— А о чем была пьеса? — поинтересовалась Диана.

— Ну, о… Погоди-ка!..

Диана сразу подобралась. Эспада мог бы поклясться, что видел на верхних ступеньках чей-то силуэт. Силуэт человекообразный, но моментально исчезнувший, когда дон Себастьян поднял голову. Будто растворился в темноте. Выхватив шпагу, дон Себастьян легко взлетел вверх по ступенькам. Диана отставала от него буквально на пару шагов, да и то — для свободы маневра. Наверху Эспада сорвал тряпку с фонаря и высоко поднял лампу. Таинственный силуэт рассеялся вместе с темнотой.

— Что за чертовщина?

В пыли на полу было только две цепочки следов. Широкие, с четким отпечатком, принадлежали самому дону Себастьяну. Узенькие, с упором на носок — Диане. В одном месте след словно разделялся, будто девушка уже отняла ногу, но вернула ее на место, чуть-чуть промахнувшись в свой собственный след. Эспада присел, разглядывая подозрительный отпечаток. Отпечатки были одинаковые. Диана бросила в пыль один-единственный взгляд, не заметила чужих следов и утратила интерес к поискам. Больше для того, чтобы не стоять столбом, прошлась по верхней площадке и заглянула за картину, что висела на стене как раз перед ними.

— Что там? — спросил дон Себастьян.

— Ничего, — отозвалась Диана, наморщила носик и чихнула. — Одна пыль. Снизу так вообще залежи.

Эспада тоже заглянул и был вынужден согласиться. Ничего интересного действительно не было. Картину — точнее, ее массивную раму — удерживали два толстых металлических крюка, вбитых в каменную стену, но даже их было маловато, чтобы удержать такую тяжесть. Картина вполне ощутимо накренилась вперед. Сверху пыли практически не было, зато снизу — там, где картина основанием упиралась в стену, — ее можно было вычерпывать горстями.

Диана отступила на шаг.

— Может, это картина тебе померещилась как живая? — предположила она.

— Да тут мерещиться нечему, — возразил Эспада. — Вон какой слой пыли осел. Даже под углом не спадает. Чего там под ним, один Господь знает.

— Проверить недолго.

Не успел Эспада ее остановить, как Диана нырнула в ближайшую дверь и тотчас вынырнула обратно с какой-то деревяшкой в руках. Когда-то это, должно быть, являлось частью столешницы. Девушка аккуратно провела этим импровизированным скребком по картине, сняв основной слой пыли. Стало ясно, что перед ними портрет. Диана вытащила из-за манжеты платок, быстро смахнула остатки пыли и небрежно отбросила испачканную тряпицу прочь.

Это был портрет совсем юной девушки. Возможно, еще девочки, но женственность уже проступала в ее чертах. Синие глаза, еще наивно взиравшие на этот чудной мир, уже приобретали уверенный кошачий прищур. Короткие, едва ли до плеч, светлые волосы были уложены в аккуратную прическу. На голове белела диадема. Золотистого цвета платье с белоснежным воротником было отделано маленькими бриллиантами. Девушка на картине казалась маленькой принцессой. Узнаваемой маленькой принцессой.

— Карамба, — скорее удивленно протянул, чем воскликнул Эспада. — Да это же Миранда.

— Та девица, которая посмела бегать за тобой в Каракасе? — переспросила Диана, внимательно вглядываясь в портрет. — Да, похожа. Хотя тут она лет на десять моложе. Должна заметить, раньше она была симпатичнее.

— Мне так не показалось, — возразил дон Себастьян, за что тотчас получил сумрачный взгляд из-под бровей. — Но это точно она. Так что же это получается?

— Тебя преследует призрак бывшей подружки, — усмехнулась Диана.

— Во-первых, не подружки, а просто знакомой, — поправил ее Эспада. — А во-вторых, в призраков я не верю. Они все после поимки живыми оказывались и после расстрела уже не возвращались.

— После расстрела, говоришь? — протянула Диана с таким видом, будто уже представляла, как подросшую девушку с портрета ставят к стенке. — Но откуда ей здесь вживую взяться?

Эспада пожал плечами.

— Не знаю. Но думаю, в Форт-де-Франсе это именно она сбежала из тюрьмы прямо перед моим приходом.

— Не дождалась прихода спасителя, — язвительно фыркнула Диана. — Думаешь, отравой в Ле-Франсуа тоже она баловалась?

— Похоже, — кивнул Эспада.

— Но тогда как она сумела добраться сюда быстрее нас? Другой лодки мы не видели, а по суше тут путь не близкий.

— Если она выросла здесь, то может знать дорогу и покороче.

— Если бы была дорога покороче, контрабандисты о ней бы тоже знали, — возразила Диана. — Они же на себе тут свой груз таскают. Нет, короткой дороги точно нет.

— Тогда не знаю, — ответил дон Себастьян. — Но есть или пить что-либо в этом доме не советую.

— Ты же рассказывал, что он десять лет стоял пустым, — усмехнулась Диана. — Если тут и завалялось что на кухне, это уже отравой пичкать нет никакой необходимости. Ладно, давай для спокойствия еще раз проверим второй этаж с лампой. Может, и расстреляем одного-другого призрака.

— Какая ты кровожадная, — улыбнулся Эспада.

— Я не кровожадная, я практичная, — строго поправила его Диана. — Идем.

Они еще раз обошли галерею, заглядывая в каждую комнату. При этом Эспада заходил внутрь с лампой, а Диана стояла у дверей, чтобы — по ее выражению — ни одна паршивая крыса мимо не прошмыгнула. Дон Себастьян не поленился даже проверить каждое окно на предмет: действительно ли оно закрыто или просто прикрыто? Окна оказались заперты, а в комнатах никого не нашли.

— Значит все-таки призрак, — хмыкнула Диана. — Ладно, пойдем вниз, разбудим этого Тизера. Нам с тобой тоже надо хоть немножко подремать до прихода Брамса.

Ночь прошла спокойно, а с первым лучом солнца появился Брамс. Его заметил Тизер. Выйдя поутру из дома — скрытности ради через кухонную дверь, — он тотчас вернулся с тревожным сообщением:

— Идут!

— Кто? — не понял спросонья дон Себастьян.

— Брамс. И с ним еще шестеро. С оружием.

— С оружием — это плохо, — сказал Эспада, поднимаясь на ноги.

Чтобы выглянуть в узкое окошко, даже при его росте пришлось встать на цыпочки. По тропинке к дому поднимались семеро.

— Вон тот лысый впереди — это Брамс? — спросил Эспада.

— Ага, — шепнула прямо в ухо Диана.

По виду ростовщик вполне соответствовал избранному занятию, всем своим обликом напоминая сумку с деньгами: плотный, толстый, с выпирающим округлым брюшком и вместе с тем замкнутый, неприступный. Большая лысина на голове в какой-то мере компенсировалась чернотой окружающих волос и острой, клинышком, бородкой. Тонкие длинные усы, концы которых терялись в бороде, казались прочерченными углем. Одевался он просто; по внешнему виду и не скажешь, что богатый человек. На Брамсе была просторная коричневая рубашка с широким черным воротником. Не узорным и кружевным, как любили французы, а похожим на прямоугольный отрез тонкой материи, через которую едва просвечивала ткань рубахи. Черные штаны были заправлены в высокие кожаные сапоги. На ремне через плечо висела пузатая сумка из светло-коричневой кожи.

Его спутники тоже не могли похвастаться изысканностью нарядов. Брамса сопровождали шестеро индейцев, и татуировок на них было больше, чем одежды. Последняя включала в себя кожаные штаны и короткие плащи, небрежно наброшенные на плечи. У двоих на головах были шляпы. У первого она была сплетена из соломы и больше походила на перевернутое гнездо. Шляпа, принадлежавшая второму, была европейской, но ее украшало длинное красное перо из хвоста какой-то здешней птицы. Еще у одного на правом ухе болталась золотая серьга. Обуви вообще никто из них не носил. Что касалось татуировок, то здесь преобладали пауки, летучие мыши с развернутыми крыльями и ожерелья из глаз.

Аборигены были вооружены копьями и маленькими топориками. Тот, что в европейской шляпе, сверх того был обладателем пистолета. Индеец носил его не за поясом, как европейцы, а на кожаном ремешке, перекинутом через шею, подобно ожерелью. Ремешок был длинным, и пистолет плавно покачивался перед животом в такт шагам аборигена. Эспада всерьез сомневался, что оружие заряжено, но и полной уверенности не было, а в таком деле ее хотелось бы иметь.