Вечером накануне гибели Джанет вернулась домой одна после бурных, насыщенных событиями выходных в Сан-Франциско, где проходило открытие ежегодной выставки в Музее де Янга; там она получила первый приз за живопись маслом и второй за скульптуру. Для любого художника это чрезвычайно знаменательное событие – получить две премии сразу на столь важной выставке. Это был вечер воскресенья. Джанет ушла с торжественного приёма около десяти и отправилась на юг вдоль побережья по единственной прямой дороге. Домой приехала около полуночи. Она загнала свой фургон в гараж, где располагалась и студия. Сама квартира находилась этажом ниже. Через несколько минут, по словам соседей, и квартире зажёгся свет. Полчаса спустя свет погас – вероятно, Джанет легла спать.

В понедельник утром она по привычке поднялась очень рано и к пяти уже была на ногах. Один из соседей, уходя на работу на пристань Бэйтаун, видел у неё в окнах свет. Должно быть, Джанет оделась, поднялась наверх и приготовила кофе уже в студии, как обычно и делала. В газетах писали, что у неё было очень напряжённое расписание на ближайшие дни – ей срочно требовалось закончить металлическую скульптуру, которую нужно было отправить заказчику на предстоящей неделе. Пожарные инспектора из окружного управления не смогли точно установить, когда взорвался баллон – в тот момент, когда Джанет повернула рукоятку, или же сначала возник пожар, который и привел к взрыву. Кусок металла угодил ей в голову.

Полиция Молена-Пойнт обнаружила множество масляных пятен на кислородном баллоне и шлангах. Это масло и могло стать причиной взрыва. Но Джанет убило не это.

В её крови обнаружили следы аспирина. У Джанет была жесточайшая аллергия на это лекарство, и даже маленькая доза могла привести к остановке дыхания. Следы аспирина нашли и на металле расплавленной кофеварки. Лекарства в сочетании с дымом было достаточно, чтобы оборвать жизнь Джанет. Возможно, последующий взрыв фургона помешал оглушённой и обессилевшей Джанет покинуть дом.

Обычно она не занималась сваркой, когда фургон стоял в гараже, однако на этот раз требовалось сделать лишь несколько последних штрихов. Когда пламя добралось до бензобака, последующий взрыв превратил студию в пылающий ад, разметав обломки по холму. Раздуваемый утренним ветром огонь распространился по склону, перекидываясь на дома и деревья, и выжег километровый коридор в южном направлении. Однако квартира Джанет, отделенная от студии бетонной плитой, почти не пострадала. Улики вскоре привели к Робу Лэйку. Его старый «Шевроле Субурбан» видели возле дома непосредственно перед пожаром, а на месте преступления обнаружились его отпечатки.

Дульси смотрела, как он меряет шагами камеру, возвращаясь к ней, протягивает руку и вновь удаляется. Он явно не мог найти себе место.

Джанет порвала с Робом примерно за год до смерти. Отношения у них не клеились. Расстались они, когда Лэйк завязал профессиональные отношения с бывшим мужем Джанет.

Бывший художественный критик Кендрик Мал, в настоящее время владелец галереи, сделал из Роба знаменитость, хотя работы Лэйка представляли собой не бог весть что. В Молена-Пойнт поговаривали, что Мал взял Роба в свою команду только для того, чтобы насолить Джанет. И кто бы посмел бросить в парня камень за то, что тот решил не упустить свой шанс? Мал считался большой шишкой в художественных кругах Калифорнии.

Мал устраивал для Лэйка персональные выставки, добивался публикаций в специализированных изданиях, размещал в них полноцветные анонсы на всю полосу. Вплоть до самого убийства Лэйк успешно продвигался по пути к славе. Теперь же его карьера была заморожена. На долю Роба приходилось внимание лишь охочих до сенсаций репортеров. За одну ночь его мир сжался до размеров тюремной камеры.

У Лэйка не было твердого алиби на ночь гибели Джанет: ни единого свидетеля его перемещений, начиная с того момента, как он покинул Сан-Франциско. После приёма в Музее де Янга он расстался с друзьями, вернулся в Молена-Пойнт около четырёх утра и лёг спать. Два свидетеля подтвердили, что он уехал из Сан-Франциско в начале третьего ночи. У Лэйка были ключи от студии Джанет и от её четырехлетнего фургона «Шевроле». Эти ключи остались у него с тех пор, когда он встречался с Джанет. Роб уверял, что сохранил их у себя из сентиментальных соображений и держал в ящике комода.

Впрочем, ещё один комплект ключей – тоже от мастерской и от машины – имелся у агента Джанет Сесили Аронсон. Одно время такие же ключи были и у Кендрика Мала. Однако на суде он заявил, что вернул свой комплект Джанет, не делая дубликатов.

Просунув пальцы сквозь решетку, Роб погладил Дульси.

– Знаешь, киска, у меня никогда не было дома животных. Я всегда смеялся над людьми, которые заводят собак или кошек. Мне казалось глупым, что собаки крутятся возле них, скуля и ласкаясь. Я думал, что животные в ломе приносят лишь прорву лишних забот. А кошек считал равнодушными и надменными существами, которые только пользуются человеком. Но ты не такая. – Лэйк внимательно посмотрел на неё. – Я же ничего не могу тебе дать, даже приласкать как следует. И всё-таки ты ко мне приходишь. Почему?

Дульси замурлыкала.

– Знаешь, иногда мне кажется, что и адвокату на меня совершенно наплевать. Я бы хотел… Да ладно, какого черта! Возможно, все эти адвокаты из одного теста. – Он немного помолчал, его взгляд был простодушным и каким-то мальчишеским. – Может, если бы я мог здесь рисовать… Если бы мне дали краски и холст, может, мне было бы легче. – Лэйк прижал раскрытые ладони к оконной сетке. – С другой стороны, что в этом толку? По правде говоря, я вообще не уверен, захочется ли мне писать картины, когда… если я выберусь отсюда.

Дульси удивлённо взглянула на него, но тут же принялась выкусывать свою лапу.

Он хмуро посмотрел на кошку.

– Я не то что Джанет, не настолько помешан на живописи, – он усмехнулся. – Это правда. Джанет искусство было необходимо, она просто не могла иначе. А я… у меня никогда не было столь сильной потребности… А с тех пор как она умерла, мне оно вообще до лампочки. – Лэйк опустил голову. – Я завидовал её таланту. Но, знаешь, я её не убивал, – он внимательно посмотрел на Дульси, словно ища поддержки. –Я надеюсь, что ты это знаешь. Мне кажется, ты вообще единственная, кто это знает. – Роб вдруг смутился, а затем рассмеялся. – Ох, у меня точно крыша едет, раз я кошке жалуюсь. Но, не знаю… – Он сдвинул брови и покачал головой. – У меня такое чувство, что тебе не всё равно. Как будто ты знаешь, что я не убивал.

Дульси замурлыкала громче, жалея, что не может поговорить с ним, утешить его.

«Вот это был бы номер! И полный провал. Конец и мне, и Джо».

– Даже когда Мал взял меня в свою галерею, сделал одним из своих, приближённым, я знал, что тягаться с Джанет мне не по силам. С самого начала я понимал, что Мал поступил так ей назло. Мне было стыдно, – тихо добавил он. – Но, видать, не настолько, чтобы остановить его. Я позволил Малу это сделать и не протестовал – кишка тонка оказалась. Мне хотелось прославиться, вот и всё. – Лэйк снова отвернулся и прошёлся по камере, а затем развернулся к Дульси так резко, что она дернулась и едва не свалилась с узкого карниза. – У меня не хватило совести остановить его! – закричал он. – Не хватило совести, чтобы победить свой проклятый эгоизм.

Кошка смотрела на Роба в упор, пока он не успокоился. Этому парню осталось немного до превращения в настоящего психа.

– Если бы я не позволил Малу сделать из меня знаменитость, не дал бы ему использовать себя и причинять Джанет боль, может, она осталась бы жива. Возможно, мы и не разошлись бы, были бы по сей день вместе. – Он сел на неприбранную койку и посмотрел на Дульси. – Может, мы и в ту ночь были бы вместе, и я смог бы предотвратить то, что случилось. – Он уныло поглядел на Дульси. – Я не убивал её. Но, быть может, она умерла из-за моей ошибки.

Дульси переполняла жалость к Робу, однако к ней примешивалась досада. С самого начала Лэйк вызывал у кошки сочувствие, но его полная беспомощность злила её. Похоже, парень уже сдался. Иногда он проявлял такое бессилие, что она спрашивала себя, стоит ли беспокоиться за него, если он сам махнул на всё рукой.