Квинт действительно оказался умелым любовником, и когда на следующий день Лепида вместе с дочерью отправились во дворец Сеяна, щеки девушки были покрыты легким румянцем, глаза сияли умиротворенным светом, а движения приобрели грацию сытой кошки.

Мерно покачиваясь на носилках, которые несли восемь мускулистых рабов, Лепида задумчиво посматривала на мечтательно глядящую на мир Мессалину. Похоже, что у ее дочери есть все шансы сделать прекрасную партию, если, конечно, она не окажется гусыней и не влюбится в какого-нибудь нищего проходимца или вольноотпущенника неизвестного роду-племени. Но что-то говорило повидавшей многое римлянке, что ее дитя не рождено для сидения за прялкой и бесед с поваром о расходе сельдерея. Отнюдь! Как с утра доложил измученный Квинт, это весьма страстная натура, с которой будет еще много проблем… Жаль, конечно, что теперь придется продать красавца куда-нибудь подальше, чтобы избежать нечаянной огласки…

Лепида тяжело вздохнула, вспомнив, как быстро пролетали ночи в объятиях Квинта. А Мессалине надо будет присмотреть подходящего мужа из достойной семьи, а то как бы она действительно чего не натворила.

– Ой, мам, смотри, гладиаторы идут! – оживилась вдруг девушка, указывая тонким пальчиком на группу мужчин, которую сопровождала большая толпа поклонников гладиаторского искусства. – Я совсем забыла, что завтра в Септе пройдут бои. Посмотри, какой красавчик ретиарий идет, с ума сойти можно! Уверена, что половина женщин, которые будут завтра смотреть на его бой, захотят потом провести с ним ночь!

Впервые в душе Лепиды шевельнулось нехорошее предчувствие, что она, кажется, перестаралась, желая, с одной стороны, угодить префекту претория, а с другой стороны, напакостить выскочке-этруску. И Квинт тоже перестарался, разбудив в девочке дремавшую доселе женскую сущность. Или ей только так кажется?

А сопровождавшая гладиаторов толпа уже валила мимо, расталкивая попадавшихся навстречу прохожих. Хорошо еще, что привыкшие к подобным эксцессам носильщики сами, без предупреждения, уступили дорогу любимцам кровавых зрелищ, продолжившим традиционный проход по улицам Рима, случавшийся накануне боев. Несколько десятков мужчин, вопя от восторга, сопровождали своих кумиров, многим из которых было суждено погибнуть завтра на арене. Тут же в толпе шло обсуждение преимуществ мирмиллонов перед фракийцами, или надо или не надо дозволять ретиариям надевать поножи или эффектнее будет выпускать их в бой, лишив ноги всяческой защиты.

Понемногу над городом собирались тучи, предвещая ливень. Как всегда перед грозой, было душно, и мать с дочерью боялись, что от выступившего на лице пота потечет краска, но им повезло: они успели сойти с носилок и спрятаться под портиком дворца Сеяна, прежде чем упали первые крупные капли дождя.

Не успел раб-именователь сообщить об их прибытии, как навстречу гостьям вышел сам префект в сопровождении красавицы Ливиллы, или официально – Ливии Юлии, чей наряд мало походил на вдовье одеяние по случаю кончины ее мужа Друза, единственного сына императора Тиберия, которого принцепс прочил себе в наследники. В городе ходили упорные слухи, что она сама отравила своего супруга, чтобы расчистить любовнику путь к трону. Так или иначе, но теперь Сеян, специально для этого разведшийся с женой Апикатой, тщетно просил у Тиберия разрешения жениться на вдове его сына. Сидевший на Капри хитрый старик не говорил ни да ни нет, чем изрядно раздражал властного префекта претория.

За отцом, не поднимая от пола глаз, тихо семенила дочь. Девочка была чуть помладше Мессалины и смотрела на гостей с робким выражением лица, ясно говорившим о том, что она побаивается и отца, и капризную Ливиллу, чувствовавшую себя уже хозяйкой великолепного дворца.

Закутанный в роскошную тогу императорский любимец протянул Лепиде унизанные перстнями руки:

– А вот и долгожданная гостья! Клянусь Аполлоном, я уже не чаял, что ты почтишь нас своим визитом. Боялся, что дождь в очередной раз помешает тебе добраться до моего скромного жилища. – Приподняв брови, он выдержал небольшую паузу, значительно посмотрев на Лепиду. – Только что прибежал гонец от городского префекта: тот пишет, что у него вот-вот родит жена и он не может покинуть ее в столь важный момент. Впрочем, мы будем не одни. Здесь еще наш милый Гай со своими сестрами. Девицы сегодня, как обычно, резвы и, как всегда, обожают своего брата. С Ливиллой вы знакомы. Моя дочь, Прима… Обычно я ее не выпускаю к гостям – мала еще, но сегодня она так просила позволения познакомиться с Мессалиной, которая обещает стать первой красавицей Рима, что я не смог ей отказать…

– Как же я могла не принять столь любезное приглашение от самого Луция Элия Сеяна? Как поживает Тиберий, да продлят боги его жизнь! Надеюсь, он скоро покинет свое уединение на Капри? Рим соскучился без своего принцепса.

– Слава Юпитеру, у него все хорошо. От него только вчера пришло письмо. Я собираюсь зачитать выдержки из него, как только наступит подходящий момент… А теперь прошу к столу! Мой повар уже поседел от ужаса, боясь, что приготовленные им с таким старанием блюда остынут и гости не смогут в полной мере насладиться их дивным вкусом. Я вам не говорил, что взял к себе на работу одного вольноотпущенника, который учился благородному искусству кулинарии у повара самого Лукулла? Недавно этот искусник побаловал нас пирогом из соловьиных язычков, а сегодня приготовил фаршированную раками мурену, цукаты из апельсинов и… Не буду раскрывать все тайны, иначе будет неинтересно.

Они перешли в просторный триклиний, где их уже ждали, привольно расположившись на ложах вокруг стола, Калигула, красивое лицо которого портило настороженно-злое выражение, и три его рыжие сестры Агриппина Младшая, Юлия Друзилла и ровесница Мессалины Юлия Ливилла. Судя по тому, как отпрянула от брата Друзилла, молодые люди не скучали в отсутствие хозяев.

Мессалина недолюбливала будущего преемника ныне здравствующего принцепса. При всей кажущейся доброте и открытости в поступках и словах Гая проскальзывало нечто трудно объяснимое, но вызывающее подозрение в искренности его намерений и слов. Может быть, это было связано с тем, что, будучи еще совсем юным мальчишкой, он, копируя поведение взрослых мужчин, не раз задирал ей юбку, заливаясь громким смехом? Или девушку шокировали его отношения с сестрами, а может, ей просто был неприятен его смех – громкий, резко начинающийся и так же резко обрывающийся, словно не человек смеялся, а лаяла злая собака?

При виде Мессалины девушки громко защебетали и, вскочив на ноги, подбежали к юной гостье, тормоша и расспрашивая о последних новостях. Мессалине показался странным такой прием: она не очень хорошо знала детей Германика и Агриппины Старшей, да и не жаждала знакомиться с ними поближе. После того как Тиберий отправил их мать и двух братьев практически на смерть, знакомство с этой четверкой было небезопасно, а кроме того, потомки Цезаря всегда недолюбливали потомков Августа, которые платили им той же монетой.

Но наконец все успокоились и, расположившись вокруг стола, приготовились к трапезе. По знаку хозяина слуги начали вносить блюда, на которых громоздились деликатесы как местного производства, так и привезенные издалека. На Мессалину самое большое впечатление произвела запеченная страусятина. Незадолго до этого дня она видела на арене выступление венаторов, убивавших мечущихся в ужасе огромных птиц, чьи великолепные перья, напоминавшие плывущие по небу легкие облака, привели девушку в восторг. На следующий день она выпросила у матери сделанный из них веер и демонстрировала его всем желающим, гордясь его красотой. И вот теперь, поедая мясо страусов, напоминавшее обыкновенную курятину, Мессалина чувствовала, как меркнет окружавший их ореол экзотической красоты.

Правда, в остальном дворец всесильного временщика оказался даже роскошнее, чем она ожидала: везде золото, серебро, драгоценные камни, слоновая кость, каррарский мрамор и великолепная мозаика. Изысканные фрески местных мастеров соседствовали с вывезенными из Греции бронзовыми фигурами атлетов и богинь, а легкие занавеси были сделаны из тончайшего виссона, один локоть которого стоил баснословных денег. Даже обстановка императорского дворца уступала по великолепию дому префекта претория, не говоря уже о ее родном доме, хотя родители Мессалины были далеко не бедными людьми.