– Знаю, – спокойно и нисколько не тушуясь под его взглядом, ответил молодой человек. – Вы – Федор Михайлович Тартищев, начальник североеланского уголовного сыска.

Тартищев хмыкнул и всмотрелся в лицо молодого человека. Лицо как лицо. Светлые волосы, густые темные брови, слегка короткий прямой нос, по-детски пухлые розовые щеки, но линия губ резкая, со складочками по краям, что, несомненно, говорит о характере. Усы только намечаются, видно, отпущены совсем недавно. Смотрит хотя и исподлобья, но не враждебно. И подбородок у него крепкий, и задирает он его точно так же, как и сам Тартищев с четверть века назад, когда хотел показать, что не конфузится под начальственным взором… Кто ж он такой? Судя по одежде, не из приказчиков, да и нет в его глазах той угодливости и подобострастия, что выдают человека подобной профессии с первого взгляда. И на мелкого чиновника вроде тоже не похож, слишком уж прямо смотрит в глаза и не теряется при ответе…

– Служишь где? – спросил он уже более миролюбиво. – Или на маменьких хлебах отсиживаешься?

Бровь у молодого человека при упоминании о маменькиных хлебах сердито дернулась, но ответил он достаточно сдержанно:

– Служу, – и, заметив, что Тартищев выжидательно смотрит на него, уточнил: – Помощником делопроизводителя в канцелярии…

«Так он все-таки чиновник, – подумал удовлетворенно Тартищев, – из достаточно мелких, но наверняка из тех, которые годами ждут повышения по службе в силу неуживчивости и строптивости собственного нрава».

– Где ты нашел меня?

Молодой человек с недоумением посмотрел на него.

– Там, где вы лежали. На Хлебной, рядом с купеческим кладбищем.

– Как ты там очутился? Живешь, что ли, поблизости?

– Нет, я живу на Качинской. А на Хлебную попал по чистой случайности.

«Ничего себе!» – прикинул мысленно расстояние между двумя улицами Тартищев, а вслух сказал:

– Ты не находишь странным, что оказался за полночь на другом конце города сразу после того, как начальника сыскной полиции чуть было не спровадили в могилевскую губернию?

Молодой человек пожал плечами, но вместо ответа на этот вполне резонный вопрос кивнул головой на выход и хмуро заметил:

– Что с этими мерзавцами делать? Я их немного поспрашивал, говорят, что их какой-то бугай нанял, чтобы вас немного проучить. Ничего существенного по сути дела выяснить не удалось.

Тартищев опешил:

– Не хочешь ли ты сказать, что задержал их?

– Задержал, – пожал плечами молодой человек, – невелика была задача, после того как вы их отходили как следует.

– Что ж, они совсем не сопротивлялись?

– Сопротивлялись, – усмехнулся молодой человек, – пришлось немного поучить. – И он потер правый кулак.

Только теперь Тартищев заметил сбитые костяшки пальцев, вспомнил дикий крик, услышанный перед тем, как впасть забытье, и покачал головой:

– Отчаянный ты, однако! Один против трех…

– Против двух, – уточнил молодой человек, а Тартищев отметил для себя, что тот не склонен приписывать себе заслуг больше, чем есть на самом деле.

– А почему привез их сюда, не сдал в полицию?

– Не до того было! – пояснил молодой человек. – Надо было вас привести в божеский вид, вот я их и связал, загрузил в пролетку, потом вас перенес и прямиком сюда, к Марии Кузьминичне. Два часа с вами возились, раны промывали, перевязывали. Рука сильно повреждена, колесом кожу сорвало, но кости, слава богу, целы. А этих, что на вас напали, в подвал спустили, после того, как я поспрашивал их, конечно.

– Нет, все-таки надо было сдать их в полицию, – сказал Тартищев, – думаю, они тебе и десятой доли не сказали, что следовало бы.

– Сказали, – насупился молодой человек, – они еще опомниться не успели после того, как я их поучил маленько, поэтому тряслись от страха так, что зубы лязгали. До полиции они бы в себя пришли и успели бы друг с другом сговориться, а так я их по горячим следам – ап! Все рассказали как миленькие!

Тартищев вновь удивился, но, как и прежде, не подал виду. Его новый знакомый действовал как опытный агент, по крайней мере сам Федор Михайлович именно так бы и поступил, выжал бы из негодяев все до последней капли, пока они не расчухались как следует.

– Хорошо, – он внимательно посмотрел на юношу, – говоришь, все записал?

– Слово в слово, – Он потянулся к столу и взял несколько листков бумаги. Быстро пробежал их глазами, потом протянул Тартищеву. – Нанял их в трактире «Магнолия» какой-то малый, заплатил задаток. Кто такой, никто из них не знает. Помнят, что здоровенный. Истинный бугай! Лицо, говорят, не рассмотрели. Слишком низко шапку натянул, а в трактире темно было. Думаю, что не врут…

– С чего ты взял, что не врут, – усмехнулся Тартищев, – это такой народец! Мать родную за грош с полтиной заложат.

– Я их по отдельности расспрашивал, – нахмурился молодой человек, – разницы в показаниях не наблюдается…

– Ишь ты, не наблюдается, – покачал головой Тартищев и углубился в чтение. Конечно же, допрос был оформлен не по форме, видно, его новый знакомый понятия не имел, что такое протокол, но… – Молодец! – протянул удивленно Тартищев. – Расколол ты их просто замечательно. И приметы все налицо. Одно ты упустил, голубчик, сдай ты их в полицию, мои ребята тут же в «Магнолию» наведались бы и этого бугая живенько бы под белы рученьки взяли и тепленьким в арестантскую спровадили.

– Я был в трактире в назначенное им время, утром, сразу после открытия, – пробурчал молодой человек. – Переоделся попроще и зашел. Не было там никого похожего. Не пришел он на встречу.

– Ладно, – махнул рукой Тартищев, – теперь это уже не твое дело по трактирам рыскать. Мои орлы с этим лучше справятся. Молодчиков этих я распоряжусь пока в арестантскую препроводить, там ими займутся должным образом. А тебе превеликое спасибо, что не оставил в беде. Обязательно доложу об этом твоему начальству. Ты по какому ведомству проходишь?

– По полицейскому, только, я ж сказал, в канцелярии… – сконфузился молодой человек и вдруг заговорил быстро, торопливо, словно боялся, что Тартищев не выслушает его до конца: – Федор Михайлович, господин надворный советник, заберите меня к себе. Иначе я от скуки пропаду на своей должности. С ней любой писарь справится, а у меня образование, и я живого дела хочу… – Он судорожно сглотнул слюну. – Я очень много наслышан о вас. И в эту ночь за вами следом шел, хоронился только, чтобы не заметили раньше времени. Я вас около калитки хотел встретить. Когда вы через кладбище пошли, я бегом припустил и у палисадника вас дожидался, потом слышу: шум, крики… Бросился на помощь… Не успел, правда…

– А почему официально рапорт не подал, что хочешь служить в сыскной полиции?

– Некоторые обстоятельства имеются, я о них лично хотел вам рассказать.

– И для этого надо было встречать меня в темном закоулке? – усмехнулся Тартищев.

– Так на службе вас сроду не застанешь! – воскликнул с отчаянием в голосе молодой человек. – К тому же начальник канцелярии в служебное время по личным делам ни в какую не отпускает.

– Знаю, знаю Аристарха Владимировича. Цербер, каких поискать! – махнул здоровой рукой Тартищев и попросил: – Позови кого-нибудь, чтобы помогли мне одеться.

– Я послал кучера Марии Кузьминичны за вашим денщиком, Федор Михайлович, – хмуро объяснил молодой человек. – Думаю, привезет его с минуты на минуту. Я наказал, чтобы захватил чистую одежду и белье. – Он просунул руку под плечи Тартищева и помог ему сесть на постели, потом протянул ему бархатный халат. – Накиньте пока, и пройдемте в столовую. Хозяйка велела завтрак подавать. Пироги у нее, право, замечательные.

– Пироги, говоришь? – улыбнулся Тартищев. – Пироги я люблю… – И спохватился: – А как звать тебя? Битый час беседы ведем, а ты так и не представился.

– Алексей Поляков. В прошлом году закончил с отличием курс Горного института.

– И что ж тебя в полицию занесло, горного инженера-то? Места не нашлось подходящего?

– Я же сказал, обстоятельства так сложились, – отвел глаза в сторону Алексей и тут же вновь с вызовом посмотрел на Тартищева. – Возьмите меня к себе, Федор Михайлович. Не пожалеете. Меня ведь тоже учили глубоко копать…