Волнение, впрочем, было вызвано не только упомянутым «ожиданием чуда». Но и вполне реальными опасениями и страхами, вызванными неожиданно хлынувшим в момент отъезда ливнем. Неукротимые тропические дожди очень опасны в этой гористой стране, где оползень или камнепад в мгновение ока может обрушить мост, завалить шоссе и оборвать связи города или поселка, где вы в тот момент оказались, с окружающим миром. В тот день, когда мы отправлялись в Минас-Жерайс, ливень был действительно свирепым, но я благополучно успел проскочить самое опасное место на выезде из Рио, где шоссе пересекает грозившую выйти из берегов речку Сан-Жоан-де-Мерити. Потом дорога взвилась серпантином по отрогам горной гряды Эстрела. С вершины гор на асфальт шоссе, как театральный занавес, опустился туман. Глухой и плотный. Такой, что уже в метре впереди машины ничего не было видно. И свет фар беспомощно увязал в этой ватной стене. Ехать можно было только «шагом». Со скоростью пешехода. А вскоре вообще пришлось встать: на горной дороге при видимости, равной нулю, шанс оказаться в пропасти был слишком велик.
Пережидая ненастье, мы простояли несколько часов. Так была потеряна большая часть дня. Сломались планы, рухнул график движения: мы не успевали до полуночи добраться до города Белу-Оризонти, где намеревались заночевать. Пропетляв в ночи по скользкой извилистой дороге сотни две километров, я почувствовал, что устал, что руки дрожат на руле, а глаза слезятся от слепящего света летящих навстречу грузовиков и автобусов. Нужно было искать ночлег.
…Даже сейчас хорошо помню, с какой радостью увидел в ночи рекламные щиты на обочине, выхватываемые из мрака светом фар: «До мотеля — 5 километров!»… «Через три километра: мотель „Сабана да Мантикейра!“»… «Горячий ужин и приятный отдых — через тысячу метров в „Сабане да Мантикейра!“»… И наконец категорически указующий трехметровый фанерный перст: «Сабана да Мантикейра — это здесь!»
Да, чертовски все-таки приятно, заглушив мотор, хлопнуть дверцей, отдать выбежавшему из мотеля мальчишке в фирменной курточке ключ, чтобы машину твою увезли на охраняемую парковку, потом сладко потянуться, так чтобы хрустнули онемевшие от долгого сидения за рулем кости, и войти в чистый и пустой зал придорожного ресторанчика или кафетерия.
Дремлющий за стойкой хозяин встрепенется, включит негромкую музыку — Роберто Карлоса или Валдика Сориано, поспешит навстречу с огромной, отпечатанной раз на несколько лет «картой» типового меню. Ты вдыхаешь пряный аромат поджаренного чеснока, струящийся от цыплят на медленно вращающемся под стеклянным колпаком вертеле, и просишь холодного апельсинового сока, чтобы сразу же укротить свирепую жажду.
А потом, когда подадут ужин и ты утолишь голод гигантским шашлыком — «чурраско», в голову придут всякие мысли. Насчет того, например, что неплохо было бы пригласить сюда, в «Сабану да Мантикейру», нескольких соотечественников, руководящих автомобильным транспортом и ведающих сервисом на наших автомагистралях. Пусть посмотрят и поучатся. И попытаются внедрить этот опыт.
…Я отходил ко сну, мысленно благодаря бразильское министерство иностранных дел за то, что оно не требует от нашего брата-корреспондента, отправляющегося в командировку, заранее представлять точное расписание поездки с указанием городов и отелей, в которых предполагается ночевать! Это избавило нас от объяснений с чиновниками министерства иностранных дел за незапланированную ночевку в «Сабана да Мантикейра». Зато на следующее утро, когда непогода кончилась, тучи унесло ветром и лишь лужи на асфальте напоминали о вчерашнем ливне, нам осталось совсем немного до первой цели путешествия: до города Оуру-Прету, приютившегося в бурых пологих горах Минас-Жерайса. На подходе к нему путника убаюкивает сухой зной, шелест шин по мягкому асфальту, ритмичные повороты. И вдруг за каким-то сотым или трехсотым поворотом взгляд испуганно замирает, проваливаясь в обнажившуюся справа пустоту. И в следующее мгновение вы видите окруженную зелеными горами долину. И на дне ее и по склонам — россыпи домов, белых, голубых и серых, среди которых высятся башенки храмов. Вы приехали в Оуру-Прету, а еще точнее — в Вилу-Рику — старинную столицу капитанства Минас-Жерайс.
Но прежде чем спуститься по последнему серпантину вниз, остановите машину, выйдите и посмотрите на этот городок издали и сверху. Специалисты по истории архитектуры утверждают, что нет на Американском континенте другого, столь хорошо сохранившегося до наших дней архитектурного ансамбля XVIII века. С архитекторами согласна ЮНЕСКО, объявившая Оуру-Прету «культурным достоянием человечества».
Обязательно, раз уж вы остановились там, вверху, над Оуру-Прету, заглушите мотор и услышите, как вас обступает звенящая тишина. Вы смотрите на вьющиеся по горным склонам извилистые улочки, на застывшие волны красно-бурых черепичных крыш, и вас охватывает изумление. Вы погружаетесь в незнакомый и странный мир, который, кажется, совсем не изменился за последние два века.
…А ведь было время, когда все здесь кипело! Минас-Жерайс делал живительные и в то же время губительные инъекции золота в склеротические вены своей дряхлеющей метрополии Португалии. На это золото была отстроена чванливая столица Лиссабон, разрушенная землетрясением 1755 года. На это золото задыхающийся от тщеславия король Португалии дон Жоао Пятый отгрохал в Мафре под Лиссабоном свой фантастический дворец, перещеголявший помпезностью воздвигнутый за два века до того знаменитый мадридский Эскориал. Еще бы: фасад Эскориала тянется на 206 метров, а дворец в Мафре вытянулся на 220. В Эскориале насчитывается 3 тысячи 800 окон и дверей, а в Мафре — более четырех с половиной тысяч. Не знаю, сколько комнат, салонов и зал во дворце испанских королей. В Мафре их 880! Это чудовище было вспоено потом и кровью рабов, погибших на рудниках Минас-Жерайса, вскормлено тоннами добывавшегося здесь золота. Сказав «тоннами», я не допустил ни малейшего преувеличения: одна только шахта «Конго-Соко» давала до 15 килограммов золота в день. А шахт здесь были сотни… Представим же себе этот казавшийся нескончаемым караван галеонов и барок, уходивших от берегов Бразилии в Португалию с трюмами, полными желтого металла.
Центром этого горного края, повергавшего в экстаз наживы лиссабонский двор, стала его стремительно растущая столица, называвшаяся тогда «Вила Рика де Носса Сеньора ду Пилар де Альбукерке». Португалия и вся Европа знали тогда, в начале XVIII века, один только город в Бразилии, достойный называться «городом»: Вилу-Рику. Прежняя столица страны — Баия — медленно дряхлела. О новой столице, именуемой Сан-Себастьян-до-Рио-де-Жанейро, никто еще ничего толком не слышал, кроме того, что этот самый Рио-де-Жанейро служил портом, через который Вила-Рика вывозит свое золото и драгоценности в Португалию.
Вила-Рика! Это слово, магическое, пьянящее и волнующее, влекло со всех концов Португалии тысячи авантюристов и романтиков, путешественников и разжалованных за шулерство офицеров, художников и плотников, которым трудновато было устроить свою жизнь в Коимбре или Брагансе. Десятки кораблей уходили через Атлантику к берегам Бразилии. Их каюты были заполнены искателями приключений и охотниками за золотом. На одном из таких кораблей в 1724 году плыл Мануэль Франсиско да Коста Лисбоа — небогатый португальский архитектор. И почти одновременно от берегов Африки отвалило судно, в переполненном невольниками трюме которого, задыхаясь от зноя и вони, умирала от жажды черная Изабель. Они встретились в Вила-Рике — Мануэль Франсиско Лисбоа и рабыня Изабель. И у них в 1730 году родился сын — Антонио Франсиско. Сын свободного человека и рабыни должен стать рабом. Но в день крещения своего наследника Мануэль подписал грамоту, дарующую ему волю. Против этого закон не возражал. В конце концов, ведь архитектор Мануэль Франсиско Лисбоа был собственником рабыни Изабель и имел полное право решать судьбу своего сына.
Смуглый мальчик рос, наблюдая за работой отца. Сначала таскал за ним инструменты, потом стал выполнять несложные поручения: обтесать заготовку из кедра, набросать контуры будущего алтаря, отполировать законченную отцом деревянную мадонну. С помощью отца Антонио выучился читать, писать, немного считать. И конечно же, рисовать и работать с резцом и зубилом. Время летело быстро, и однажды Мануэль с удивлением вдруг обнаружил, что шестнадцатилетний мальчишка уже режет по дереву лучше его самого! Он стал брать парня с собой в мастерскую и все чаще поручал ему выполнение тех работ, которые не доверял помощникам. Слава богу, парень вроде бы рос смышленым, и это радовало Мануэля: как-никак сын. Хотя и не единственный: когда мальчишке исполнилось восемь лет, Мануэль женился на достойной белой женщине, тоже из Португалии, по имени Антония Мария де Сан-Педро, и быстро нажил с ней еще четверых. Но вот ведь как случается: «неполноценный» Антонио, рожденный «черной» Изабель, оказался умнее и талантливее своих законнорожденных братьев.
