Вначале идти было сравнительно легко. Меж скал петляла тропинка, протоптанная контрабандистами. Потом она стала ощутимо забирать на юг, обратно к Ле-Франсуа, тогда как предполагаемое логово Брамса, напротив, лежало где-то на северо-западе. Пришлось свернуть с тропинки и пробираться через заросли. Где-то их удавалось обойти, где-то приходилось прорубать путь. Тизер поддерживал монаха, и они постепенно отставали. Приходилось останавливаться и поджидать их. Как следствие, на эти пол-лиги — это если по карте провести прямую — ушло не меньше двух часов. К счастью, Брамс, отправившись по суше, отстал по времени еще больше. Когда они вышли к дому, тот оказался темным и пустым.

Это был не домик, а высокий двухэтажный особняк из белого камня, выстроенный на манер крепости: прочные стены, толстая деревянная дверь, узкие окошки высоко над землей. Забраться в такое окно — даже если бы удалось до него добраться — вряд ли удалось бы даже гибкой Диане. Задней стеной дом упирался в скалу, достаточно высокую, чтобы с нее нельзя было спрыгнуть на крышу, не сломав себе ноги, а то и шею. Эспада подергал за ручку. Дверь не шелохнулась.

— Заперто.

— Разве? — усмехнулась Диана. — Дай-ка я попробую.

Эспада пожал плечами и отступил на шаг. Диана опустилась перед дверью на колени, вытянула из своей черной гривы заколку — толстую булавку, украшенную явно фальшивым бриллиантом, — и вставила ее в замок. Две секунды, и тот, тихо скрипнув, капитулировал. Девушка потянула дверь на себя, и та легко распахнулась.

— И вовсе не заперто, — сказала Диана.

Эспада усмехнулся, но ничего в ответ не сказал.

На крыльцо, тяжело опираясь на плечо Тизера, поднялся падре Доминик.

— Хвала Господу, мы на месте.

— Да, — сказал Эспада. — Вы пока здесь передохните, а я осмотрю дом. Похоже, тут никого нет, но мало ли что.

Монах кивнул. Тизер рукавом отер пот со лба. Дон Себастьян вынул шпагу и шагнул в темноту. Диана молча увязалась следом.

— Ты тоже подожди здесь, — уже шепотом попросил Эспада.

— Мне спокойнее рядом с тобой, — тихо отозвалась девушка. — Но не волнуйся, я не иду на риск ради риска. Все неприятности, какие найдем, — твои.

— Хорошо. Только тихо.

Последнее предостережение явно было излишним. Тень, и та производила больше шума, чем крадущаяся Диана. Лунный свет проникал в узкие окошки и серебряными полосами нарезал темноту ломтиками. От главной двери до холла вел небольшой коридорчик, выполнявший функции скромной прихожей. В ней было темно и тихо. Диана где-то нашла лампу, обернула ее плащом, оставив лишь узкую щель, и зажгла ее. Получился отличный фонарь.

Осмотр первого этажа много времени не занял. По существу, большую часть места занимал большой холл. Слева дверца вела на скромных размеров кухню. Вторая дверь в кухне вела наружу и тоже была заперта. Справа комнатушка была заставлена всякой рухлядью так, что пролезть или хотя бы рассмотреть — что там дальше — не представлялось возможным. Никого здесь не было, причем, судя по слою пыли на старой мебели, не было уже давно. Не меньше года.

Каменные колонны поддерживали галерею, опоясывающую весь второй этаж. Дальняя стена была частью скалы, которую на втором этаже даже не потрудились замаскировать. В левой и правой было по три двери. Фронтальная стена могла похвастаться шестью узенькими окошками. Выглянуть в них было можно, а вот пролезть — вряд ли.

На втором этаже, еще на лестнице, дона Себастьяна сразу охватило стойкое ощущение чужого присутствия. Это не выражалось в каких-то явных признаках. На точно таком же слое пыли, как и внизу, не было никаких следов, кроме тех, что оставляли они. Глаз не улавливал никакого движения. Ухо не слышало никаких шорохов. Но чувство, что они здесь не одни, оставалось. Это чутье не раз выручало Эспаду при осаде крепостей, в подземных минных галереях, и он привык доверять ему. Но в галереях рано или поздно вслед за чувством появлялись голландские или французские саперы. Здесь же они никого так и не увидели. Эспада с Дианой заглянули в каждую дверь и обнаружили за каждой по небольшой комнатушке, пыльной и захламленной. Все окна были закрыты и заперты изнутри.

— Не нравится мне все это, — сказал Эспада. — Словно кто-то присматривает за нами.

— Я никого не заметила, — отозвалась Диана, проводя по стенам последней комнаты светом своего фонаря.

— Я тоже. Так, тревожное чувство.

— Ты просто устал. Пойдем вниз.

— Может, и устал.

У лестницы дон Себастьян еще раз оглянулся. Тревожное чувство разве что в затылок не дышало. Пусть все прочие чувства сколь угодно твердили, что все спокойно, Эспада был готов биться о заклад: здесь кто-то есть. Этот кто-то знал о них, наблюдал за ними, но сам при этом оставался невидимым. Эспада покачал головой:

— Не иначе, это дьявол тут обосновался.

— Ну, хочешь, еще раз этаж обойдем? — без тени усмешки предложила Диана.

— Нет. Лучше бы вообще его закрыть, да здесь открытая галерея. Пойдем вниз.

Внизу они еще раз осмотрели первый этаж, но снова никого не нашли. Ощущение чужого присутствия бесследно исчезло. Может быть, и правда — усталость. Эспада тряхнул головой и зазвал внутрь падре с нищим.

— Никого? — спросил доминиканец.

— Вроде того, — кивнул Эспада. — Наверху что-то померещилось, но никого не нашли. Думаю, если Брамс двинулся по суше, пусть даже на лошади, то он будет здесь не раньше, чем к утру. Можем пока здесь отдохнуть.

— Вот прямо здесь? — спросила Диана.

— Да. Второй этаж мне категорически не нравится. Пусть все будут на виду.

Диана улыбнулась.

— Знаешь, порядочной девушке вообще-то положено ночевать одной.

— Во-первых, мы не ночуем, а устраиваем ночную засаду, — уточнил Эспада. — А во-вторых, если очень хочешь, можешь занять кухню. За нее я спокоен.

Диана только презрительно фыркнула в ответ. Кухня ее совершенно не привлекала. Остальные оказались более покладистыми. Падре Доминик руками смел пыль с кушетки и со вздохом облегчения повалился на нее. Тизер расстелил свой плащ прямо на полу подальше от двери и, на всякий случай, от лестницы.

Пост караульного опять достался Эспаде. Конечно, Диана заперла дверь обратно, и если вдобавок задвинуть засов, то пришедший Брамс поднял бы достаточно шума при попытке проникнуть в дом, но вместе с тем пропал бы элемент неожиданности. Да и второй этаж, темный и безмолвный, продолжал внушать дону Себастьяну свои опасения.

Эспада нашел себе стул покрепче. Из трех только один выглядел таковым, два других буквально рассыпались в пыль. Такие они были ветхие. Место для стула Эспада определил слева от двери, так чтобы слышать происходящее на крыльце и одновременно держать лестницу в поле зрения. Диана, немного поворчав, сменила гнев на милость и даже устроилась рядом, на полу. Кухню она, правда, тоже посетила, но лишь для того, чтобы реквизировать скатерть. Перевернув ее пыльной стороной вниз, она подстелила ее на пол и устроилась сверху, сняв сапожки и поставив их рядом.

Обстановка была на редкость романтической, но, увы, не слишком спокойной. Каждый скрип на крыльце — а местные зверушки, кажется, его всерьез облюбовали — отвлекал внимание. Пару раз Эспаде чудилось движение наверху лестницы, но направленный туда луч импровизированного фонаря никого не выхватывал из темноты.

Чтобы как-то скрасить ночное бдение, Диана расспрашивала дона Себастьяна про Старый Свет. Сама-то она родилась уже в Новом, и о родине предков знала лишь понаслышке. Дону Себастьяну, конечно, было бы интереснее узнать побольше о своей спутнице, но та с поразительной ловкостью уходила от ответов, снова и снова переводя разговор на интересную ей тему.

К утру Эспада знал о ней не больше, чем вечером того же дня, а сам по ходу дела поведал почти всю свою биографию. В которой, по правде говоря, тоже хватало нюансов, достойных умолчания. Судьба — сложная штука, особенно когда строишь ее своими руками.

По семейной традиции Эспада отправился в университет Алькала-де-Энарес, где кое-как изучал право, но мечте отца — увидеть сына юристом — так и не суждено было сбыться. Дона Себастьяна всегда тянуло на подвиги, которые, как он считал тогда по молодости лет, свершались исключительно на поле брани. Туда он в итоге и попал. В пятьдесят четвертом испанские войска потерпели поражение под Аррасом, и был объявлен новый набор. Чтобы как можно скорее восполнить потери, командование даже объявило о повышении жалованья солдатам. Тут уж дон Себастьян принял окончательное решение, разругался в пух и прах с упрямым родителем и без его благословения, бросив учебу, вступил в армию.