«Убеждения доводами больше не будет», — писал он в заключение. Сила против силы. Великобритания будет отстаивать свою торговлю и свои интересы всеми средствами, какими она располагает. Индия должна найти в себе (ненасильственную) силу, которая вызволит ее из объятий смерти. При этом она будет подвергаться большой опасности и достаточно настрадается, чтобы «смягчилось даже каменное сердце»; и все же дело того стоит, поскольку речь идет о преображении целой нации.

«Я намеренно использую это слово: преображение. Ибо такова моя цель: преобразить британский народ ненасилием и открыть ему глаза на то, как он виноват перед нами. Я не хочу навредить вашему народу. Я хочу послужить ему, как желаю служить своему собственному».

На это письмо — весьма необычное в политической сфере — его светлость вице-король ограничился ответом через своего секретаря: он с сожалением узнал, что мистер Ганди…

Вечером 11 марта Ганди собрал своих учеников на последнюю молитву. «За нами сила, — сказал он им… — Я молюсь о битве, которая начнется завтра». В ту ночь Махатма, вероятно, был единственным человеком в ашраме, который спал. На следующее утро, в половине седьмого, должен был начаться долгий марш в Данди, на побережье Камбейского залива.

На этот раз Ганди командовал армией сатьяграхов, умеющих контролировать массы народа, — 78 членов общины, объединенных общей клятвой и правилами ашрама. Молиться, прясть, вести дневник и еще противостоять полиции и армии — в основном индийцам в мундирах, погоняемым офицерами, которых этот бунт гражданских, без оружия, но боевых, наплывающих волна за волной, падая под ударами, должен был подтолкнуть к немыслимой жестокости.

Ганди рассеял повсюду другие группы, разослал других лидеров, чтобы действовать по обстановке в других регионах: Патела — в Ахмадабад, Раджагопалачари[203] — в Мадрас, Неру — в Аллахабад… «Завершив последние приготовления, мы попрощались с нашими товарищами из Центрального комитета, ибо никто не знал, когда мы увидимся, да и увидимся ли вообще», — рассказывает Неру. Перед сражением он отправился с отцом к Ганди. «Мы увидели, как он удаляется к ближней стоянке на берегу моря, во главе своих соратников. Таким я его и запомнил: с посохом в руке, шагающим впереди кучки людей твердым спокойным шагом, неумолимым. Это было трогательное зрелище…»[204]

Хорошо срежиссированный и поставленный спектакль (лишнее доказательство талантов Ганди в этой области). Чтобы увидеть его, съехались журналисты со всей Индии и иностранные корреспонденты, которые день за днем сообщали новости всему миру. Накануне 12 марта тысячи людей, друзей, сочувствующих окружили ашрам, проведя ночь на голой земле. Отовсюду поступали телеграммы. «Храни вас Бог», — телеграфировали из Нью-Йорка. Возбуждение охватывало одну страну за другой.

12 марта, помолившись сообща, Ганди, которого не арестовали («правительство в смятении и замешательстве»), выступил в путь вместе с сатьяграхами. 20 километров в день, без поклажи — легкая прогулка, как он говорил. 24 дня пути до побережья. Крестьяне выходили из домов им навстречу, сбрызгивали дороги водой и посыпали листьями, чтобы им легче было идти, становились на колени вдоль дороги, а паломники побуждали их в нужный момент нарушить закон о соли. Дома в деревнях были красиво украшены, и весь марш походил на праздник.

Физические упражнения шли на пользу Ганди, которому тогда был 61 год. Он вставал в четыре утра, читал общую молитву, выступал в поселках, каждый день работал за прялкой, писал статьи, отвечал на письма и… шел. Объявляя повсеместно, что не вернется в ашрам, пока не отменят налог на соль. И люди, захваченные воодушевлением, присоединялись к нему. 5 апреля, когда он пришел в Данди, маленький отряд из ашрама превратился в армию из нескольких тысяч человек.

Всю ночь на 5 апреля ученики молились. С наступлением утра они пошли за Ганди к морю. Он окунулся, чтобы очиститься, вернулся на берег и там собрал немного соли, принесенной волнами. Таким образом, был нарушен закон, который, среди прочих запретов, не позволял прикасаться к естественным отложениям на морском берегу: монополия на соль была нарушена. По этому сигналу тысячи индийцев по всей стране, находившиеся вблизи океана, — молодежь, женщины, люди всех сословий, — совершили тот же поступок. Соль везли внутрь страны, выпаривали в кастрюлях, на верандах домов, бродячие торговцы продавали ее тут и там. И английские товары бойкотировали с новой силой. Вся Индия поднялась.

«По всей стране, в городах и селах, главная тема дня — как добывают соль; мы изыскивали для этого самые причудливые способы. Поскольку никто хорошенько не разбирался в этом вопросе, мы разузнавали о нем всё, печатали листовки с рецептами и собирали всякого рода сосуды; в конце концов мы сумели получить довольно малопривлекательный продукт, который показывали с торжествующим видом и зачастую продавали с аукциона по сногсшибательным ценам…»[205]

Итак, неверующие увидели, «насколько люди воодушевлены, как этот способ производства соли распространяется от одного к другому». Неру каялся: «Мы испытывали чувство смущения и стыда от того, что сомневались в эффективности этого метода, когда его предложил Ганди»[206].

Вновь приходилось удивляться «невероятной способности этого человека найти верный жест, который поражал массы, и заставить их действовать, соблюдая порядок и дисциплину». «В этом было что-то почти гипнотическое».

Гражданское неповиновение как способ действия себя оправдало. «Страной овладело спокойное доверие; и друзья, и враги сообща шли к победе». Даже в тюрьмах ходили слухи о том, что сварадж уже близок.

Неру посадили в тюрьму, Патела — еще прежде него, и еще Раджагопалачари, Сенгупта, Девадаса и Рамдаса Ганди, Махадева Десая… Потом, столкнувшись с упорством индийцев, их решительным, непостижимым непротивлением злу насилием, начались дикие, тотальные репрессии. Студентов и преподавателей, богатых и бедных, рабочих и промышленников целыми группами бросали в тюрьмы. 60 тысяч индийцев за решеткой. И все же в деревнях миллионы крестьян продолжали варить свою соль, центры производства множились. Под давлением народа индийцы, назначенные на официальные должности, уходили в отставку.

В ночь на 4 мая Ганди арестовали. В тюрьме с ним обращались хорошо. Он мог отдохнуть и был «по-настоящему счастлив», как он писал.

Перед арестом он спланировал более агрессивную фазу кампании. Нужно было захватить солеварни в Дхарсане. 21 мая две с половиной тысячи добровольцев напали на склады под руководством Сароджини Найду[207] и Манилала Ганди.

Поощряемая отсутствием сопротивления полиция в тот день отличилась особенной подлостью. Об этом эпизоде, в корне изменившем ход событий, рассказал в своей знаменитой статье британский журналист Уэбб Миллер. По сути, это был образец сатьяграхи, какой требовал Ганди.

«В полнейшей тишине люди Ганди подошли и остановились в сотне метров от забора. Отборная колонна вышла из толпы, перебралась через рвы и приблизилась к колючей проволоке». Полиция приказала отойти. Они шли вперед. «Вдруг, по условному знаку, дюжины полицейских из числа туземцев набросились на участников марша, шедших вперед, и стали бить их по головам стальными дубинками. Ни один из демонстрантов даже не поднял руки, чтобы отвести удар. Они валились, как кегли. С того места, где я стоял, я слышал тошнотворный звук дубинок, бьющих по беззащитным головам. Толпа ожидавших демонстрантов стонала и задерживала дыхание, вздрагивая от каждого удара. Раненые падали во все стороны, без сознания или корчась от боли, с проломленными черепами и плечами… Выжившие, не ломая строй, продолжали молча и упорно идти вперед, пока и их не убивали… Они шли ровным шагом, с поднятой головой, не подбадривая себя музыкой или возгласами, не имея ни малейшей возможности избегнуть серьезных увечий или смерти. Полиция ринулась вперед и систематически и автоматически крушила вторую колонну. Не было ни сражения, ни борьбы; демонстранты просто шли, а их убивали…»[208]