В те же годы брат Тук отметился как герой второго плана в пьесах Энтони Мандея, где он вместе со своей возлюбленной Дженни преданно служит Робину. После этого он присутствовал практически в каждом произведении о «вольных стрелках», почти не меняясь: это силач, обжора и выпивоха, такой же символ «доброй старой Англии», как Маленький Джон. «Айвенго» В. Скотта и «Дева Мэриан» Т. Пикока заложили традицию, по которой Тук был влиятельным членом разбойничьего «штаба», третьим по значению после Робина и Джона. Кое-кто из авторов намекал, что он умеет читать и писать и уже поэтому является «мозговым центром» робингудовской ватаги. В повести Михаила Гершензона «Робин Гуд» он даже пишет прокламации, призывающие крестьян к восстанию. В англоязычной прозе монах таких подвигов не совершает, но оттого не становится менее симпатичным. Странное дело: если в годы Реформации его использовали для борьбы с католической церковью, то теперь он скорее пропагандирует ее.
Каким же образом брат Тук попал в орбиту робингудовского предания? Реальный Роберт Стаффорд, орудовавший на юге Англии в XV веке, никак не мог сотрудничать с возможными прототипами Робин Гуда, которые гораздо раньше подвизались на севере. Как можно догадаться, союз между собой заключили не исторические персонажи, а их мифологические прототипы — те, кому посвящались майские игры. И если Робин, как уже говорилось, отдаленно связан с великим англосаксонским богом Воденом, то брат Тук так же отдаленно напоминает другого бога — Тура или Тора. Этот громовержец отличался могучим телосложением, неумеренным аппетитом и виртуозным обращением с молотом, который воображение потомков вполне могло превратить в дубину. С Тором связывали четверг (Thursday), дуб и белый цвет — не отсюда ли белые рубашки танцоров морриса? Возможно, в генезисе образа Тука участвовал и другой персонаж — кельтский бог плодородия, которого в Ирландии называли Дагдой, а в Британии, по римскому образцу, Геркулесом. Он, в отличие от Тора, был не только рослым, но и тучным, и в качестве оружия тоже использовал дубину. А еще имел волшебный «котел изобилия», из которого каждый мог доставать пищу по своему вкусу — вспомним, что монах щедро угощал разбойников.
Местом встречи Тука и Робина оказался лес, с которым народная фантазия связывала обоих этих персонажей. Дело монаха Стаффорда доказывает, что имя Тука уже в XV веке было прочно соединено с разбойным промыслом — возможно, именно благодаря Робин Гуду, который к тому времени уже обрел черты Майского короля. Тогда же рядом с Робином появилась еще одна главная героиня легенды — дева Мэриан, тоже пришедшая из майских игр. Ее дальний прототип — языческая богиня плодородия, которая с приходом христианства ассоциировалась сразу с двумя персонажами евангельской легенды — Марией Магдалиной и Марией Иаковлевой, женой Клеопы. По распространенной в Англии и Франции легенде, обе Марии после распятия Христа отправились на корабле в Западную Европу, чтобы проповедовать там новую веру. В Англии ими якобы было основано знаменитое аббатство Гластонбери, сыгравшее важную роль в формировании преданий о короле Артуре и Святом Граале. Марию Иаковлеву, остававшуюся в тени своей более известной тезки, часто путали с ней, а заодно и со святой Марией Египетской, которую, как и Магдалину, считали раскаявшейся блудницей. В Англии, где «египтянами» (gipsies) называли цыган, за этой Марией закрепилось прозвище Цыганка.
Культ Марии Цыганки был широко распространен на Западе под покровом официального христианства, соединяясь с культом древней богини любви и плодородия — античной Афродиты. Как и Афродиту, ее связывали с морем («Мария Звезда морей») и иногда изображали в виде русалки, а символом ее считалась раковина — такие раковины несли с собой паломники, отправлявшиеся к могиле святого Иакова (брата Марии) в Сантьяго-де-Компостела. Ее еще называли «маленькой Марией» в отличие от «большой», матери Христа, дав ей уменьшительное имя Марион, которое появилось в Европе в X–XI веках и только позже было переосмыслено как Марианна или Мария-Анна. Вероятно, именно священный брак этой героини с юным богом весны и цветения был изначальным сюжетом майских игр. Возможно, в Англии их участников называли Mary'men (люди Марии), а позже это прозвище превратилось в merry теп — «удальцов» Робин Гуда.
Это делает понятным и особую приверженность Робина Деве Марии (а на самом деле ее тезке, Марии Цыганке), и его связь с девой Мэриан — другой ипостасью языческой богини, ведавшей не только плодородием, но и войной. Эта богиня, носившая в разных странах имена Дианы, Фригг, Арианрод, часто имела прозвище «Дева», отличаясь воинственным характером и ненавистью к мужчинам, в отличие от своей «сестры», любвеобильной Афродиты. В легенде об Артуре две эти богини тоже предстают в образе сестер — Морганы и Моргаузы, иногда соединенных воедино. Имя «Моргана» (в Ирландии — Морриган), означающее «рожденная морем», весьма похоже на Мэриан, хотя этимология у них разная; не исключено, что жители Британии подсознательно сближали обеих героинь, которые оберегали мужское воинское братство — рыцарей Круглого Стола в одном случае и лесных «удальцов» в другом, — пока его члены хранили ритуальную чистоту. Стоит вспомнить, что в средневековых романах Дева Мария точно так же покровительствовала членам рыцарских орденов, пока они оставались верны данному ей обету.
В XV веке, когда Робин сделался Королем мая на весенних играх, Мэриан, что вполне естественно, стала Королевой. Правда, в ряде источников говорится, что они были участниками двух разных праздников, но, похоже, это ошибка — Мэриан вместе с Туком и Маленьким Джоном участвовала и в танцах, и в театральных постановках. Там ее по тогдашнему обычаю изображал мужчина, причем обычно самый здоровенный — это не только создавало комический эффект, но и напоминало, что Мэриан считали не хрупкой барышней, как в современных фильмах, а богатыршей, которая ни силой, ни храбростью не уступала остальным стрелкам. В фольклоре ее называли smurkynge wench — «бой-баба», и не случайно Энн Картер, возглавившая бунт голодающих крестьян в Эссексе в 1629 году, взяла себе прозвище Мэриан. Знаменательно и то, что во Франции Марианна — изображаемая обычно топлес и с оружием в руках — стала символом революции и даже попала в этом качестве на государственный герб.
При всей своей глубинной связи с прототипом Робин Гуда, весенним божеством, Мэриан не так уж прочно вписана в робиновскую легенду. Она упоминается всего в трех поздних балладах, причем в двух — «Робин Гуд делит золото» и «Робин Гуд и королева Кэтрин» — только вскользь. В балладе «О рождении Робин Гуда» ее, как уже говорилось, заменяет некая Клоринда, чье имя, скорее всего, заимствовано у царственной амазонки из поэмы Тассо «Освобожденный Иерусалим». Возможно, даже тогда, в начале XVII столетия, Мэриан не была широко известна как подруга Робин Гуда и тем более его жена. Похоже, предшествующая традиция считала, что преданность Робина Деве Марии делала просто невозможной его связь с какой-либо земной женщиной, как это бывало и у рыцарей.
Единственная баллада, где Мэриан играет важную роль, «Робин Гуд и дева Мэриан», написана уже в XVII веке, после пьес Мандея, превративших Робина в аристократа. В первой из этих пьес жена графа Хантингдонского Матильда, уйдя вслед за мужем в леса, приняла «разбойничье» прозвище Мэриан. Драматург довольно неуклюже попытался соединить историческую жену йоркширского аристократа (о нем и о ней будет сказано ниже) с фольклорной «лесной девой». По его версии, Матильда — дочь Роберта Фицуолтера, известного предводителя восстания баронов против короля Джона, которое закончилось подписанием в 1215 году Великой хартии вольностей. Уже известный нам историк Джон Стоу, на «Анналах» которого основывался Мандей, утверждал, что Матильда (Мод) отвергла ухаживания короля, после чего он приказал отравить ее: «Когда Мод пребывала в обители Дунмоу, посланец передал ей признание Иоанна в любви, но она не вняла им, и тогда посланец отравил вареное яйцо, которое она съела и от этого умерла»[40]. Узнав об убийстве дочери, разгневанный Роберт примкнул к восстанию против короля. Вслед за Мандеем эту историю в 1594 году пересказал Майкл Драйтон в сентиментальной поэме «Матильда, прекрасная и добродетельная дочь графа Фицуолтера». Тогда же в среде лондонского купечества появилась пьеса, объявившая Мэриан-Матильду дочерью Генри Фиц-Алвина, лорд-мэра Лондона, умершего в 1212 году.
