Гуммо-Труба подавил улыбку облегчения. Он был рад, что упросил дона Фиаворанте не посылать его разбираться с «мокрыми спинами». Тут будет полегче. Этот старикашка? Да ему, наверное, уже все восемьдесят, и ростом он не более пяти футов. А веса и ста фунтов не наберется.

Ногти у азиата были длинные и ухоженные. Тонкие пучки волос на макушке и на подбородке придавали ему вид хозяина лавки древностей из какой-то дешевой киноленты.

– Вы что, приехали сюда на экскурсию? Почему вы так уставились на меня? – спросил старикашка.

– Простите, – быстро произнес Баруссио. – Просто я ожидал увидеть кого-нибудь другого.

– Я это я, и никто другой.

Альбанезе громко захохотал, Баруссио, прежде чем продолжать, строго посмотрел на него.

– Вас зовут Чан?

– Меня зовут Чиун. Чан – это китайское имя. – Старик ловко сплюнул на дорожку у подъезда, едва не попав на носок правого ботинка Альбанезе. Баруссио невольно моргнул от удивления.

– У меня к вам дело. Можно нам войти? Здесь очень жарко, – сказал он.

– Вы главный в этой группе?

– Да.

– Тогда вы можете войти. А ваши слуги пусть подождут снаружи. Особенно вот этот – противный и грубый. – И старик слегка кивнул в сторону Альбанезе.

– Хорошо, – сказал Баруссио и вошел в дом.

Глаза Альбанезе сузились. Ну уж нет, Марти Альбанезе не потерпит этого. Какая-то разряженная обезьяна обозвала его слугой! Да еще противным и грубым. А этот выживший из ума дядюшка Баруссио проглотил такое! Почему он не ответил ему как следует? Альбанезе почувствовал себя по-настоящему несчастным и сделал шаг вслед за Баруссио. Вдруг он ощутил удар в живот и схватился за него, а старый клоун захлопнул дверь перед самым его носом.

– В чем дело? – спросил Палермо.

– Не знаю. Небольшая судорога или что-то вроде этого, – ответил Альбанезе, все еще держась за живот. – Ну вот, уже все в порядке. – Мелкий азиатский поганец! Приятно будет выбить из него спесь.

Старик провел Баруссио в прохладную комнату и жестом предложил присесть на софу, обтянутую синей замшей.

Сицилиец сел, Чиун стал перед ним. Глаза их оказались почти на одном уровне.

– Ну, что у вас за дело?

– Я несколько затрудняюсь объяснить… – начал Баруссио.

– Тогда говорите то, что приходит вам в голову.

– Ну хорошо, мистер Чиун, у одного моего друга возникли проблемы на его виноградной плантации, и, похоже, вы тому причиной.

– Я?

– Да. Его рабочие, знаете ли, очень суеверны. Недавно ночью произошло небольшое землетрясение, и теперь они отказываются работать из-за, того, что вы приехали в этот город. Они говорят, что вы принесли с собой какое-то восточное проклятие, простите мне такое выражение.

Баруссио перестал потеть. Теперь он был совершенно спокоен и даже позволил себе небрежно откинуться на замшевые подушки софы.

Чиун только кивнул, но не произнес ни слова.

Баруссио подождал ответа и, когда его не последовало, продолжал;

– Они думают также, что ваш хозяин… его зовут Римо?

– Да, Римо, – подтвердил Чиун.

– Так: вот, рабочие думают, что он также обладает какой-то непонятной силой, и поэтому они отказываются выходить на работу.

– И что же? – спросил Чиун.

Проклятие! Этот тип кого угодно выведет из себя. Ни шагу навстречу.

– Поэтому нам бы хотелось, чтобы вы и мистер Римо поехали вместе с нами на виноградники и сказали рабочим, что им нечего вас бояться. Просто дайте им посмотреть на себя, пусть они увидят, что вы не привидения или что-то в этом роде.

Чиун вновь кивнул и скрестил руки под широкими спадающими рукавами своего халата. Он подошел к окну, выходившему на фасад дома, и посмотрел на улицу, где стояли Палермо и Альбанезе, облокотившись на капот «кадиллака».

– Это все? – спросил азиат.

– Да, – ответил Баруссио и хмыкнул. – Довольно глупо, конечно. Вы и мистер Римо имеете полное право считать это чепухой. Но это очень важно для моего приятеля, потому что сейчас время сбора винограда, и если его сборщики перестанут работать, он разорится. Поездка займет всего несколько минут. – Баруссио был рад, что убедил дона Фиаворанте уладить это дело мирно, не прибегая насилию и угрозам. – Так вы согласны?

– Я поеду, – сказал Чиун. – Но не знаю, как мистер Бломберг.

– А он дома? Могу я попросить его об этом?

– Он дома. Я сам спрошу его. Подождите, пожалуйста.

Чиун повернулся и заскользил из комнаты, руки его все еще были спрятаны в рукава халата, ноги даже по каменному полу двигались совершенно бесшумно. Медленно поднявшись на две маленькие ступеньки, ведущие в столовую, он раздвинул стеклянную, во всю стену, дверь и вышел на залитый ярким солнцем внутренний дворик.

Баруссио наблюдал, как он уходил. Волна горячего воздуха, ворвавшаяся в комнату, когда Чиун отодвинул стеклянную дверь, прошла через всю столовую, достигла гостиной и пахнула прямо в лицо Баруссио. Но он даже не потянулся за носовым платком: у него уже не было причины потеть.

Чиун пересек дворик, вымощенный серыми плитками, и подошел к большому бассейну, имевшему форму человеческой почки. Встав на край, он укоризненно посмотрел вниз. Так дотошная хозяйка с удивлением разглядывает неизвестно откуда взявшееся пятно.

Кристально чистая вода бассейна была неподвижна. На дне на глубине восьми футов прямо под собой Чиун увидел Римо. Тот лежал на спине, держась руками за нижнюю ступеньку металлической лестницы. Заметив Чиуна, он помахал ему рукой.

Чиун протянул к Римо согнутый палец и повелительным жестом поманил его к себе.

Римо отмахнулся.

Чиун снова поманил его указательным пальцем.

Тогда Римо перевернулся в воде лицам вниз, чтобы не видеть Чиуна, нога его слегка шевелились, удерживая тело под водой.

Чиун огляделся вокруг. На столике рядом с бассейном он заметил большую хромированную шестеренку, служившую декоративной пепельницей, и взял ее. Вытянув до отказа руку, он тщательно примерился и разжал пальцы – прямо против металлической лестницы. Пепельница с плеском ушла под воду и ударила Римо по затылку.

Римо, как ужаленный, крутанулся в воде, увидел железную штуковину, подобрал ее и вынырнул на поверхность.

Как только голова его показалась над водой, он закричал:

– Черт возьми, Чиун, мне же больно!

– Ты как тот осел из пословицы. Работаешь хорошо, но сначала нужно, чтобы ты заметил работу.

Римо повис на лестнице, держась за нее правой рукой, и взглянул на часы на левом запястье.

– Ты мне действительно все испортил, – сказал он. – Пять минут двадцать секунд. А я наметил на сегодня пробыть под водой ровно шесть минут.

– Если бы я знал, что доктор Смит послал тебя сюда тренироваться перед олимпийскими играми, я бы не стал тебя беспокоить. Но поскольку, я думаю, у него на уме было совсем другое, я решил известить тебя, что у нас гости.

Римо выпрыгнул из бассейна и переспросил:

– Гости? – Он отбросил металлическую штуковину, и она с резким стуком упала на вымощенный каменной плиткой пол.

– Да, гости, – подтвердил Чиун. – Мне кажется, они представляют криминальные элементы вашей страны.

– Что они хотят от нас?

– Они хотят, чтобы мы отправились убедить мексиканцев продолжать сбор винограда.

– Почему мы? Я же не римский император!

– Видимо, последнее землетрясение и наше прибытие в этот город вызвали какие-то страхи среди мексиканских рабочих. Они считают нас кем-то вроде богов.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, нам следует пойти и рассказать им правду, – ответил Чиун.

– Какую правду?

– То, что я всего-навсего старый и хилый слуга-азиат, а ты чемпион по плаванию, тренируешься перед соревнованиями. Посмотрим, что еще нужно от нас этим бандитам.

– Как тебе угодно, папочка, – сказал Римо, кланяясь Чиуну в пояс.

– Оденься, мой уважаемый сын, – произнес Чиун.

Через стеклянную дверь он вошел обратно в столовую, а Римо через другую такую же дверь направился в спальню – вытереться и одеться.