустила шприц в сумочку. Они молча дошли до машины, оставленной перед особняком. Садясь в машину, Римо спросил:

— Что было в шприце?

— Вода, — ответила Руби — Но Липпинкотту не дано это знать.

— Как вы считаете, существует инъекция, которая принудила бы его купить мой портрет? — спросил Чиун.

— Таких сильных инъекций нет в природе, — ответил Римо.