Пушкин откликнулся на зов Алены следующим стихом:
Всевышней волею Зевеса
наследник всех своих родных…
Все захохотали, а Алена всерьез рассудила:
– Может, и впрямь мой питерский дядюшка преставится? Он у меня богатенький…
Засим гадали и Светке Курочкиной, и Инге Щеколдиной – но у них вышло нечто невразумительное. Может, потому, что Курочкина возжелала узнать, купит ли ей папаня пусть подержанную, но иномарку, а Инга – поступит ли она, наконец, в аспирантуру.
– Нечего умничать! – закричали на них девчонки.
– Пушкин в своем девятнадцатом веке и слов-то таких не слышал: иномарка, аспирантура!..
– Будьте проще, и гений к вам потянется!
Кукушка на часах с маятником прокуковала восемь раз. За окном продолжалась настоящая метель. Снежинки торкались в окно и падали ниц.
– Ну, давайте-ка, пусть Пушкин теперь мне всю правду скажет! – воскликнула хозяйка. – Что у меня с моим мужем будет, Ванечкой Черногрядским! – И сама же себе загадала страницу и строчку: – Сто сорок четвертая, четырнадцатая сверху!
Начала листать потрепанный томик, открыла нужное место. Вчиталась – и побледнела. Вчиталась – и едва не отшвырнула книгу в сторону.
– Что там? – спросила чуткая Римка.
– Да чепуха, вранье, – отмахнулась мгновенно расстроившаяся Эля.
– Нет, скажи! – закричали девчонки наперебой.
– Так нечестно!..
– Сама про нас все узнала, а мы?
Черногрядская нахмурилась, но все ж таки открыла «Онегина». Через силу прочла:
…под грудь он был навылет ранен;
дымясь, из раны кровь текла…
На последнем слове ее голос сорвался. В избушке воцарилась тишина. Света Курочкина неуверенно протянула:
– Да чепуха это все! Вранье!
– Надо ему позвонить! – встревоженно воскликнула Эля.
Вытащила из своей сумочки мобильник, накинула на плечи дубленку и выскочила из избы в метель. Девушки переглянулись, но ничего не сказали. Кукушка прокуковала четверть девятого.
Через две минуты Черногрядская вернулась. Она выглядела еще озабоченней. Сказала:
– Ванька не отвечает. Длинные гудки проходят, но трубку он не берет…
– Ну, мало ли… – неуверенно проговорила Курочкина. – Спать лег человек… Или хоккей смотрит…
– Мне надо вернуться в город, – безапелляционно молвила Эля. – Сердце теперь не на месте.
– Как вернуться? – воскликнула Римка. – Пятнадцать километров пути. Автобусы уже не ходят, и ни одной попутки в такую погоду не будет.
– Вот и хорошо, что не будет, – упрямо сказала Черногрядская. – Проблем меньше, приставать шоферня не станет.
– А если заблудишься? – вопросила Инга. – Темнота, метель!
– Да ладно! – отмахнулась Элька. – Я здесь двадцать пять лет по окрестностям хожу, каждую кочку знаю!
– Ну, тогда и мы с тобой пойдем, – произнесла Масяня, однако голос ее звучал неуверенно. Ни ей, ни кому бы то ни было еще явно не хотелось выбираться на холод и шлепать пятнадцать километров пешком до города.
– И думать забудьте! – прикрикнула на подруг беспокойная жена. – Через два, много через три часа дойду до города. Убежусь, что с Ванькой все в порядке, и он меня назад отвезет. Почаевничайте тут пока без меня.
И Эля, не успели девушки ее задержать, выскочила за дверь. Римка, самая шустрая, кинулась за ней. Выбежала на крыльцо – но спина упрямой подружки уже исчезла за мутной пеленой метели…
…А через три часа, в начале двенадцатого ночи, рыдающая Черногрядская позвонила девчонкам и сказала, что только что добралась до дому и обнаружила своего мужа Ивана убитым. А еще через три часа – девушки сразу снялись и отправились в город – они пришли в дом убитого и услышали, как судебно-медицинский эксперт говорит одному из оперативников: «Смерть Черногрядского наступила от восьми до девяти часов вечера, ни в коем случае не позже половины десятого…»
* * *
Возвратившись в Москву в первый рабочий день нового года, Римка рассказала своему начальнику, частному детективу Паше Синичкину о святочном происшествии.
– Конечно, – сказала она, завершая повествование, – моя подруга Элька оказалась главным, если не единственным подозреваемым. У нее и мотив был (у какой жены нет причины своего супруга убить?!). Тем более что тот ей, все говорили, изменял. И гадала нам на «Онегине» именно она, и книжка ей принадлежала. И как раз она назвала роковую страницу и строчку.
– Значит, она запросто могла все подстроить… – глубокомысленно заметил Синичкин. – И Пушкин не случайно ей выдал страшное предсказание…
– Да, – закричала Римка, – но!.. Загвоздка-то заключалась в следующем. Как Черногрядская могла покончить с мужем, если судмедэксперт сказал, что он был убит в девять вечера, максимум в половине десятого – а Эля ушла из нашей сторожки в половине девятого? И метель тогда занесла дороги, ни одной машины не было… А пройти по сугробам пятнадцать километров – как минимум три часа нужно…
– Может, у твоей Эли был сообщник, который убил Ивана? Или хотя бы подвез ее на каком-нибудь вездеходе к месту убийства? – заметил Павел.
– Я тоже сначала так подумала, – кивнула Римка. – Но если был сообщник, зачем Эльке вообще понадобилось срываться в город? Сидела бы с нами, свое алиби подтверждала… Нет, сообщник – слишком простое и не объясняющее все факты толкование… И тут… – Она сделала интригующую паузу. – Тут я как раз вспомнила один роман Агаты Кристи. Он назывался «Загадка Ситтафорда». Там была похожая ситуация: люди проводили спиритический сеанс, и дух вдруг сказал присутствующим, что убили их соседа… Помнишь?
– А я не читал, – с блистательной небрежностью откликнулся Синичкин.
– Тогда я тебе тем более расскажу, – с оттенком мстительности молвила помощница, – когда разгадку знаешь, удовольствия от детектива уже не получишь… Так вот, в романе бабушки Агаты от дома, где происходил спиритический сеанс, до того места, где жил убитый, было часа три ходу, и так же, как в нашем случае, метель мела, машины проехать не могли… Один из тех, кто гадал, обеспокоился и пошел навещать соседа… И тоже на него никто подумать не мог, что это он убил. Не мог он успеть. Ведь судмедэксперт установил: замочили человека максимум через полчаса, когда тот из особняка вышел… Но у злодея, оказывается, были припасены неподалеку лыжи, а имение (как и в нашем случае) находилось на горе, и жертва (как и у нас) проживала в долине… Убийца встал на лыжи и довольно быстро – под горку-то! – добрался до места преступления… А девушка по имени Эмили Трефусис, ведущая по своей инициативе следствие, об этом догадалась и убийцу изобличила…
– А ты? – остро глянул на секретаршу Паша. – Ты, Римка, убийцу изобличила?
– Почти, – кивнула девушка. – Я к Эльке пришла и сказала, что все знаю. И чтобы она лучше сама в милицию с повинной явилась.
– Послушалась она тебя?
– Послушалась, – кивнула Римма. – Теперь ее судить будут. Жалко, конечно… Но в деле есть смягчающие обстоятельства: муж, оказывается, не просто ей изменял, а еще и бил ее, и об этом все Элькины подружки на суде скажут, я тоже поеду…
– Все равно твоей Черногрядской светит сто пятая, часть первая. От шести до пятнадцати… – вздохнул Синичкин.
– Давай, Паша, не будем о грустном… Теперь ты видишь: преступники книжки стали читать. И методами, описанными в детективах, пользуются. Пора и тебе что-нибудь, кроме «Советского спорта», прочесть. Хотя бы ту же Кристи….
Синичкин пренебрежительно махнул рукой:
– Враки все это. Твоя Элька книжек начиталась, намудрила – поэтому ее и разоблачили. А дала бы мужу скалкой по башке, может, и обошлось: аффект, то-се…
– Ученье – вот чума; ученость вот причина, – усмехнулась Римма.
– Опять ты со своим Пушкиным, – поморщился Синичкин.
– Это не Пушкин, а Грибоедов!
– Тем более, – припечатал твердолобый Павел.
