– Если верить тому, что говорили эти издыхающие бедолаги, сияющие, которые появились в Панем-Деа, вовсе не были иллюзиями, – ответил Кабах. – Изрядное количество офицеров, пытавшихся сражаться с ними, превратилось в гниющую слизь.

– А здесь что творится? – осведомился Крегер, указывая на вопящих людей, привязанных к столбам посередине площади.

– Скарпа решил примерно наказать тех, кто удрал из Панем-Деа. Он велел живьем изрезать их на куски. Гляди-ка, вон идет Кизата. – Кабах указал на стирика, торопливо шагавшего к площади от штаб-квартиры Скарпы.

– Что ты делаешь?! – проревел Кизата, вперив мертвенные глаза в безумца, восседающего на жалком троне.

– Они бросили свои позиции, – ответил Скарпа, – и подлежат наказанию.

– Тебе же нужны люди, идиот!

– Я велел им идти на север и соединиться с моими верными войсками, – пожал плечами Скарпа. – Они состряпали заведомую ложь, чтобы оправдать свое неповиновение. Я научу их подчиняться приказу!

– Ты не будешь убивать собственных солдат! Прикажи своим мясникам остановиться!

– Это невозможно, Кизата. Приказ, отданный императором, не может быть отменен. Я велел запытать до смерти всех дезертиров из Панем-Деа. Теперь от меня ничего не зависит.

– Безумец! К завтрашнему утру у тебя не останется ни единого солдата! Они дезертируют все до единого!

– Тогда я наберу новых и выловлю всех дезертиров. Я добьюсь повиновения!

Кизата из Эсоса огромным усилием воли сдержал свою ярость. Крегер увидел, как зашевелились его губы и пальцы принялись выплетать в воздухе сложный узор.

– Пойдем-ка отсюда, Кабах! – торопливо проговорил он.

– С какой стати? Чокнутый велел нам смотреть на все это.

– Тебе совсем не понравится то, что ты сейчас увидишь, – заверил его Крегер. – Кизата плетет заклинание – скорее всего, земохское. Он призывает демона, чтобы тот научил нашего «императора» точному значению слова «повиновение».

– Он не может так поступить. Заласта оставил своего сына за главного.

– Нет, сейчас здесь командует Кизата. Я сам слышал, как Заласта велел стирику, который сейчас вывихивает себе пальцы, прикончить Скарпу в тот миг, когда он переступит черту. Не знаю, как ты, друг мой, а я пойду поищу, где бы спрятаться. Мне и прежде доводилось видеть тварей, служивших Азешу, а нынче утром мой желудок чересчур чувствителен, чтобы еще раз переварить это зрелище.

– Крегер, ты накличешь на нас беду.

– Отнюдь нет – если демон, которого вызывает сейчас Кизата, сожрет Скарпу живьем со всеми потрохами. – Крегер сделал глубокий вдох. – Дело твое, Кабах. Оставайся, если хочешь, но я лично сыт Натайосом по горло.

– Собираешься дезертировать? – с ужасом спросил Кабах.

– Положение изменилось. Если Спархок заключил союз с дэльфами, я предпочитаю оказаться как можно дальше отсюда, когда они, источая сияние, вынырнут из джунглей. Что-то я вдруг заскучал по Эозии, Кабах. Уходи или оставайся, как хочешь, но я ухожу – и немедленно.

ГЛАВА 25

«Лицо Заласты было странно переменившимся, когда, неделю спустя после того, как он доставил в Киргу Элану и Алиэн, Экатас отпер и распахнул дверь в тесную полутемную камеру, примыкавшую к комнате побольше на вершине башни. Сомнение и раскаяние, прежде отражавшиеся на лице стирика, бесследно исчезли, и их сменила холодная отрешенность. Одним взглядом он окинул отталкивающую каморку. Элана и Алиэн, прикованные цепями к стене, сидели на охапках гнилой соломы, что должны были заменять им постели. Грубые глиняные миски с остывшей похлебкой стояли, нетронутые, на полу.

– Так не пойдет, Экатас, – отстраненно проговорил Заласта.

– Не твое дело, – отвечал верховный жрец. – Пленников в Кирге принято держать в цепях. – Как всегда, Экатас говорил с Заластой с нескрываемым презрением.

– Но не этих. – Заласта шагнул в камеру и взял обеими руками цепи, которые приковывали женщин к стене. Затем, ничуть не меняя выражения лица, он сокрушил цепи в ржавую пыль.

– Все изменилось, Экатас, – бросил он, помогая Элане подняться на ноги. – Пускай здесь приберут. Экатас величественно выпрямился.

– Я не принимаю приказов от стириков. Я – верховный жрец Киргона!

– Мне искренне жаль, что так вышло, – извиняющимся тоном проговорил Заласта, обращаясь к Элане. – Всю эту неделю я был отвлечен важными делами и, по всей видимости, не сумел четко и внятно втолковать мои пожелания киргаям. С вашего разрешения, я сейчас исправлю это досадное упущение.

Он повернулся к Экатасу.

– Я велел тебе что-то сделать? – зловеще проговорил он. – Почему ты до сих пор не взялся за работу?

– Убирайся отсюда, Заласта, или я запру тебя вместе с ними.

– О, да неужели? – с тонкой улыбочкой осведомился Заласта. – Я-то думал, что ты сообразительней. Ну да у меня сейчас нет на это времени, Экатас. Прикажи, чтобы в этой комнате прибрали. Я должен снова сопроводить наших гостий в храм.

– Я не получал такого повеления.

– А с чего бы тебе его получать?

– Киргон говорит моими устами.

– Совершенно верно. Однако это повеление исходит не от Киргона.

– Здесь бог – Киргон.

– Уже нет. – Заласта взглянул на киргая почти сочувственно. – Ты даже не почувствовал этого, да, Экатас? Мир всколыхнулся в судорогах, а ты этого даже и не заметил. Как можно быть таким тупицей? Киргон смещен, Экатас. Теперь в Кирге правит Клааль – и я говорю от его имени.

– Это невозможно! Ты лжешь! Заласта шагнул из камеры и цепко сгреб верховного жреца за ворот одеяния.

– Посмотри на меня, Экатас, – приказал он. – Смотри долго, внимательно – а потом еще раз скажи, что я лгу.

Экатас попытался вырваться, но безуспешно, и волей-неволей вынужден был взглянуть в глаза стирика. Кровь медленно отхлынула от лица киргая, а затем он пронзительно закричал. Он кричал и кричал, извиваясь в железной хватке стирика.

– Умоляю тебя, не надо! – В голосе жреца был неодолимый ужас. – Не надо! – И Экатас обмяк, прикрывая ладонями глаза.

Заласта с презрительным видом разжал пальцы, выпустив ворот черного жреческого одеяния, и Экатас ничком рухнул на пол, содрогаясь в безудержных рыданиях.

– Теперь ты понял? – почти ласково спросил Заласта. – А ведь мы с Кизатой пытались убедить тебя и твоего божка в том, как опасно призывать Клааля, – но вы нас не слушали. Киргон хотел подчинить своей власти Беллиом, а теперь сам стал рабом его извечного противника. И, поскольку я говорю от имени Клааля, ты, Экатас, мой раб. – Он пнул ногой рыдающего жреца. – Вставай, Экатас! Встать, когда с тобой говорит хозяин!

Рапростершийся на полу киргай кое-как поднялся. Его залитое слезами лицо было все еще искажено невыразимым ужасом.

– Скажи это слово, Экатас, – неумолимо проговорил Заласта. – Я хочу услышать, как ты произнесешь его, – или ты предпочитаешь увидеть гибель еще одной звезды?

– Х-х-хозяин, – выдавил верховный жрец.

– Еще раз – и погромче, если ты не против.

– Хозяин! – почти взвизгнул Экатас.

– Это уже лучше, Экатас. А теперь растолкай этих ленивых тварей в караульной и вели им вычистить камеру. Когда я вернусь из храма, нам нужно будет заняться кой-какими приготовлениями. Анакха несет Беллиом в Киргу, и мы должны быть готовы к его прибытию. – Заласта обернулся. – Возьми с собой и служанку, Элана. Клааль желает взглянуть на тебя. – Заласта на мгновение смолк, критически оглядывая ее. – Я знаю, что мы обращались с тобой дурно, – продолжал он почти виноватым тоном, – но не позволяй дурному обращению сломить твой дух. Вспомни, кто ты такая, и держись соответственно своему положению. Клааль уважает власть и тех, кто облечен ею.

– Что мне сказать ему?

– Ничего. Он узнает все, что ему нужно, просто посмотрев на тебя. Он не понимает твоего мужа, а один лишь взгляд на тебя даст ему какие-то намеки на природу Анакхи. Анакха для него величина неизвестная, и, полагаю, так было всегда. Это творение Беллиома неизменно ставит его в тупик.