Литмир - Электронная Библиотека

Наши таинственные собрания не могли ускользнуть от внимания двора и вскоре стали всем известны. Нас прозвали «партией молодых людей». Члены неофициального комитета начинали уже выказывать нетерпение и громко выражать неудовольствие на то, что их роль сводилась к нулю, что до сих пор они не добились никаких практических результатов. Они торопили императора с приведением в исполнение высказанных им взглядов и тех предложений неофициального комитета, которые были им одобрены и признаны необходимыми. Раз или два хотели убедить его приступить к энергичным действиям, заставить себе повиноваться, устранить людей с устарелыми взглядами, служивших помехой всяким преобразованиям, и заместить этих людей молодежью. Но подобные настояния оказывались безуспешными по той причине, что император, вообще склонный к уступчивости и не умевший идти к своей цели иначе, как путем частичных соглашений и осторожных попыток, кроме того, еще и не чувствовал себя настолько господином положения, чтобы отважиться на мероприятия, казавшиеся ему слишком решительными.

В нашем комитете самым пылким был Строганов, самым рассудительным — Новосильцев, наиболее осторожным и искренно желавшим принять участие в делах — Кочубей; я же был самым бескорыстным и всегда старался успокоить слишком сильное нетерпение других.

Те, кто побуждал императора принять немедленно энергичные меры, мало знали его. Такие настояния всегда вызывали в нем стремление отступить, поэтому они были совершенно нецелесообразны и только могли колебать его доверие. Но все же ввиду того, что император жаловался на своих министров и ни одним из них не был доволен, неофициальный комитет, оставив пока в стороне вопрос о смене министров, занялся обсуждением способов, при помощи которых можно было бы выйти из области мечтаний и твердыми шагами вступить на почву практических мероприятий. Решено было, что Строганов возьмет на себя обязанности прокурора первого департамента правительствующего сената. Новосильцев был назначен секретарем императора. Положение это давало ему многие преимущества, так как теперь всякая бумага, поступавшая на имя государя, могла проходить через его руки, и кроме того он получал право объявлять императорские указы. Впрочем, вначале ему приходилось иметь дело исключительно с составителями разных проектов. Между ними иногда попадались люди не без таланта, но большей частью то были авантюристы, весьма сомнительной честности, какие в изобилии отовсюду стекаются в Россию при каждой перемене царствования. Должность эта вполне подходила Новосильцеву, благодаря его разнородным познаниям в области финансов и промышленности; она явилась для Ново-сильцова, в свою очередь, хорошей школой и помогла ему выработаться в такого государственного деятеля, каким мы его знали впоследствии. Был еще пятый член неофициального комитета, Лагарп, воспитатель Александра, приехавший навестить своего бывшего воспитанника по его воцарении.

Возвратившись из Италии в Россию, я застал Лагарпа уже в Петербурге.

Лагарп не присутствовал на наших послеобеденных собраниях, но имел с императором частные беседы и постоянно подавал ему докладные записки с подробным обзором всех отраслей администрации. Первое время мы читали их на наших тайных заседаниях, но затем, благодаря нескончаемой длинноте этих записок, мы стали поочередно брать их к себе на дом, чтобы прочесть на досуге. Лагарпу было в то время лет сорок с лишним; он был членом директории в Гельвеции и всегда носил форму, принадлежавшую ему в силу звания, и большую саблю на вышитом поясе, поверх платья. Он казался нам (я говорю — нам, потому что это было наше общее мнение) значительно ниже своей репутации и того мнения, которое составил о нем император. Лагарп принадлежал к поколению, воспитанному на иллюзиях конца восемнадцатого века, — к тем людям, которые воображали, что их доктрины, как новый философский камень, как новое универсальное средство, разрешали все вопросы, и что одними сакраментальными формулами можно рассеять все многообразные препятствия, выдвигаемые практической жизнью при осуществлении отвлеченных идеалов. У Лагарпа было для России свое всеисцеляющее средство, о котором он распространялся в своих писаниях так многоречиво, что у самого императора не хватало терпения дочитывать их. Я вспоминаю, между прочим, что он напал на выражение «регламентированная организация», которому он придавал, не без основания, большое значение, но которое повторял беспрестанно и с такой настойчивостью, что выражение это, в конце концов, стало его прозвищем.

Император, быть может, сам себе в том не признаваясь, чувствовал, что его прежнее высокое мнение о бывшем воспитателе начинает колебаться, тем не менее он всегда изыскивал предлоги к тому, чтобы возвысить репутацию Лагарпа в наших глазах. О личном характере Лагарпа император никогда не менял своего мнения.

Император очень не любил насмешливых отзывов о ничтожестве писаний Лагарпа, и наоборот, одобрение каких-либо предложений правителя Гельвеции доставляло ему большое удовольствие. Александру было приятно, когда он мог сообщить Лагарпу, что его идеи встречены одобрительно и получат осуществление, как только будет приступлено к выполнению намеченных преобразований. Но несомненно, что пребывание Лагарпа в Петербурге в начале царствования Александра не имело никакого значения, как равно он не оказал никакого или почти никакого влияния и на последующие реформы этого царствования.

У Лагарпа хватило такта не выказывать желания присутствовать на наших заседаниях. Я думаю, что и сам император предпочитал не допускать его туда, во избежание разных толков по поводу того, что преобразованием империи руководит правитель Гельветической республики и признанный революционер. Тем не менее самому Лагарпу всегда говорили, что он считается членом нашего комитета и что на наших собраниях для него всегда приготовлено место. Поэтому, уезжая, он уверял нас, что мысленно всегда будет принимать участие в наших совещаниях.

Тотчас по восшествии на престол императора Александра в Петербург поспешила приехать маркграфиня Баденская, мать императрицы Елизаветы, преисполненная счастья и нетерпеливого желания увидеть любимую дочь, с которой была разлучена уже семь лет. Маркграфиню сопровождал ее супруг, Баденский маркграф, сын старого, еще царствовавшего герцога, и старшая дочь их, принцесса Амалия. Влияние этой семьи было прямо противоположно тем идеям, которые тогда проповедывал Лагарп.

Маркграфиня была сестрой первой жены императора Павла (Третья сестра была замужем за великим герцогом Саксен-Веймарским; ее дочь, вышедшая замуж за герцога Мекленбургского, была матерью герцогини Орлеанской. Я припоминаю, что во время приезда герцогини Орлеанской в Париж, я был поражен сходством с теми ее родственниками, которых я знал в России), которая умерла в России в расцвете молодости и красоты. Императрица Екатерина, вся ее семья и весь двор оплакивали ее смерть в большей мере, чем ее супруг, узнавший после ее смерти, из неосторожно сохраненных ею писем, что сердце ее принадлежало не только одному ему.

Маркграфиня была выше среднего роста, имела важный вид, во всех ее движениях было много достоинства; нельзя было сомневаться, что в молодости она была красива и изящна.

В Германии она, по справедливости, пользовалась репутацией очень благоразумной и остроумной женщины, значительно выдававшейся по своему уму над обычным уровнем принцесс того времени. Пребывание маркграфини во дворце, видимо, оказало здесь влияние, противоположное тем принципам, выразителем которых являлся Лагарп. Казалось бы, это обстоятельство должно было нравиться императрице-матери, но вышло иначе. Императрица Мария Феодоровна хмурилась и была недовольна. Слишком было велико несходство между этими двумя государынями, чтобы они могли понравиться друг другу. Маркграфине удалось выдать младшую дочь за шведского короля, отказавшегося от великой княжны Александры. Замужество это, считавшееся тогда в Европе самым блестящим, было триумфом, которым маркграфиня не могла не гордиться и который мало способствовал успокоению ревности императрицы-матери, тем более, что старшая сестра принцессы Амалии (сестры были близнецы) вышла замуж за курфюрста, сделавшегося вскоре за тем баварским королем, тогда как ни одна из русских великих княжон еще не приобрела в замужестве такого высокого положения.

50
{"b":"195918","o":1}