Скай немного задумался над тем, что инстинкт самосохранения простого мирянина, как и обычное рассуждение человека, обычно считающегося 'здравомыслящим', в этом случае, точно бы совпали с результатом столь сложного выбора пресловутого монаха. Поступок был бы одним и тем же, а вот его результат для всех них, уже несколько разный. Хотя, нет - в аду он оказался бы при любом раскладе, будь это действия проистекающие от эгоизма, или с мотивацией 'для блага других'. Разница между ними, в этой ситуации, определялась лишь 'сроком заключения'. Но при обещанной интенсивности адских страданий, видимо, это могло иметь большое значение.

   Возможно, это была бы неплохая тема для курсовика на кафедре местного университета. Скай даже привычно зажмурился, готовый огрести очередную оплеуху за эту цепочку тупых рассуждений, но видимо, учителю сейчас было уже не до этого.

  - Ты должен будешь поступить точно так же. Единственный способ принести покой и порядок в эту землю, выглядит страшно. Но лишь это, в ближайшее время сохранит драгоценную дхарму, а многие люди сумеют обрести просветление. Иначе, все исчезнет и надежды не будет. Тьма очень надолго воцарится в мире, а свет учения, который только и может ее рассеять, будет уже недоступен, - продолжил Флавий.

  Для Скайя, вся жуть была в том, что несмотря на несколько пафосный и даже порой комичный стиль изложения, все сказанное выглядело правдой. Он совершенно точно был уверен, что именно так все и будет. Хотя, он в любом случае, считал все сказанное учителем 'истиной в последней инстанции', все же, эти слова для него обладали глубоким смыслом и внутренней логикой. С Флавием, сейчас нельзя было не согласиться, даже если он сам дал бы задание найти дыру в его рассуждениях.

  - Совершая ужасные преступления, ты не сможешь не изменится сам, со временем превратившись в чудовище. Любой кто борется с злодеем, добиваясь добра через зло - неминуемо сам в него превращается. Это будет твоя жертва, твоя ноша, твой путь. Мне тоже придется несладко, я залезу в ады, насколько смогу. Поэтому, ты должен будешь жертвовать мне очень хороших людей. Только так, мы сможем поддержать порядок и сохранить учение, - сказал учитель, уже видимо, не обращая внимания на глубокомысленные внутренние комментарии своего ученика, просто бросая свои последние слова в этот бестолковый ум, с надеждой, что они потом произведут нужный эффект.

  И с этим всем, Скай тоже не стал бы спорить. Никто бы не стал. Это был самый избитый и популярный сценарий бесчисленных 'оригинальных' сценариев, разнообразно обыгрывающих этот сюжет. Но, опять же, все это было 'истинно так'. Было бы глупо и самонадеянно тешить себя надеждой избежать этой же участи - незаметного и постепенного процесса. Нельзя проснуться 'чудовищем' уже утром, но со временем ты будешь все больше обрастать клочками его уродливой шерсти...

  - Доверься мне. Я знаю, что делаю, как бы это мерзко не выглядело. У тебя, в будущем будет любимая дочь. Со временем, она возглавит анклав и будет способна все сделать иначе, став Мастером, чье имя люди запомнят надолго. У нее будет хороший учитель, который освободит нас, сняв эту тяжелую ношу, а ей поможет обуздать собственный беспокойный ум. Пока же, нам придется побыть здесь злодеями... - голос учителя таял, словно источник звука погружался в бездонную страшную топь, куда даже просто заглянуть было уже нестерпимо жутко.

  На этом, видение для Скаяй стало гаснуть, медленно теряя глубину, четкость и цвета, чтобы снова стать мглой, растворяющей ум. Его уносило темным потоком, стирая воспоминания, мечты и надежды, словно этого человека никогда и не было ранее...

   26

  На алтаре безжизненно лежало тело человека, еще минуту назад, освещавшего этот проклятый храм мягким и теплым светом любящей доброты и сострадания. Было что-то глубоко несправедливое и противоестественное в том, что Нима уже не похлопает никого плечу, закатившись по-детски заразительным смехом. Это казалось полнейшим бредом, кошмарной галлюцинацией и нелепым розыгрышем. Такого не могло случиться в этом мире. Нигде не могло случиться. Никогда. Разум Хану отказывался во все это поверить.

  У него выступили слезы, а в ум начала возвращаться тупая боль в животе. Он успел полюбить этого невероятно мудрого человека. В храме была тишина, все сочувственно молчали. Но, город, словно злое и голодное чудовище, настоятельно требовал даже такой жертвы.

  Вдруг, почему-то всем стало ясно, что что-то пошло не так. Раздался странный треск, а мумия уронила на высохшую грудь свою уродливую голову. Шейные позвонки не выдержали и она упала вниз на плиту, рядом с телом, разбившись о нее вдребезги. Куда-то в угол полетели остатки зубов, а на месте падения взметнулось темное облачко пыли.

  Зал испуганно охнул. Оракул, громко воя про что-то свое, в отчаянии упал на колени. Мумия все оседала, проваливаясь внутрь себя, пока с шумом не исчезла в облаке пыли, а кости не разлетелись по залу. Случилось что-то совершенно немыслимое и ужасное. Ритуал более был невозможен, а город, по мнению этих людей, обречен.

  Все закричали и бросились к выходу, давя и втаптывая в пол тех, кто оказался на этом пути. С анклавом было покончено и народ спешил покинуть проклятый город, торопясь вывезти до темноты из него своих близких. В дверях немедленно образовалась плотная пробка, словно в них застряло и теперь судорожно билось многорукое и жутко вопящее чудище.

  Хану сидел у колонны, корчась от боли. Он ничего толком не понял, кроме того, что то, что когда-то было Флавием, теперь занимало очень мало места, а эта жалкая кучка костяной пыли, уже едва ли тянула на роль прежней сакральной реликвии. Хотя, по версии Миры, которая, уже смогла показаться из тента, никакой потребности в ритуале, более не было - одержимых больше не будет.

  Гипотеза девушки будет проверена сегодня ночью, но Хану всего этого уже не застанет. Он скрипел зубами от острой боли, а кровь толчками начала выливаться из раны. Этот мир отпускал ему еще совсем немного времени.

  В храме почти никого не осталось. Сбитые с ног люди выползали за двери. Оракул продолжал где-то выть, катаясь по полу. Мира змеилась, доставая частями свое тело из тента . Ее чудом не раздавили, но все же, очень крепко досталось. В своем заточении Инна снова припала к щели и кричала, но через стекло ее не было слышно и найдут ее там еще очень нескоро...

  Рядом с Хану пошевелился какой-то бесформенный сверток, при ближайшем рассмотрении, оказавшийся Гридиком, которого сшибли с ног в начале всей заварушки. По нему, видимо, пробежалось немало людей, он выглядел помятым, но на удивление бодрым, и что самое удивительное - жизнерадостным, на этот раз, уже не наигранно излучая свет дружелюбия. Когда он улыбался, уголки рта теперь поднимались, а вокруг глаз плясали морщинки, что говорило о том, что этот человек, сейчас действительно искреннен.

  Хану устало подумал, что бедный директор свихнулся от горя или от шока обрел просветление.

  Директор встал и вдруг, как-то очень знакомо, похлопал его по плечу. Он, что-то шепча про себя, пытался осмотреть его рану, но аккуратно оголив ее, сочувственно пожал плечами и приложил к ней ладонь. Боль сразу утихла. Изменилась и пластика его движений, став, словно, каким-то уютным и круглым. Раньше же, его жесты были четкими и отрывистыми.

  Хану и Мира, обменялись изумленными взглядами, после чего, обоих мгновенно пронзила догадка - да это же, Нима!

  Только этот мастер мог обладать давно утерянной практикой переноса сознания. Для нее, ему был не нужен помощник. К своему несчастью, 'Скай-Гридик', недооценил учителя, и теперь его новое тело валялось в костной пыли со стилетом в груди - на той же плите, куда он за это столетие, проводил на смерть столько народа.

  Хану облегченно вздохнул. У этого города все же было будущее. Нима, Инна и Мира вполне разберутся с тем, что осталось. С 'кармомографом' случилась та самая 'большой неприятность', про которую ему тогда рассказывала Инна. Недобрая жертва с уже отвратительной кармой была противопоказана для этого жуткого действия. Проходить же собственные тесты у дочки, на подобный случай, отец уж точно не планировал.