Рено с трудом кивнул, и Даладье отечески улыбнулся.

— Превосходно! — возгласил он. — Благодарная нация салютует вашей рассудительности и благоразумию.

С этим Даладье откланялся. Второй мужчина, разглядел теперь Рено, оказался полицейским.

На другой день Луи выписали из больницы и посадили в военный транспортный самолет. Следующие четырнадцать лет Луи Рено кочевал по всем богом забытым гарнизонам Франции от Вьентьяна до Кайенны и Среднего Конго, пока наконец не осел во Французском Марокко. В каждой стране он отыгрывался на каждом мужчине и более того — на каждой женщине, которую не мог защитить ее мужчина. Он держал язык за зубами и не поднимал головы, пока не появился Рик. Пока не появились Виктор Ласло, и Генрих Штрассер, и Ильза Лунд. Ильза Лунд, которая так живо напомнила его погибшую Изабель — и его потерянный Париж.

Провалиться бы им! Так славно было не помнить, и он так долго не вспоминал.

Капитан закончил рассказ, и Рик закурил.

— Да, похоже, легко не проживешь, — только и сказал он.

Глава восемнадцатая

Нью-Йорк, апрель 1932 года

Рик сел в машину. Проклиная О'Ханлона и Мередита. Проклиная «Ректор». Проклиная Джорджа Рафта и Мэй Уэст. Проклиная даже Руби Килер.

Повернул ключ зажигания и поехал — не вполне понимая куда.

Машину, свой новый восьмицилиндровый двухместный кабриолет «де сото»^[101] модели CF, который обошелся ему в тысячу долларов с лишним, Рик оставил возле «Ректора» носом к центру города; туда он и покатил. Он в гневе пронесся по Седьмой авеню, позволив подсознанию направить его на 14-ю улицу, а потом на восток, к Бродвею. По Бродвею доехал до Маленькой Италии, свернул по Брум-стрит налево, потом направо по Мотт. Он уже знал, куда едет.

Колеся по манхэттенским улицам, он решил на время выбросить Лоис из головы и подумать о другом. Например, о своем будущем. Ему нравилось быть боссом в «Тутси-вутси», но долго ли это продлится? «Сухой закон» явно дышит на ладан. Все та же клика благонамеренных суфражисток и тонкогубых проповедников из Библейского пояса,^[102] которая подарила народу Благородный эксперимент, теперь бьет копытом, торопясь от него избавиться.

И к тому же разве преступление — это подходящая работа для еврейского мальчика? Для сына Мириам Бэлин? Ну да, ему — темные делишки, а большинство еврейских парней его возраста завязывают и идут получать дипломы, оставляя грубую работу отпетым мерзавцам из Гармент-дистрикт, типа Лепке, и наемным мокрушникам из «Корпорации „Убийство“», вроде Леденца Рилса.^[103] Ребята, с которыми Рик рос в Восточном Гарлеме, — где они теперь? Выпускники Сити-колледжа, ученые, мыслители, даже парочка профессоров найдется. И у Рика был шанс, да только он его пустил прахом. Ему нравилась новая жизнь, дорогая машина и щегольские костюмы, нравилось, что можно вынуть из кармана пачку денег и кидать двадцатку за двадцаткой, точно конфетки, но еще он стыдился этой жизни. Он до сих пор не заставил себя сказать матери, чем зарабатывает на жизнь, и ограничивался самыми обтекаемыми отговорками: потому они с матерью теперь практически и не виделись.

И к тому же он понимал, что все это ненадолго. Ничто не вечно.

Не настало ли время подумать об уходе? Все ирландцы в основном поуходили. Дион О'Ханлон — последний из них; возможно, потому, что иммигрант. Остальные клеверожуи переключились на более выгодные — и законные — формы коррупции — полицейская служба, право, политика. Не пора ли и Рику спланировать выход, завязать и оставить дела на итальяшек. Им, похоже, этот бизнес по душе. Но не раньше, чем уйдет Солли.

Оказывается, Рик припарковался на Мотт-стрит напротив 46-го дома. Как все гангстерские логова, дом был настолько непримечателен, насколько умные люди смогли это устроить. На памяти Рика гангстеры всегда предпочитали бахвалиться машинами, костюмами и женщинами, но не занятиями, и Салуччи не исключение. Даже в этот час в окнах верхних этажей горело электричество, а с полдюжины крепких ребят расположились по периметру, неся ночную стражу.

Вот для Рика лишняя возможность сравнить свою окраинную жизнь с этой, и сравнение будет не в его пользу. Судя по всему, Салуччи если еще не больше Солли, так скоро будет. Он моложе, подлее и, когда придет его время, ударит сильнее. Нынче вечером О'Ханлон предупредил. Рику остается лишь передать послание по назначению.

Если хватит духу. В конце концов, нельзя же вот так взять и признаться Горовицу, что да, я встречался с Лоис у него за спиной, вопреки всем его запретам. Да, я водил ее к «Ректору». Да, я встречался с Дионом О'Ханлоном, соперником и врагом Соломона. Да, О'Ханлон предлагал перемирие в обмен на то, чего Солли ни за какие коврижки не позволит ему коснуться, — в обмен на его дочь. Конечно, Солли хочет вывести дочь в высшее общество, только не помеченное ярлыком Диона О'Ханлона.

Рик не знал, что делать. Он добавил собственное имя к списку тех, кого проклинал, и обозвал себя кретином и трусом.

Включил скорость и медленно покатил прочь с Мотт-стрит обратно в Гарлем. Улицы пустовали, и через каких-то полчаса он уже стоял перед домом Горовица на 127-й улице.

Улица безлюдна: Солли не считал нужным выставлять амбалов отсвечивать перед его домом. Свет на третьем этаже в окне гостиной, что выходит на улицу, говорил о том, что Лоис еще не пришла — еще развлекается с Мередитом.

Рик заглушил мотор и стал ждать.

Должно быть, он задремал: дальше он услышал бубенцы женского смеха контрапунктом к низким раскатам мужского. Пьяный смех, Рик его распознал.

Он увидел, как Лоис выходит из машины — из машины Мередита; «дюзенберг» модели «джей», с досадой отметил Рик, стоит в двадцать раз дороже, чем его рыдван. Как тут тягаться?

Он увидел, как Мередит берет Лоис за руку и ведет через тротуар к подъезду.

— Вам надо выучиться позволять мне открывать перед вами двери, милая моя, — сказал Мередит.

— Извините, — захихикала Лоис.

Они обнялись у подъезда. Мередит поцеловал Лоис в губы долгим поцелуем. Потом попятился со ступеней и через тротуар, не сводя с нее глаз.

Она тоже не отрывала взгляда, даже когда Мередит сел в машину, завел мотор и — получив воздушный поцелуй на прощанье — умчался вдаль по улице. Лоис все стояла и глядела ему вслед, еще долго после того, как машина скрылась за поворотом, унося Мередита обратно в заповедник пижонов на Пятой авеню, или откуда он там явился.

Рик опустил стекло и тихонько окликнул Лоис.

Она вскинула голову в испуге.

— Это я, — сказал Рик, выходя из машины.

— О, привет, Рики, — сказала Лоис, откидывая назад волосы.

— Хорошо повеселилась?

— Чудесно, — ответила она. — Пьеса была шикарная. Спасибо.

— Да, — сказал Рик. — И ужин, надеюсь, тоже.

Она промолчала, только чуть склонила голову, выжидая.

— Извини, что пришлось тебя вот так бросить, — сказал Рик, пытаясь сохранить жалкие крохи достоинства. — Дела. Понимаешь.

— Все нормально, — сказала Лоис. — Слушай, Рик, мне пора домой. Уже поздно. И без того будет трудный разговор: объяснять папе, где я была.

Рик пошаркал подошвами по мостовой.

— И как ты собираешься объяснить его? — Он не мог заставить себя произнести имя.

— Роберт сказал, что хочет увидеться со мной снова, — ответила Лоис. — Конечно, с папиного позволения. Он позвонит мне завтра.

— Здорово, а? — вот и все, что пришло ему в голову.

Рик Бэлин увидел, как за один кошмарный вечер обратились в дым все его заботливо выношенные мечты. Он-то думал, что будет расти и расти в организации, пока наконец Солли не останется ничего другого, кроме как вверить Рику единственную дочь, как поступают протестанты в деловом центре города. Жениться на дочке босса — такова была цель Рика, и не только потому, что она дочка босса. А потому, что он был в нее влюблен — влюблен с первой встречи.