Разумеется, блуд, пьянство, злоба, педофилия, гомосексуализм, обжорство и воровство есть везде, где есть люди. Не следует думать, что эти качества присущи только православному духовенству. Отнюдь. Это в высшей степени распространённые человеческие особенности и свойства. И данный академический труд Е. Грекулова, целиком основанный на документальных исторических свидетельствах, не пытается изобразить жрецов православия как средоточие зла и разврата.

Грекулов бесстрастно и академично фиксирует те «следы», что оставили представители духовенства в «документальной» памяти России.

Эти свидетельства тем более ценны, что созданы не некими «хулителями и врагами веры», а теми, кто вместе с «героями» этих документов жил в т.н. православном мире, исповедовал те же убеждения, исполнял те же обряды.

Притом что духовенство всегда тщательно поддерживало о себе «елейные мифы» (имея огромные цензурные возможности), реалистичные, лишенные идеологического и елейного грима документы представляют огромную ценность для понимания истории русской церкви.

Утверждения о былой «святости» духовенства, о некой исходящей от него «позитивной воспитательной силе», которая формировала и «объединяла» русский народ, легко опровергаются бесстрастием и простотой этих документов.

Мы видим реальное лицо православного священства.

Благодаря Грекулову и его труду очень многое встаёт на свои места.

В частности, становится понятен известный диссонанс: народные былины, притчи, песни, стихи традиционно изображают «попа» жадным, развратным и очень глупым существом, основным занятием которого является безделье, лицемерие и поборы, а церковные источники предлагают нам некий елейный образ того же «попа», но чрезвычайно просветлённый и очень уважаемый народом.

Огромный разрыв меж церковной декларацией и реальной оценкой качества русского духовенства был подмечен и практически всей русской литературой, которая всё же доверилась народному ощущению, а не церковной пропаганде.

Надо отметить, что труд Грекулова на удивление академичен, т.е. лишён агрессивности и идеологического задора.

Безусловная достоверность документов свидетельствует, что даже предельная близость к «таинствам», «причастию», «благодати» и т.н. богу — не меняет и не улучшает человека. Он остаётся точно таким же, как и все прочие люди, таким же лживым и жестоким, таким же развратным и жадным. Никакого «чуда» не происходит. Вернее, не происходит того главного «чуда», которое декларирует религия,— «чуда улучшения человека».

Даже причины революции 1917 года и то становятся чуть понятнее, так как предельно ясна становится подлинная природа «народных воспитателей в рясах».

Результатом целых столетий их неограниченного педагогирования — стали озверелые толпы, моря крови и демонстрация феноменального умения людей ненавидеть друг друга и свою страну.

 А ведь все (без исключения) творцы революции — и рядовые, и руководящие — были воспитаны в церковных идеалах, которые до 1906 года были строго обязательными для всех. Это были «крещёные люди», изучавшие в гимназии «закон божий», регулярно причащавшиеся (по крайней мере, в детстве) и пр., пр.

Очень доброкачественная и честная, книга Е. Грекулова позволяет не только убедиться в том, что «древняя и старая святость» — это фальшивый миф, но и в том, насколько права и честна была та народная традиция, что всегда живописала «попа» вруном, развратником и елейным лицемером.

***

Ефим Фёдорович Грекулов (1893–1979) — выдающийся советский историк-религиовед.

Данный труд Е. Грекулова печатается с сохранением всех особенностей стиля автора и характерных примет научных исследований тридцатых годов двадцатого века.

В эпоху феодального строя московского государства церковь была крупным помещиком-феодалом и обладала значительным экономическим и политическим могуществом. Имея в своем распоряжении весьма крупные земельные богатства, обладая большими капиталами,— церковь, как говорит историк Ключевский, «держала в своих руках нити государства» и играла выдающуюся роль в общественной и политической жизни страны. Ведя крупное капиталистическое хозяйство, будучи сама проникнута эксплуататорскими стремлениями, церковь и в своей политике поддерживала интересы господствующих классов.

Союз церкви с господствующими классами, основанный прежде всего на родственных капиталистических интересах, был необходим ещё потому, что материальные интересы церкви требовали поддержки со стороны господствующих классов. Конечно, не всегда отношения между церковью и государством были одинаково хороши; когда затрагивались имущественные интересы церкви, последняя вступала с государством в борьбу: припомним длительную и ожесточённую борьбу на почве попыток отнять у церкви недвижимую собственность, лишить её экономической независимости. Но церковь отлично сознавала свою зависимость от господствующих классов, в особенности с того момента, когда с развитием торгово-промышленного класса она стала находиться в ещё большем от них подчинении. Поэтому церковь проводила в своей деятельности ту политику, которая была выгодна прежде всего господствующим классам — помещикам и капиталистам.

Защищая интересы господствующих классов, опутывая, в угоду им, широкие массы населения,— церковь требовала вместе с тем от государства платы за свою работу. И государство, признавая заслуги духовенства, щедро его оплачивало…

В эпоху т.н. татарского ига — церковь продавала свои услуги татарам, возносила за них моления и убеждала народ покоряться татарам; за это она получала от благодарных захватчиков ярлыки на свои владения и другие льготы экономического характера.

Служа крупной феодальной аристократии, а затем появившимся на смену ей дворянству и торгово-промышленной буржуазии, церковь также получала за свой труд различные привилегии имущественного характера.

Церковное общество, в особенности в период XIV–XVII веков, представляет из себя мощную организацию, обладавшую значительными материальными средствами и имевшую вместе с тем большую политическую власть. Богатая и сытая жизнь, довольство и покой, экономическая сила и политическое значение — вот чем характеризуется церковь в этот период.

Ряды духовенства поэтому пополнялись прежде всего теми, кто искал «льготы себе и чести», кто стремился к обеспеченной жизни «покоя ради телесного», кто шёл в монастырь «нищеты ради». Для этой массы посвящаемых и постригаемых основной причиной «посвящения себя богу» являлось стремление к обеспеченной жизни и неспособность к общественно-полезному труду.

Это устремление на священнические места совершалось тем легче, что церковная организация испытывала большой спрос на священников, ремесло это становилось выгодным и прибыльным делом.

Наплыв на священнические места как на места лёгкого заработка заставляет летописца отметить: «Церквей много наставлено, а попы не хотяще рукоделия, но всякой в попы тем ся и кормяху и последоваху плотским похотем, зане бо не богу служить изволиша, но лготу телу своему».

Взгляд на священников как на лиц, занимавшихся своей профессией прежде всего в своих материальных интересах, укоренился в древнерусском обществе довольно рано и нашёл себе отчётливое выражение в многочисленных памятниках древнерусской литературы.

Так, в слове неизвестного автора XIV века мы встречаем следующую уничтожающую характеристику древнерусского духовенства: «Каждый держит иерейство, чтобы тем кормиться, а не заботиться о духовных делах, чтобы приять мзду вечного живота: не преподаст правого учения во спасение, а больше снисходит, льстит и из-за дара прощает без епитимии; все и делает и говорит ради чрева, чтобы не лишиться временной чести»[1].