Это особое расположение, которым пользовалась в начале царствования Александра семья Строгановых, доставило старому графу большее, чем когда-либо значение; и, так как он занимал место сенатора и пользовался, благодаря своим русским вкусам, большой популярностью среди дворянства своей губернии, где он отправлял должность предводителя дворянства, то его сочувствие зарождавшимся новым веяниям и горячее одобрение образа мыслей Александра и его молодых друзей оказывали ценную поддержку этим последним.
Но еще гораздо более ценную поддержку нашла молодежь в лице графа Александра Воронцова. В России Воронцов считался самым опытным государственным человеком. Он и граф Завадовский были друзьями графа Безбородко. Оба приходили к нему толковать о делах. Рассказывают, что будто после их ухода, Безбородко приказывал растворять двери и окна, пыхтел, обмахивался, бегал по комнатам и восклицал: «Слава Богу, педагоги ушли». Он называл их так потому, что они всегда читали ему нравоучения и упрекали за леность, чрезвычайную беспечность и малый интерес к делам, участие в которых могло бы принести пользу. Тем не менее оба они были для него ценными друзьями.
Я не знаю, что заставило графа А. Воронцова в царствование Екатерины удалиться от дел. Временами он бывал очень капризен, его честолюбие не довольствовалось малым. В царствование Павла он всегда благоразумно держался вдали от Петербурга, хотя Павел и был очень расположен к семейству Воронцовых из-за связи Петра III с одной из их сестер. Только с восшествием на престол Александра граф Воронцов снова появился в Петербурге, окруженный той же славой, какой пользовался при Екатерине и которая еще увеличилась, благодаря его разумному поведению и продолжительному отстранению от дел.
Граф не присоединился к старым министрам, которые по познаниям и образу мыслей большею частью стояли ниже его; к тому же для предоставления ему места министра пришлось бы удалить кого-нибудь из них. Он занял более высокое положение, взяв на себя роль посредника между новыми идеями императора и старой русской рутиной и умерителя тех преобразований, которые, как он предвидел, должны были проистечь из стремлений молодого императора. Он был очень доволен, что, благодаря такому положению, мог в одно время и уступать желаниям государя, и направлять их, и этим самым обеспечить себе царскую милость и власть. Он стал на сторону молодых, а старых предоставил их собственной судьбе, зная, что во всякой новой организации за ним будет обеспечено первое место.
Граф Семен Воронцов, после долгого отсутствия, также приехал в Петербург. Человек он был вполне цельный, не признавал никаких оттенков и видоизменений в убеждениях и чувствах; он был страстный, слепой приверженец раз воспринятой им идеи или избранного им своим кумиром человека. Во время революции, возведшей на престол Екатерину II, он был младшим офицером гренадерского полка и гордо провозгласил себя сторонником несчастного Петра III, что, однако, не помешало ему впоследствии получить от Екатерины назначение послом в Англию. Известно, что одна из сестер Воронцовых была фавориткой Петра III, в то время как другая была доверенным лицом Екатерины. Преданность, выказанная в молодости графом Семеном по отношению к Петру III, побудила Павла I вызвать его из Лондона в Петербург и предложить ему важнейшие должности в государстве; но он постоянно отказывался от них и просил оставить его в Лондоне. Благодаря своему благородному, положительному и открытому характеру, граф Семен приобрел себе друзей в Англии, прижился в этой стране и был влюблен в Англию, более влюблен, чем самый коренной тори; он так преклонялся пред Питтом, что все, что походило, я не говорю даже на критику, а на какое-нибудь простое замечание или сомнение в политике, принципах или действиях этого министра, казалось графу Семену абсолютной бессмыслицей, неизвинительным извращением ума или чувства. Кроме этого обожания Англии и Питта, у него было еще одно чувство, более раннего происхождения и более естественное — обожание своего старшего брата. В нем он видел самого великого и самого добродетельного человека в России; его слова были для него евангелием, его решения — пророчествами. Повиновение, уважение и преданность графа Семена брату были трогательны, потому что они вытекали из сердца, действовавшего без расчета. Отношения двух братьев были настолько хороши, что они не делили между собой полученного наследства. Граф Александр, взявший на себя заведывание всеми делами по имуществу, отдавал брату все, что приходилось на его долю; между ними не возникало на этой почве и тени какой бы ни было распри, и никогда никому и в голову не приходила мысль, что граф Александр может обидеть своего брата, проживавшего за границей.
Новосильцев во время своего пребывания в Англии, в царствование Павла, посещал дом графа Семена, которому был представлен старым Строгановым. Он приобрел его дружбу и доверие и стал близким членом его семьи. Новосильцев явился, некоторым образом, звеном, связавшим графа Александра с молодыми людьми нашего кружка. По приезде в Петербург старого графа Воронцова, Новосильцев тотчас же стал бывать у него в доме, приобрел его доверие и откровенно высказывал ему свои мысли. Приезд графа Семена еще более способствовал укреплению этих отношений и сделал их более действительными. Торийские убеждения графа Семена являлись для России крайним либерализмом, и он не преминул повлиять на брата в смысле сочувствия к тем преобразовательным планам, которые уже начали принимать более ясные очертания в уме императора.
Сам граф Александр не был противником некоторых либеральных идей; по своим природным склонностям он способен был и воспринять их, и сочувствовать им. В нем осталась закваска той старой либеральной русской аристократии, которая хотела, призывая на престол императрицу Анну, ограничить ее власть. Он рассказывал мне, что в молодости, отправляясь в путешествие по Европе и проезжая через Варшаву, в царствование Августа III, он не мог представить для себя и для своего отечества ничего более разумного и более благодетельного, как если бы Россия стала тем же, чем была в то время Польша, а ее подданные получили те же права и преимущества, какими пользовались поляки. Русский аристократизм одного брата и чистый «торизм» другого сошлись на высокой оценке сената. Сенат стал их idee fixe. В нем они видели средство, основу и возможный источник всяких улучшений без каких-либо опасностей для государства.
Император продолжал устраивать свои тайные совещания; но, довольствуясь лишь обсуждением разных проектов, он по-прежнему не обнаруживал решимости взять на себя почин в осуществлении преобразований. Даже оба брата Воронцовы были недовольны в этом отношении императором. Наконец, они, совместно с молодыми друзьями Александра, условились предпринять энергичное наступление на императора, чтобы вывести его из робкого бездействия.
С этой целью граф Строганов устроил у себя обед, на который пригласил императора и императрицу. Приглашены были также и оба Воронцовы. Каменноостровский дворец, в котором проводил лето император, отделялся от дачи графа Строганова лишь мостом, перекинутым через реку Неву, и император с императрицей пришли к Строганову пешком. После обеда, когда император, гуляя по саду, вошел в один из павильонов, занимаемых Новосильцевым, мы все отправились туда же вслед за ним. Завязался разговор. Оратором для этого случая избран был граф Семен, который скорее других мог своими речами произвести впечатление на императора. Вследствие того, что он жил в Англии и не желал оставаться в России, он являлся лицом, незаинтересованным в том, что происходило в Петербурге; следовательно, он мог быть беспристрастным и имел поэтому больше прав быть выслушанным, а также и откровенно высказать свой образ мыслей. Но он оказался не так красноречив, как мы предполагали. Император, умевший очень искусно ставить собеседника своими возражениями в затруднительное положение, часто приводил в смущение графа Семена и его брата. Императору хотели доказать, что он должен был что-нибудь предпринять, что новое царствование возбудило известные надежды, и Европа не менее России ждала от императора их осуществления. Но все это были лишь общие фразы, и когда император задавал вопрос, на что же, собственно, в России должны быть направлены преобразования, и при помощи каких мер надо было приступить к их выполнению, — граф Семен и его брат, не считаясь ни с какими препятствиями и затруднениями, полагали, что все достигнется через сенат, при помощи его восстановленного авторитета.
