Впрочем, пророчества сии раздавались уже по другую сторону Ла-Манша. Дело в том, что Людовик XVI, всегда недолюбливавший Калиостро и раздосадованный его оправданием, на другой же день после его освобождения повелел ему в двадцать четыре часа покинуть Париж и в двухнедельный срок — пределы королевства.

Эскортируемый на всякий случай группой вооруженных приверженцев-масонов, Великий Кофта отбыл в Кале, а оттуда — в Англию. Оттуда он прислал в Париж высокопарное «Письмо к французскому народу», в котором соблаговолил поддержать едва ли не ставшие уже общим местом требования ограничения королевской власти, установления конституционного правления, реформы суда, церкви и т. п.

Особое раздражение у французской полиции вызвало то, что маг обвинил в воровстве полицейские чины, производившие у него обыск на улице Сен-Клод. В скором времени французские власти, видевшие теперь в Калиостро своего врага, нанесли ему удар в спину.

Это было сделано руками некоего де Моранда — журналиста, издававшего в Лондоне газету на французском языке «Курье де л'Эроп». В конце 1786 года там появилась серия сенсационных статей, в которых доказывалось, что знаменитый на всю Европу граф Алессандро Калиостро — никакой не граф и даже не Калиостро. Его настоящее имя — Джузеппе Бальзамо, он сицилиец, родился в 1734 году в Палермо, в семье не то кучера, не то лавочника. В молодые годы был странствующим художником, оставив в разных концах Европы следы всякого рода неблаговидных похождений. Кое-какими сведениями на сей счет де Моранда снабдила все та же французская полиция.

Надо сказать, что к тому времени в Европе обращалось уже немало разоблачительной литературы о Калиостро, вроде фальшивой «Исповеди лжемага». Объектом разоблачений была преимущественно магическая практика Калиостро; его личность, его происхождение оставались совершенной загадкой. После статей в «Курье де л'Эроп» противники Калиостро получили на руки крупный козырь; фигура мага и Великого Кофта обзавелась шлейфом «сомнительного прошлого».

Сам Калиостро категорически отрицал, что он — Джу- зеппе Бальзамо. Он высокомерно отвечал через газеты де Моранду, что незачем лезть из кожи и доказывать, что никаких графов Калиостро никогда не было на свете. Он сам с легким сердцем готов признать, что он не Калиостро; он просто «благородный странник», желающий сохранить свое инкогнито, и вообще он выше каких бы то ни было титулов и собственных имен. Все-таки в их газетной дуэли перевес остался за де Морандом. Злые издевки последнего принижали роль великодушного альтруиста. Да и дело об ожерелье повредило репутации мага. Звезда Великого Кофта несколько потускнела.

Калиостро, покидая Бастилию, предрек скорое разрушение этой печально знаменитой тюрьмы и гибель августейшей семьи. Прошло совсем немного времени, и его пророчества сбылись.

Впрочем, только после своего освобождения предрекал Калиостро революцию и казнь монархической семьи? «Лилии попираются ногами», — часто говорил Калиостро, живописуя свои магические видения. Лилии, как известно, являлись символом французской королевской династии. В своем «Письме к французскому народу», написанном уже по пересечении Ла-Манша, граф был предельно ясен. Однако драматическая его встреча с королевой Франции произошла многими годами ранее. И в свидетельствах современников имеются сведения о том, что Мария-Антуанетта — тогда еще юная дофина — услышала от мага и предсказателя обещание того, избежать чего она была не властна.

Считается, что Мария-Антуанетта изначально пожелала встретиться с Калиостро из любопытства, вполне понятного, когда речь идет о молоденькой женщине.

Скучающая дофина поинтересовалось у Калиостро: действительно его профессия — предсказывать будущее? Маг ответил ей, что предсказание — не главное его занятие, хотя оно и не составляет для него большого труда. В двух словах граф поведал Марии-Антуанетте о том, как ухитряется он видеть будущее придворных дам и кавалеров в графине с водой. Разумеется, выслушав его, дофина попросила Калиостро заглянуть и в ее будущее, на что предсказатель ответил галантным согласием. Впрочем, он не сразу уступил просьбам дофины, предупреждая ее, что в грядущем ее могут ждать несчастья. Мария-Антуанетта в ответ выразила сомнения в способностях Калиостро, а также в его благорасположении к принцессе. Тогда, чтобы развлечь дофину, граф рассказал ей ряд деталей и подробностей из ее прошлого, знать о которых могла лишь сама Мария-Антуанетта, столь интимными они были. Например, он поведал ей о неприглядном поступке, совершенном дофиной в юности, когда она вскрыла письмо своей матери-королевы и даже вычеркнула из него несколько слов. Калиостро напомнил дофине эти вычеркнутые ею слова и даже сообщил, кому адресовалось это письмо. Добавил он и еще несколько нескромных подробностей.

Мария-Антуанетта была в восторге. Калиостро попросил ее в качестве взаимной уступки позволить ему удалиться и избавить его от необходимости рассказывать будущей королеве о ее судьбе. Однако чем больше он отказывался, тем больше настаивала Мария-Антуанетта. Заинтригованная нежеланием Калиостро, она

преисполнилась решимости не отпускать предсказателя, пока он не удовлетворит ее любопытство.

Калиостро попытался выиграть время, убедив Марию- Антуанетту позволить ему обратиться прежде к оракулу, чтобы узнать — вправе ли он открыть столь сиятельной особе ее будущее? Однако Мария-Антуанетта и слышать об этом не хотела — ей было достаточно своего собствен

ного желания. «Я

хочу знать свое будущее, каким бы оно ни бы

ло,

— повысила голос дофина, заметно раздражаясь. —

В счастливое предзнаменование я не поверю, посчитав, что вы не мне льстите.

А

зловещее пророчество я восприму как предостережение и обещаю вам в любом случае быть за него благодарной».

Калиостро велел принести круглый графин с узким и коротким горлышком и поставил его на золотой столик. Вода, подсвеченная золотом, заиграла причудливыми отблесками.

Калиостро, подняв графин, некоторое время рассматривал его, потом, заметно помрачнев, сказал, что есть обстоятельства будущего, которые он категорически не считает возможным сообщить. Разумеется, Мария-Антуанетта настаивала, и тогда Калиостро согласился поведать правду об увиденном, но — только наедине. Дофина немедленно сделала присутствующим знак удалиться, и тогда Калиостро предложил ей самой задавать вопросы, надеясь, что сама она опустит некие важные детали. Надо заметить, что, несмотря на пережитый во время беседы с Калиостро шок, дофина некоторое время спустя более спокойно отнеслась к этому эпизоду и многим приближенным особам пересказывала его в достаточно шутливой интонации. Увы, всем без исключения предсказаниям было суждено сбыться.

Первым делом дофина спросила графа о своей семье — будет ли та счастлива? — на что Калиостро попросил уточнить, какую семью Мария-Антуанетта имеет в виду: оставленное ею императорское семейство австро-венгерского двора либо же принявший ее французский двор? Мария-Антуанетта ответила, что имеет в виду прежде всего свою мать королеву Марию-Терезию, брата Иосифа,

сестру Марию-Каролину. Калиостро был уклончив.

«Ваши

несчастья их не коснутся», —

кратко ответил он.

«Значит, они коснутся только меня?» —

храбрилась дофина.

«Вас и вашей новой семьи».

Дальнейший диалог поначалу поверг дофину в полное недоумение.

— Объясните ли вы мне, что это за несчастья?

— Да, хотя предпочел бы не делать этого.

— У короля три сына: граф Беррийский, граф Прованский и граф д'Артуа. Какая судьба ждет этих трех принцев?

— Все они будут править королевством.

— Значит, у меня детей не будет?

-- Будут.

— В таком случае, у меня не будет сыновей?

— У вас будет два сына.

— Значит, я переживу их?

— Одного из своих сыновей вы оплачете, потому что он умрет, а второго — потому что он останется жив.

— Не утрачу ли я любовь своего супруга?

— Не утратите.