Деннис нетвердой рукой предлагает ему сигарету.

— Я не курю, — отвечает Гид, — я бегаю трусцой. — Заявив о своих атлетических достижениях, он гордо выпячивает грудь. За окном стоит БМВ. Жаль, что машина не моя, думает Гид. Ну да ничего. Пилар лучше любой БМВ!

— Правда? — отвечает Хэл Плимкоут. — Я тоже бегаю.

Гид никогда не был в Англии и представляет, как люди там бегают. Он видит Хэла, медленно бегущего вокруг глинистого поля. На нем старый костюм, он курит и распугивает дичь.

— Ты не бегаешь. Ты трусишь, шаркая ногами, — прыскает Мэдисон, подтверждая догадки Гида.

Хэл пожимает плечами и стряхивает пепел.

— Ну и что, — говорит он. — Это и называется «бег трусцой». Я же не утверждал, что бегаю кроссы, как те ребята из «Огненных колесниц», а?

Мэдисон игнорирует его:

— Поиграем в «слова» на раздевание!

Гид интересуется правилами игры и получает ответ: кто наберет больше всего очков в конце каждого раунда, должен снять всю одежду.

— Таким образом, тебя наказывают за то, что ты самый умный, — поясняет Деннис, — совсем как в реальном мире.

Отец Гида тоже так говорит. Банально, правда? От британской рок-звезды ждешь большего.

— Или, в моем случае, — говорит Мэдисон, — я получаю возможность продемонстрировать и свой ум, и свои буфера!

Гид пытается решить: Мэдисон правда умная, но только прикидывается идиоткой, или она идиотка, которая притворяется умной? Мэдисон тем временем вскидывает бровь:

— Итак, Гид. Ты ищешь одного из своих соседей по комнате? Не уверена насчет Николаса, но что касается Каллена, у меня есть догадка. Думаю, они с Фионой пошли прогуляться по пляжу.

— Вообще-то они пошли прогуляться вверх по лестнице, — говорит Гид, радуясь своей осведомленности. С этими словами Деннис встает. Выше талии на нем рубашка, кожаная кепка, несколько ожерелий из бирюзы и темные очки во все лицо. Ниже талии он голый. Ни- кто — то есть никто, кроме Гида, — даже не моргает, когда Деннис подходит к двери в таком виде и выглядывает в гостиную. И верно, Каллена с Фионой нигде не видно. Миджа лежит на диване и листает фотоальбом Хельмута Ньютона, а Ив без сознания валяется на полу, подложив под голову красное полотенце.

Деннис возвращается на место и качает головой, глядя на Хэла.

— Ты только посмотри на этого парня: ему еще и семнадцати нет, и он даже не пытается охмурить девчонку, а получает все на тарелочке.

Нильс кивает:

— Когда я учился в старших классах, девчонки в меня плевали.

Все возвращаются к игре, кроме Денниса, который снова встает и, к восторгу и изумлению Гида, подходит к нему. Он обнимает его рукой, которая вся покрыта татуировками в виде азиатских иероглифов.

— Тебе нравится эта Пилар, да? — спрашивает он и кивает, не дожидаясь ответа. — Мне кажется, она тебе идеально подходит.

Гид нервно оглядывается через плечо.

— Да никто не слушает, парень, здесь только я и ты, — успокаивает его Деннис. — Послушай, твой приятель Каллен… я, конечно, люблю этого парня, но ты… у тебя есть душа. Я серьезно говорю. Иди и пусти ее в дело.

Наверху

Гидеон поднимается по лестнице черного хода летнего дома Уинчестеров, пытаясь не упустить возможность, столь оптимистично обрисованную ему Денисом Тол- ландом. А викодин в его организме тем временем превращается в расплавленное серебро. Серебро скапливается в глубокой лужице, и Гидеон вдруг наполняется уверенностью, что Пилар от него без ума. Когда он погружается в эту лужицу и долго отмокает в горячей жидкости, в его голове начинают возникать такие мысли: «А почему бы ей не потерять голову? Ведь я великолепен».

Через закрытые окна до него доносится звук океанских волн, разбивающихся о берег. Слева дверь, а за ней — длинный коридор, ведущий, как догадывается Гид, в хозяйскую спальню. Он идет по узкому коридору с высоким потолком, мимо стен, увешанных фотографиями, и почти на всех — Фиона: Фиона на лошади, Фиона карабкается на холм, Фиона в купальнике, с глазами, почти такими же ярко-синими, как море вокруг нее. У родителей Гидеона тоже есть его фотографии, но на всех он позирует, они слишком официальны, как, к сожалению, и его отношение к матери и отцу.

В конце коридора виден другой коридорчик, поменьше, ведущий к двери, приоткрытой примерно на два сантиметра. Гид чувствует, что это то самое место. Он открывает дверь и оказывается в алькове. Прямо перед ним на кровати голые ступни Пилар, изящно перекрещенные, и низ ее коричневого бархатного костюмчика. Гид делает шаг вперед, по-прежнему воодушевленный викодином и словами Денниса.

Волосы Пилар лежат на подушке шелковистой косой. (Я знаю, что только голубые называют волосы «шелковистыми», но они у нее правда такие, что я могу поделать?) На животе у нее полупустой бокал вина, он отбрасывает красные тени на противоположную стену. Она улыбается: как будто ждала его.

— Заходи. — Она сдвигается в сторонку. Значит, она ждет, что он уляжется с ней рядом? — Что ты здесь делаешь? — игриво спрашивает она.

Как умело она кокетничает! Завидую. Гид видит в темноте ее манящую улыбку.

— Ну, я как раз проходил по коридору и разглядывал портреты Фионы, и думал о том, каково это — быть единственным ребенком в семье. У меня нет братьев или сестер.

Пилар улыбается.

— Знаю. Ты сказал мне это еще в первый день, когда мы познакомились.

То, что он существует в памяти Пилар, пусть даже в качестве маленького воспоминания, усиливает его блаженство. Интересно, как он тогда воспримет ситуацию со мной? Конечно, все хотят, чтобы их выслушали, поняли, но не до такой же степени!

— Она такая хорошенькая и идеальная на этих фотографиях.

Гид ложится. Потом снова садится, снимает ботинки и опять ложится.

— Ты считаешь Фиону хорошенькой? — Нет, девчонки просто невероятны! Не хочу акцентировать на этом внимание, но, разумеется, Пилар просто не может удержаться, чтобы не спросить.

— Конечно, — отвечает Гид. — Не думаю, что кто- то станет оспаривать этот факт. Так вот, я говорил о том (молодец, Гид, не потакай Пилар!), что Фиона вы- глядит так, будто ее очень любят. А я на фотографиях обычно просто… есть. Просто место занимаю. Короче говоря, ясно, что родители Фионы воспринимают ее как свое самое великое достижение. А я всего лишь странное последствие большой ошибки.

— Это так грустно! — восклицает Пилар.

— Правда? — Гид так не думает: ведь если родители помешаны на тебе, это значит, они никогда не оставят тебя в покое. А быть одному не так уж плохо. Наверняка мать Фионы Уинчестер названивает ей по три раза на дню. — А мне кажется, это даже прикольно.

И тут случается самая удивительная вещь на свете. Пилар перекатывается на бок и оказывается к нему лицом. Нет, извините, то была вторая удивительная вещь. А самое поразительное вот что: Гид тоже перекатывается ей навстречу. Их тела принимают одну и ту же форму: колени подтянуты, руки сложены и прижаты к груди. Гид ощущает жар в том месте, где их коленные чашечки и локти почти соприкасаются, и этот жар исходит не только от нее — он между ними.

Пилар хихикает.

— У меня такое чувство, будто мы тайком пробрались на пароход без билета, — говорит она. — Закрой глаза.

Гид закрывает глаза. Но открывает проверить, закрыла ли глаза Пилар. Закрыла. Он снова опускает веки и слушает волны, разбивающиеся о берег за окном. Опять подглядывает. Глаза Пилар по-прежнему закрыты, и она улыбается.

— Итак, — мурлычет она. — Гее-де-он. Хочешь знать, о чем еще я думала?

Это неожиданно, но интересно. Гид распахивает глаза.

— Конечно, хочу.

Пилар подпирает голову локтем и свободной рукой рисует невидимые узоры на белом покрывале. Она выглядит в точности так, как выглядит в фильмах жена в тот момент, когда заботливо дает своему супругу разумный совет и говорит что-то вроде: «Думаю, ты будешь хорошим отцом» или: «Не беспокойся насчет выборов, беспокойся о людях; люди сами сделают выбор». Гид представляет себя в роли кандидата на президентский пост. На нем синий костюм и красный галстук, а когда победа уже позади, Пилар подносит ему бутерброд и чипсы.