Литмир - Электронная Библиотека

Я посмотрел на его сморщенное, потемневшее лицо. По меньшей мере половина зубов у него во рту отсутствовала. Не удивительно, что он смеется. Форфекс ведь и сам раб и целиком находится в распоряжении своего хозяина. Несчастья других рабов служат ему доказательством, что ему не так уж и плохо живется.

— И конечно, среди них есть и те, кого наказали, — добавил он.

— Специально сбросили?

Он сделал такое движение руками, словно сбрасывал кого-то с края скалы.

— Убили? — спросил я.

— Наказали. Вспоминаю я один день, когда я был еще маленьким и мне случилось проходить здесь вместе со стадом. Тогда шахтой владел дед Гнея Клавдия, как раз перед тем, как ее закрыли. Так он наказывал смутьянов, как вы понимаете. Ведь в основном на шахты продают убийц и воров, не так ли? Последнее отребье — им уже нечего терять, шахты для них — все равно что смертный приговор. Так что хозяин должен обращаться с ними построже. Даже плетки и кандалы не помогают. Всегда находятся смутьяны или лентяи. Поэтому охранники и выстраивали их здесь, на этом самом месте, и сбрасывали их на виду у всех. Чтобы показать другим, что их ожидает, если они не будут подчиняться приказам.

Он еще раз глотнул вина и покачал головой.

— Напоследок старый хозяин немного свихнулся. Запасы руды истощались, а он ругал рабов, которые якобы плохо работали. Но только волшебник помог бы ему превратить пустую породу в серебро, а не кучка жалких рабов. А тем временем наказания участились и стали делом обычным. В последние несколько лет немало человек сбросили отсюда. А потом старый хозяин заболел. И шахту закрыли. Слава богам, что я родился козопасом, а не шахтером.

Мы еще немного постояли, глядя на разбросанные кости. Форфекс повернулся, чтобы отойти, но Метон вцепился в край его туники.

— А как же лемуры?!

— Что еще за лемуры? — Старый раб отдернул свою тунику.

— Духи мертвых — ведь столько тел осталось непогребенными и не сожженными, значит, их духи-лемуры так и не успокоились. Они, наверное, повсюду вокруг нас.

— Конечно. Но при жизни они были рабами, слабыми и измученными. Думаешь, после смерти они стали сильнее?

— Но ведь при жизни они были также убийцами и…

— Ты городской житель, молодой, здоровый и крепкий. Что тебе до усталых, бесплотных лемуров? Кроме того, сейчас день. Они появляются по ночам, подымаются из щелей. Приходят сюда и играют черепами, словно мячами, а вместо игральных костей у них — фаланги пальцев.

— Ты их видел? — спросил Метон.

— Ну, конечно, не своими глазами. Другой пастух, немного ненормальный, которому не спится по ночам, приходит сюда и водится с ними, как сам утверждает. Ну нет, меня-то сюда ночью не заманишь. — Он посмотрел сощуренными глазами на садящееся солнце. — Ну ладно, пойдемте к шахте, если вы и в самом деле хотите ее осмотреть.

После водопада дорога стала еще труднее. Теперь мы шли по голому, каменистому склону без всякой растительности. Как и предсказывал Форфекс, то тут, то там попадались человеческие кости, как будто мы пересекали древнее поле сражения. Тропа извивалась, словно змея. Мы шли все вверх и вверх, и каждый шаг давался труднее, чем предыдущий. При полуденной жаре даже у сильного человека сердце бы не выдержало такого подъема…

Но нас ждала награда за трудный подъем — перед нами открылся вид, затмевающий все, что я мог увидеть со своего холмика. Далеко-далеко подо мной находилась моя усадьба, окруженная владениями Клавдии, ее родственников и другими поместьями, холмами, лесами. Гребень, отделяющий меня от Клавдии, выглядел всего лишь складкой на одеяле. Речушка на границе с поместьем Публия — полоской, местами сверкавшей там, где было меньше всего деревьев. Кассианова дорога простиралась с юга на север. До меня дошло, что человек с острым зрением смог бы увидеть нас из всех этих мест.

Потом мы скрылись в расселине, недоступной солнцу и постороннему взгляду. Вокруг росли искривленные деревья, и огромные камни загораживали дорогу. Она шла все глубже и глубже — к центру горы. Наконец мы обошли валун и увидели зияющую черноту шахты.

Вход оказался гораздо меньше, чем я предполагал — высотой едва с человека, и только двое в ряд смогли бы пройти в него одновременно. Вокруг валялись сгнившие куски древесины, бывшие некогда подмостками. А также заржавленные кирки, молоты и зубила. Я заметил даже остатки кандалов. Сквозь цепи проросли цветы.

За нами начинался спуск к реке, достаточно крутой. Тут и там попадались груды костей вперемешку с отходами из шахты. Кое-где можно было найти даже целые скелеты.

— Ты когда-нибудь видел действующую шахту? — спросил Катилина, так близко наклонившись над моим ухом, что я вздрогнул от неожиданности.

— Нет.

— Я видел.

Его лицо потемнело; на нем не было ни малейшего подобия улыбки.

— Нельзя даже представить действительной ценности металла, пока не увидишь, чего он стоит — агоний и смертей тех, кто его добывает. Скажи мне, Гордиан, когда вес десяти людей становится меньше фунта?

— Ах, Катилина, опять загадки…

— Когда с них исчезнет мясо, а на другой чаше весов будет кубок из чистого серебра. Представь же теперь огромнейшую чашу весов, такую, где поместились бы все эти кости. Сколько бы потребовалось серебра чтобы уравновесить весы? Пригоршня, не более. Вспомни об этом, когда тебе придется подносить серебряную чашу к устам.

Он повернулся к Форфексу.

— А в Шахте, должно быть, холоднее. Тонгилий, ты взял факелы? Гордиан, ты идешь с нами?

У меня не было ни малейшего намерения осматривать дыру в земле, я бы предпочел посидеть снаружи и перевести дыхание, но я представил, сколько опасностей в темноте грозит пятнадцатилетнему мальчишке.

— Да, — сказал я усталым голосом. — Я иду.

Сразу же при входе нас встретила стена, высотой до плеч обычного человека.

— Это чтобы наши козы не забредали внутрь, — пояснил Форфекс.

«Да и люди тоже», — подумал я, когда дошла моя очередь поставить ноги в его сложенные чашечкой руки и перебраться через стену. Я не жалуясь последовал примеру Катилины и Тонгилия. Метон подтолкнул Форфекса, а сам взобрался без посторонней помощи.

За стену проникало так мало света, что его едва хватало на то, чтобы осветить ближайший участок. Тонгилий зажег два факела и протянул один мне. Пламя осветило низкий и узкий проход, который постепенно опускался вниз. В такой темноте запах горящей смолы был очень сильным.

Катилина взял факел у Тонгилия и первым направился вглубь. За ним пошел Метон, потом Форфекс, а замыкал процессию я. «Какая глупость», — прошептал я, подумав о том, как легко можно споткнуться и упасть в пустоту. Я представлял, как Метон ломает себе шею, и ругал себя, что позволил ему участвовать в такой глупой затее.

— Далеко заходить не стоит, — сказал Катилина. — Я всего лишь хочу составить общее представление о шахте. Насколько далеко она уходит?

— Довольно далеко, — сказал форфекс. — Представьте себе только, что в ней одновременно находились двести рабов.

— Двести! — повторил Метон.

— Так мне говорили. Да, в прошедшие времена тут такое было! Так предки молодого Гнея нажили себе состояние — этой самой шахтой. И поэтому они смогли скупить все земли в округе. Теперь-то владения, конечно, распределены между кузенами Клавдии, но когда-то все земли представляли собой одно-единственное владение, или, по крайней мере, мне так говорили. Наклоните голову, молодой человек!

Метон, подавшись в сторону от Катилины, едва не ударился головой о выступ, свисавший с потолка, Форфекс засмеялся:

— Нужно было предупредить тебя. Мы называем их «шахтерские мозги», — частью потому, что они действительно похожи на мозги, скользкие и узловатые, но в основном потому, что не один небрежный шахтер расколотил о них голову! Эти выступы такие крепкие, что никакие инструменты их не берут, так что они вечно будут здесь висеть в ожидании очередной жертвы. Если посмотреть поближе, то можно разглядеть следы крови.

29
{"b":"195494","o":1}