— Но ведь к ним в купе и залезли, и сам Петр Васильевич обратился к нам в таком испуге! — обычно Поля никогда никому не возражала, но тут решилась возразить. К Ольге Анджеловой она испытывала сложные чувства, от страха до иронии и от иронии до уважения, а Петра Васильевича ей стало просто жалко. Все-таки жизнь у него была — не позавидуешь!

— Согласен, — сказал Витька. — Но мы не знаем, откуда взялся этот испуг!

— Что ты имеешь в виду? — чуть не в один голос спросили его друзья.

— Только то, что факт остается фактом: в гитаре кто-то копался, и этот кто-то принял ее за тайник! А если она и служила тайником? Если внутри пирожных и впрямь были спрятаны герметичные пакетики с героином? И теперь Петра Васильевича трясет от ужаса, потому что товар ведь надо передать по назначению! А с теми курьерами, кто лишился товара в пути, при любых обстоятельствах разговор короткий — это мы с вами знаем, сколько об этом и писали, и по телевизору показывали! И он решает использовать нас, чтобы мы, проникнувшись сочувствием к нему и горя желанием помочь, нашли человека, который похитил наркотики! Но если наркотики взял тот, кому не положено было их забирать, то ответ может быть только один — их забрал Сашок! В таком случае, Сашку повезло, что с ним едем мы, знающие, кто он такой, а не какие-нибудь другие ребята! Ведь если бы на нашем месте были другие и Петр Васильевич обратился к ним, они вполне могли бы, из самых лучших побуждений, разоблачить для него Сашка — то есть, выдать Сашка наркомафии!

Ребята содрогнулись от такой перспективы, пусть и воображаемой, и глубоко задумались. Через некоторое время Груня произнесла:

— И все-таки, мне кажется, что ты не прав. Сашку не было никакого смысла тайком забирать наркотики, ему важнее, чтобы они доехали в целости и сохранности, — и захватить получателя. И потом, почему струны на гитаре оказались натянутыми? Такую деталь не придумаешь — да и просто глупо придумывать! Нет, мне кажется, Петр Васильевич рассказывал правду, и единственное, чего и кого он боится, — это собственной жены!

— Тоже согласен, — сказал Витька. — Но ведь с этой гитарой слишком темная история, чтобы оставлять ее без внимания. Кто-то решил, что внутри гитары должны быть спрятаны наркотики. Допустим, не Сашок. Тогда кто?

— Я ж говорю, музыкант какой-то! — уверенно заявил Мишка. — Не гадать надо, а действовать. Быстро выяснить, кто из пассажиров сечет в музыке и в игре на гитаре настолько, чтобы настроить профессиональный инструмент, — а уж зачем ему понадобилось лазить в этот инструмент, мы без проблем докопаемся!

— Так уж и без проблем? — несколько насмешливо спросила Груня.

— Ну, почти без проблем, — ответил Мишка. — Когда знаешь, кто, то в два счета сообразишь, зачем и почему.

— В общем, — подытожил Витька. — Анджелова и ее муж скорей всего ни при чем, но окончательно снимать с них подозрение мы не можем. Кто у нас там дальше?

— А дальше — наши купе идут, вплоть до последнего, — сказала Груня. — А в последнем — две женщины. Мать с дочерью, по всей видимости. Мы их видели только мельком, поэтому ничего определенного сказать не можем. Когда у них дверь была приоткрыта, совсем недолго, то мать, совсем старая, лежала, а дочь — молодая женщина — сидела у окна и читала книгу. Так на вид они очень приятные. Но кто знает?

— Вот именно, кто знает, — кивнул Мишка. — Ведь мафия использует для перевозки наркотиков самых разных людей. И старается подбирать таких курьеров, внешность которых вызывает доверие.

— Будем считать, что последнее купе — это наша «темная лошадка», — сказал Витька. — Итак, что у нас получается?

— Четыре купе, — сказала Поля. — Девять минус мы, Самсонов и Сашок. Все остальные так или иначе не исключены.

— Осталось решить, с какого купе начать, — сказала Груня.

— А что тут решать? — осведомился Мишка. — Подозрительных купе — четыре.

И нас — четверо. Пусть каждый возьмет на себя одно купе. Можно кинуть жребий.

— Ну да, а если мне достанется купе с этим начальником? — сразу отозвалась Поля. — Я ни за что не рискну туда сунуться, чтобы завязать разговор!

— И потом, мы ведь решили, что одновременно будем действовать не вчетвером, а втроем, — напомнил Витька. — Или Груня, или Поля все время будут в запасе. Или в засаде, как вам угодно. Конечно, мало вероятности, что в тесном вагоне, где все в конце концов оказываются на виду, нам удастся разыграть нашу карту — абсолютное сходство Груни и Поли. Но хоть на какое-то время замутить кому-нибудь голову мы сможем. А ведь времени у нас не так много, поэтому даже если нам удастся дурить нужного человека не больше получаса — эти полчаса могут решить все.

— Согласен, — сказал Мишка. — Так с кого мы начнем?

— Гм… — Витька нахмурился и опять поправил очки на переносице. — Тут надо крепко подумать. Можно было бы, конечно, начать по порядку, с первого купе и далее. Но в первом, возможно, до сих пор сидит Сашок, приводит спортсменов в разум. В купе начальника и его секретаря соваться не очень хочется, тут Поля права, поэтому предлагаю оставить это купе на самый последок, когда мы проверим все остальные варианты и убедимся, что все они — ложный след. Остаются певица с мужем и мать с дочерью. Я бы для начала каким-то образом проверил мать с дочерью — просто чтобы убедиться, что они вне подозрений.

— Значит, надо решить, как к ним подъехать, — сделал практический вывод Мишка.

— Кажется, я знаю, — проговорила Поля. — То есть я хочу сказать… Ведь получается, что практически весь вагон приглашен на концерт. Если мы постучимся к ним и их тоже пригласим, то это будет нормально. Откажутся они или нет, но разговор с ними завязать можно будет. Вот только насчет того, чтобы завязывать разговор, — тут, я боюсь, у меня не очень получится. Я могу и сбиться, и язык проглотить, вы ж меня знаете. Но, если надо, чтобы я сама осуществила эту идею… Если, конечно, вы решите, что эта идея хорошая…

— Идея хорошая! — сказала Груня, и мальчишки кивнули, соглашаясь с ней. — И тебе вовсе не надо осуществлять ее самой. Это я могу взять на себя! У меня получится, готова поспорить.

В том, что у Груни получится завязать разговор с обитательницами девятого купе, никто не сомневался.

— Хорошо, — сказал Витька. — Попробуем для начала так. Со спортсменами, мне кажется, тоже особых проблем не будет. Парни они явно известные, раз ездят на крупные заграничные турниры, поэтому если кто-то из нас сунется к ним за автографами — для них это будет как маслом по сердцу, не хуже, чем актерам. И окончательно приведет в благодушное настроение, если Сашок их еще в него не привел. Только для начала надо аккуратно выяснить у проводников, как их зовут и каким видом спорта они занимаются. Ведь «двойки» бывают во многих видах. Мы уже вспомнили и греблю, и бобслей.

— Кстати, это может быть даже теннис, парный разряд, — сказал Мишка. — Ведь в теннисе тоже надо учитывать и ритм, наиболее сподручный партнеру, и поправку на ветер. Ведь из-за ветра даже достаточно тяжелый теннисный мячик может менять направление настолько, что улетит в аут. Ну, когда на самую линию пытаются подать, чтобы соперникам совсем трудно было брать подачу.

— Тогда это тем более верно для бадминтона, — сказала Груня. — Ведь волан там совсем легкий, и парами в бадминтон тоже играют.

— Насколько помню, в бадминтон на открытом воздухе не играют — профессионалы, я имею в виду, — Мишка, увлекавшийся спортом и довольно много о нем знавший, нахмурился, вспоминая. — Именно из-за того, что волан такой легкий и даже слабенький ветерок может поломать всю игру. Но есть и другие виды спорта… В общем, действительно надо у проводников спросить.

— Очень хорошо, — сказал Витька. — Итак, первые два этапа намечены. Сперва мы стараемся как можно больше выяснить про обитателей последнего купе, потом про спортсменов. Если нам ясно, что и в первом купе, и в девятом все вне подозрений, то надо будет подумать, как еще раз проверить пятое купе — я имею в виду Анджелову и Сидоренко. И только если всюду выходит облом, мы думаем, как наладить контакт с начальником и его секретарем. Очень мне не хочется к ним соваться — но, возможно, ничего другого делать не останется.