– Можешь не опасаться, дуэли происходят слишком рано утром, чтобы они могли представлять для меня хоть какой-то интерес.

– Такой ответ меня не очень успокаивает, особенно когда он сопровождается столь красочным видом твоего глаза.

Рейли осторожно пощупал кончиками пальцев кожу вокруг глаза и с радостью отметил, что она не слишком сильно припухла.

– Вообще-то это не так плохо, как я ожидал. По-настоящему он смог ударить меня кулаком всего один раз.

У Ричарда до сих пор чертовски болело лицо, но кулак соскользнул, и удар пришелся не столько по глазу, сколько по виску, поэтому синяк был не очень яркий, во всяком случае, когда он в последний раз смотрелся в зеркало. Не желая задерживаться на этой теме, граф спросил:

– Как прошла твоя встреча с поверенным?

Отец вздохнул, но не стал возражать против смены темы разговора.

– Очень хорошо. Мы завершили переговоры по поводу покупки нового жеребца. До конца недели его должны привезти в Хартфорд-Холл. Я рад, что Уоффорд принял мое предложение и не выставил коня на аукцион. Я заплатил за него королевский выкуп, но, поверь, он стоит каждого шиллинга. – Маркиз задумался, а потом усмехнулся: – Думаю, я его так и назову – Выкуп. Мне нравится, как звучит это имя. Жаль, что я не смогу проверить возможности этой лошади.

Последние слова отец сказал скорее самому себе, но Ричард все равно кивнул. Маркиз не любил жить в городе так же, как и Эви. Но его серьезное отношение к своим обязанностям в палате лордов не допускало пропусков сессий. Исключения составляли только непреодолимые препятствия.

Каким образом отец ухитрялся справляться со всеми своими обязанностями и нагрузками, было выше понимания Рейли. Когда-то граф пытался стать таким, как маркиз. Но в конце концов он вынужден был признать, что у него никогда не будет того делового чутья, каким обладал его отец. Слава Богу, что Эви с энтузиазмом занимается конюшнями, это означает, что у Ричарда одной заботой станет меньше, когда он унаследует титул. Граф сжал губы и прогнал эту мысль. Унаследовать титул означало потерять отца. Для него это было просто немыслимо.

– Что ж, ты увидишь жеребца довольно скоро, когда кончится сезон, – сказал он. – А тем временем… – Он взял свой кий. – Не хочешь ли проиграть мне парочку партий, пока наше присутствие не потребуется на балу?

– Мальчик мой, – сказал отец, положив сигару в резную пепельницу из слоновой кости и выбрав себе кий, – чтобы обыграть меня, тебе не хватит и целого года, не говоря уже об одном вечере. Но я предоставлю тебе шанс.

– О, достопочтенный родитель, вы превосходите меня во многих отношениях, но в бильярде и боксе я всегда сильнее.

Играя, отец и сын продолжали непринужденно беседовать и по-дружески подтрунивать друг над другом. Счет показывал, что как противники они равны.

– Вот ты где! – донесся голос Бенедикта Хастингса, когда Ричард уже нацелился для победного удара. – Как же я сразу не догадался заглянуть сюда. Тогда бы меня не втянули в довольно подробное обсуждение достоинств костюма для верховой езды лорда Эндрю. Ты знал, что он каждый день в два часа пополудни катается верхом в Гайд-парке?

Лучший друг Ричарда, став его зятем, обрел сестер и еще не привык к жизни в новом окружении. Одетый более официально, чем обычно, Бенедикт вошел в комнату, кивнул маркизу и плюхнулся на мягкий диван возле камина. Вечер еще не начался, а Хастингс уже выглядел до предела усталым.

Рейли скрестил руки на груди и кивнул с серьезным видом.

– Да. А еще я знаю, что у него достойные зависти зеленые глаза, тенор, из-за которого вздыхают, и безупречной формы икры.

Бенедикт засмеялся и поднял руки.

– Ты победил! Хотя, пожалуй, лучше сказать, проиграл. И спасибо, что описал мне его чертовы икры. Этот образ я, наверное, никогда не смогу выкинуть из головы.

– Ого! Я и не знал, что уже так поздно, – сказал отец Ричарда, положив кий. Маркиз поднял фрак, снятый в процессе игры. – Мне надо пойти посмотреть, как там справляется твоя мать. – Он кивнул молодым мужчинам: – Ричард, Хастингс, – и вышел.

Когда он ушел достаточно далеко, Бенедикт вздохнул и пожаловался:

– Я думал, женитьба на его дочери и рождение первой внучки заставит его обращаться ко мне по имени.

– Дружище, он простил тебе очень много грехов. Я бы сказал, что, обращаясь к тебе по фамилии, отец поступает справедливо. Виски хочешь?

Бенедикт кивнул. Вероятно, его кивок относился столько же к ответу на вопрос, сколько и к согласию с Ричардом. Когда граф Рейли прошел мимо него к буфету, у Хастингса глаза на лоб полезли.

– Ничего себе синяк! Надо полагать, невероятная история, которой меня развлекли по приезде сюда, по крайней мере отчасти правдива?

– Как женщины в этой семье умеют распространять сплетни! – сказал Ричард. – Это просто уму непостижимо. Они могли бы тебе очень пригодиться в твоей прежней профессии. Хастингс, я говорю серьезно, ты мог иметь сеть неутомимых сборщиков и распространителей информации.

– О, с этим я не спорю! По части сбора особенно большая мастерица Беатрис.

«Провалиться мне на этом месте, если это не правда», – подумал Рейли.

– Да, а близнецы специализируются на ее распространении.

– Распространении чего? – спросила, входя в комнату, Эви. Было странно снова видеть ее в вечернем платье, она не одевалась так с тех пор, как четыре месяца назад родилась Эмма.

– Обаяния, – сказал Ричард, подмигнув Бенедикту. Он поцеловал сестру в щеку. Эви прошла и села рядом с мужем. – Близнецы излучают обаяние, в точности как их брат.

Серебристые глаза Эвелин насмешливо блеснули.

– Твое обаяние чуть не довело тебя до тюрьмы?

– Мое обаяние помогло мне избежать тюрьмы.

– А, так вот как все было? Что ж, тогда, наверное, мне лучше выслушать эту ужасную историю из первых уст.

Ричард подумал, что, пожалуй, так и впрямь будет лучше. Одному Богу известно, какие искажения претерпела правда в процессе пересказа. Передав Бенедикту его стакан с виски, он одним глотком осушил свой и приступил к рассказу. Но как граф ни старался оставаться беспристрастным, в нем снова стало подниматься раздражение.

К концу рассказа выражение лица Эви изменилось с насмешливого на сочувственное. Сестра медленно покачала головой, сдвинув брови. Рейли подумал, что наконец-то он нашел единомышленника. Все-таки не зря она ему нравится. Так граф думал, до первой произнесенной ею фразы.

– Бедная женщина! Наверное, она ужасно испугалась. А когда осознала, что человек, которого она пыталась отправить в тюрьму, на самом деле пытался ей помочь, да и к тому же оказался графом… – Эви прижала руку к сердцу. – После всего этого она была совершенно обескуражена.

У графа Рейли покраснели кончики ушей.

– Ни черта подобного, – пробурчал он скорее себе под нос, чем кому-то еще.

– Что ты хочешь сказать этим «ни черта подобного»?

– Эта женщина сказала этим двоим, любезно отпустившим меня, что не важно, граф я или нет, я все равно напал на ее кузена, поэтому она хочет моего ареста.

– Не может быть! – воскликнула Эви.

– Уверяю тебя, так оно и было!

«Что ж, по крайней мере теперь они потрясены, как и положено», – решил Ричард.

Сестра встала, качая головой, подошла к нему и сочувственно положила руку ему на плечо.

– Не будь к ней слишком суров, бедная старушка пережила сильное потрясение.

– Старушка?! Эви, да она моложе тебя! – воскликнул Ричард. – Она прекрасно сознавала свои слова и поступки.

Женщина в удивлении отпрянула от него, ее лицо прояснилось, и она прошептала:

– О-о, теперь я все понимаю…

– Что, по-твоему, ты понимаешь?

– Неудивительно, что ты так расстроился. Твою гордость задела хорошенькая молодая женщина…

– Я не говорил, что она хорошенькая, – буркнул граф, гоня прочь воспоминание о раскрасневшихся щеках и полных губах Джейн.

– Тебе и не обязательно это говорить, – самодовольно ответила Эвелин. – Хорошенькая молодая женщина публично поставила тебя в неловкое положение. Более того, на нее совершенно не произвело впечатления твое высокое положение в обществе. Да, теперь все определенно начинает обретать смысл.