– Мама, вы кормите кошку, а потом той же рукой хватаетесь за свою еду. Вы же не знаете, какие у неё могут быть болезни!

Не обращая внимания на Фрэнсис, мамуля отломила кусочек пирога для себя и с жадностью его слопала, отдав оставшиеся крошки Дульси.

– Мама, вы никогда не слушаете. Ни про гигиену, ни про кошку, ни про полицию…

– Варни говорит, мне не нужно идти в полицию. Он считает, что мне совершенно не обязательно испытывать такое унижение в моём возрасте. Идти в полицейский участок, подвергаться перекрёстному допросу, а затем стоять перед всеми в суде. Я слишком старая и больная, чтобы появляться перед всеми этими людьми, моё слабое сердце этого просто не выдержит.

– Для вашего сердца, мама, будет гораздо хуже, если полиция вас попросту арестует.

– С чего бы им меня арестовывать?

Фрэнсис вздохнула.

– За сокрытие информации, – терпеливо объяснила она. Старуха фыркнула, крошки из её рта разлетелись во все стороны.

– Они ежедневно сажают людей за решётку и за меньшее, А вашему больному сердцу пребывание в камере явно не пойдет на пользу.

– Посадить старую женщину с больным сердцем в камеру? Не говори глупостей. Варни им такого ни за что не позволит,

– Варни не может…

Внезапный телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Мамуля слегка подскочила, едва не столкнув Дульси, которая чуть не оцарапала её в попытке удержаться на месте. Кошка поспешно спрятала когти, глядя, как Фрэнсис подошла к телефону, взяла трубку и переставила аппарат на стол.

– Бланкеншип у телефона. – Её голос был холоден и официален.

Некоторое время Фрэнсис, нахмурившись, слушала, затем прикрыла рукой микрофон и долго смотрела на мамулю. Она было протянула старушке трубку, но потом, похоже, передумала.

Когда Фрэнсис снова заговорила, её голос был совершенно ледяным.

– Миссис Бланкеншип плохо себя чувствует. Я поговорю с ней. Могу я вам перезвонить? – Она дотянулась до блокнота и карандаша и быстро записала номер. Повторив его вслух, она повесила трубку и беспомощно посмотрела на мамулю: – Это адвокат. Я вас предупреждала. Он подключился к судебному процессу и хочет поговорить с вами.

– Не знаю я никаких адвокатов. И ни с кем говорить я не обязана.

– Придётся. Если он пришлет вам повестку в суд, у вас не будет выбора.

– Перезвони ему, – велела мамуля. – Скажи» что я слишком сильно больна. Он не может вызывать в суд старую больную женщину.

– Хотите – сами ему и скажите. Вот телефон, – Фрэнсис подтолкнула аппарат к старушке.

– Фрэнсис, сказать ему об этом должна ты. Я никому звонить не буду. Кто этот адвокат, как его звать? Что у него ко мне за дело?

Дульси почувствовала, как её лапы вжимаются в мамулину ногу.

– Я ничего о нем не знаю. Его зовут Грей, Джозеф Грей. Из «Грей, Стерн и Старбак». Мне эта фирма незнакома, но это ничего не значит. Он…

Прежде чем Дульси успела спохватиться, её когти впились в пухлую коленку. Мамуля взвизгнула и спихнула её на пол.

Дульси с покаянным видом заползла под стол, стараясь не хихикнуть. Адвокат Джозеф Грей. «Грей, Стерн и Старбак». Вот умора-то! Если бы не нужно было сдерживаться, она просто покатилась бы со смеху.

– Я лично никогда о таком не слышала, – сказала Мамуля. – Это всё твои выдумки. Зачем ты обманываешь старуху?

Фрэнсис поднялась, обошла вокруг стола, остановилась возле мамулиного кресла и приобняла её за плечи.

– Мама, этот телефонный звонок не мои выдумки. – Фрэнсис была бледна, её тонкое лицо осунулось. – Я говорила, надо было вам пойти в полицию.

Мамуля взглянула на неё, но промолчала.

Дульси, усмехаясь, сидела под столом. Джозеф Грей, адвокат. Джозеф Грей, Серый Джо, полномочный представитель кошачьего правосудия. Она живо представляла себе, как он сидит в окне в доме Джанет, помирая со смеху.

Фрэнсис выдвинула стул и села рядом с мамулей.

– Мама, нам придётся перезвонить ему. У нас нет выбора.

Дульси запрыгнула мамуле на колени, и тут старушка расплакалась, мелко подрагивая всем своим пухлым телом. О, это плохо, это совсем ни к чему. Бедняжка, похоже, совершенно раскисла. Не сводя глаз с перепуганного морщинистого лица, Дульси подняла лапку и дотронулась до старушкиной щеки.

Миссис Бланкеншип схватила её и крепко сжала в объятиях, зарывшись лицом в кошачий мех.

– Я не знаю, что мне делать, Фрэнсис. Скажи ему, что меня тут нет. Перезвони ему и скажи, что я в больнице.

– Он знает, что вы не в больнице. Мама, вам придется поговорить с ним.

– Всё равно уже слишком поздно. Они уже отдали этого молодого человека под суд, – упиралась мамуля. – Какая теперь разница, что я скажу? Нет, уже слишком поздно.

– Нет, мама. В том-то всё и дело. Если Роб Лэйк невиновен вы можете помочь ему. Вы не думали, что могли бы спасти его жизнь?

Фрэнсис поднялась, Принесла с подоконника тарелку с пирожками и поставила на стол так, чтобы Мамуля могла до них дотянуться.

– Без ваших показаний, мама, Роба Лэйка могут приговорить к смерти. А если он невиновен, его смерть будет на вашей совести.

– Но тот белый фургон мог принадлежать кому угодно. Я не знаю, был ли это точно фургон Джанет. Может, если я скажу про это полиции, то лишь всех запутаю.

– Полиция разберётся, это их работа. Не вам решать, мама, что суду стоит знать, а о чем лучше не сообщать. – Фрэнсис отхлебнула кофе. – Мама, поверьте мне. Чем раньше вы пойдёте в полицию, тем мягче суд к вам отнесётся. Вы просто скажите этому господину Грею, что вы видели. Скажите ему, что вы не уверены, был ли это фургон Джанет. Скажите ему, в какое время это было: в два часа ночи в субботу фургон въехал в гараж, и дверь за ним закрылась. И что в два тридцать он уехал снова.

– Он захочет прийти сюда, захочет, чтобы я подписала какие-нибудь бумаги. Захочет, чтобы я пошла в суд. А я уже сказала тебе, Фрэнсис, что мое сердце не выдержит этого.

– Мама, я объясню ему, что у вас больное сердце и поэтому вы боитесь выступать в суде. Я уверена, они как-нибудь сумеют всё устроить.

Дульси была так взволнована, что не могла усидеть спокойно. Она начала ёрзать, затем принялась умываться, пытаясь успокоиться. Она могла, конечно, иногда сердиться на Джо и упрекать его в отсутствии воображения, но сейчас… Этот ход был гениальным.

Мамуля ухватила пирожок и разломила его пухлыми пальцами.

– Лучше бы эта девица тут вообще не появлялась; я так и знала, что от неё будут неприятности. Ну кто, будучи в здравом уме, устроит сварочную мастерскую среди жилых домов, да ещё прямо над собственной квартирой? В большом городе такое наверняка не позволили бы. Она же всё время пыхала огнём, так что неудивительно… И эта пальба – бах, бах, бах –прямо артиллерийский обстрел целыми днями. Наверно, это такой домашний тир. Зачем только молодой женщине подобные штуки? Я не…

– Это была не стрельба, мама. Я вам говорила, это специальное устройство для вбивания металлических скобок. Такой большой пистолет, которым пользуются, например, в магазинах. Вы же знаете, она его использовала, чтобы натягивать холсты. Помните, она говорила, что от втыкания обычных кнопок у неё подолгу болят пальцы. Пожалуйста, мама. Я должна перезвонить этому адвокату.

– У тебя самой на столе есть штука для скрепок, Фрэнсис. И от неё совсем не такой звук. Ты знаешь, что я права. Эта ненормальная сожгла весь холм. Я всегда знала, что когда-нибудь так и произойдет. Что она спалит всю округу. Если бы не мои молитвы, чтобы Господь уберёг наш дом, мы бы тоже сгорели.

– Ой, мама, она не…

– Как бы то ни было, не спорь со мной. Я не буду этого делать. Не хочу впутываться.

– Но, мама, как вы не понимаете? Вы уже впутались, Если вы не дадите показаний, могут осудить не того человека.

Дульси съёжилась, боясь пошевелиться. Да, это утро оказалось полным сюрпризов.

Пистолет для скрепок. Джанет не пользовалась кнопками.

Тогда что это была за кнопка, которая воткнулась в её лапу? Кнопка с остатками сгоревшей деревяшки и клочком почерневшего холста? Откуда взялись эти кнопки, разбросанные под слоем пепла? Там их сотни, на многих остались кусочки ткани. Сотни кусочков картин…