— Не обращайте на меня внимания, — сказал Аллейн. — Я иностранец, синьор вице-квестор, и не могу судить о Джованни по английским меркам. Вы знаете ваши типы преступного мира, а я не знаю.
— Ну, синьор, вы чересчур скромны. — Бергарми просиял всем лицом.
Пришел фотоэксперт.
— Готово, синьор вице-квестор.
— Ессо! — сказал Бергарми, хлопая Аллейна по плечу. — Снимки. Посмотрим?
В фотолаборатории они еще плавали в фиксаже. Снимки квестора: Виолетта с высунутым языком в саркофаге; Виолетта на носилках в морге; челюсть Мейлера; детали. Снимки Аллейна: прядь альпаги, приставшая к перилам; нога Мейлера подошвой кверху, застрявшая в каменной решетке; крем для обуви на перилах в другом месте; снимки бумаг, найденных в квартире Мейлера; дежурные снимки, необходимые для ведения дела.
И неожиданно — виды Рима. Банальные снимки знакомых объектов с одной и той же крупной улыбающейся фигурой на первом или втором плане. Барон с шаловливой миной швыряет монетку в фонтан Треви. Барон с судейским видом на Форуме, первосвященническим перед Ватиканом и воинственным у статуи Марка Аврелия. И наконец, снимок, сделанный кем-то посторонним: головы Ван дер Вегелей в профиль, его, наложенная на ее, в египетском вкусе. Аллейн заметил, что у них одинаковы даже крупные мочки ушей.
И затем — пустота. Бледный силуэт барона на лестнице на Площади Испании, густо затянутый белым туманом. И после этого — ничего. Пустота.
— Жаль, произошла неполадка, — сказал фотоэксперт. — Пленка засвечена.
— Это я вижу, — сказал Аллейн.
— Кажется, вы сами упоминали, что у баронессы были затруднения с аппаратом в митрейоне, — заметил Бергарми.
— Ее подвела вспышка. Один раз. На другой раз она сработала.
— Очевидно, что-то было не в порядке с аппаратом. Или когда она вынимала пленку. Пленка засвечена, — повторил эксперт.
— Стало быть, у нас нет снимка саркофага, — сказал Бергарми. — В конце концов, это не столь существенно.
— Да, — сказал Аллейн. — Это так. В конце концов. Что касается группового снимка у статуи Митры…
— О синьор, здесь новости лучше, — сказал эксперт. — У нас есть пленка с пометкой «Дорн». Вот, синьор.
Снимки Кеннета были довольно хороши. Они сразу же опровергли его рассказ, что перед встречей с Мейлером у Аполлона у него кончилась пленка и что он вставлял новую по пути в митрейон. Здесь по порядку шли снимки, сделанные в Перудже. На двух из них фигурировал сам Кеннет в женском платье, в саду, окруженный друзьями самого сомнительного вида, один из которых разделся догола и, по-видимому, изображал статую.
— Molto sofisticato[55], — сказал Бергарми.
Затем следовали снимки тети Кеннета перед гостиницей и туристов, собирающихся на Площади Испании. В середине пленки был снимок бога Митры. Кеннет стоял от него достаточно далеко, так что в объектив попала баронесса, занятая своим аппаратом, и позади нее вся группа. Аллейн и Софи улыбались по обе стороны рассерженного Гранта, Суит явно намеревался обнять Софи за талию. У всех был испуганный и напряженный вид людей, застигнутых вспышкой врасплох. Детали стены, огромные тени людей, пухленький бог во фригийском колпаке, его улыбка, его безучастно смотрящие глаза — все вышло чрезвычайно отчетливо. Больше в Сан-Томмазо Кеннет не фотографировал. Остальные снимки были сделаны на Палатинском холме.
Аллейн подождал, когда пленка и отпечатки высохнут. Бергарми сослался на срочную работу и направился к выходу. Слова Аллейна застали его в дверях:
— Знаете, синьор вице-квестор, меня чрезвычайно занимает одно обстоятельство дела.
— Да? Что именно?
— Вот. С чего вдруг Мейлер, человек некрепкий, потратил столько сил и времени, чтобы положить Виолетту в саркофаг, когда он мог легко и быстро скинуть ее в колодец?
Бергарми несколько мгновений молча глядел на него.
— У меня нет ответа, — сказал он. — То есть, конечно, ответ существует, но в данный момент я не могу вам его дать. Простите меня, я опаздываю.
— А я могу, — пробормотал Аллейн, когда он ушел. — Чтоб мне провалиться, если не могу.
В гостиницу он вернулся без десяти три.
Он написал отчет, договорился о встрече с Интерполом и глубоко задумался.
Его миссия, как она замышлялась первоначально, была завершена. Он добыл большую часть информации, которую должен был добыть. Он довел дело Мейлера до конца и заставил Суита дать ему самый полный список лиц, вовлеченных в главную сеть наркобизнеса.
И Мейлер, и Суит были мертвы.
С профессиональной точки зрения, их смерти его не касались. Это была компетенция римской квестуры, Вальдарно, Бергарми и их мальчиков, и они весьма умело вели дело. И все же…
Он был не на шутку озабочен.
В половине шестого он разложил все фотографии на своей кровати. Он вынул из папки листок, исписанный его собственным почерком, долго глядел на него и затем сложил и засунул в карман.
В шесть часов позвонил Кеннет Дорн и спросил, явно волнуясь, не может ли он зайти за своей пленкой.
— Не сейчас. Я занят часов до семи, — сказал Аллейн. Он сделал паузу и прибавил: — Позвоните мне в восемь.
— Они… они хорошо получились? Снимки?
— Ваши вполне хорошо. А в чем дело?
— Что-нибудь не в порядке с ее? Баронессы?
— Они засвечены.
— Ну, это не моя вина, так ведь? Послушайте, мне надо поговорить с вами. Я вас прошу.
— В восемь.
— Понятно. Я… да… ладно. Спасибо. Я перезвоню в восемь.
— Пожалуйста.
В половине седьмого позвонил дежурный и сообщил, что прибыл барон Ван дер Вегель. Аллейн попросил направить его к себе.
Он открыл дверь и, услышав гудение лифта, вышел в коридор. Из кабины появился служитель, сопровождавший барона, который издалека приветствовал Аллейна и пружинистой походкой направился к нему с вытянутой рукой.
— Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я зазвал вас сюда, — сказал Аллейн. — Я полагал, нам нужно достаточное уединение, а комнаты внизу в это время похожи на пятизвездочный бедлам. Входите, прошу вас. Что вы будете пить? Они подают очень приятный холодный пунш-бренди. Или вы предпочитаете классику?
Барон выбрал пунш-бренди и, пока они его ждали, расписывал их посещение фонтанов на Вилле д'Эсте.
— Конечно, мы там были не впервые, но с каждым приездом растет восхищение. Моя жена сегодня сказала, что всегда в одном и том же месте ей мерещится алый кардинал, окруженный гостями. Они видятся ей сквозь брызги фонтанов.
— У нее ясновидение, — светским тоном сказал Аллейн. Увидев, что барон озадачен, он объяснил, что имел в виду.
— Ах, нет. Мы не верим в такие явления. Нет, это у нее просто очень живое воображение. Она очень восприимчива, но призраков она не видит, мистер Аллейн.
— Не хотели бы Вы взглянуть на ваши фотографии? Боюсь, вы будете разочарованы, — сказал Аллейн.
На кровати лежали все снимки, кроме сделанных Кеннетом.
Сразу же увидев Виолетту и Мейлера, барон воскликнул:
— Ах, нет! Это слишком ужасно! Прошу вас!
— Простите, — сказал Аллейн и отложил снимки в сторону. — Вот фотографии вашей жены. Первые, как видите, очень хороши. Все портится с нашим прибытием в Сан-Томмазо.
— Ничего не могу понять, — сказал барон. Он нагнулся над ними и перебрал их один за другим. — Аппарат жены исправен, такого раньше никогда не было. Прежде чем вынуть пленку, она ее аккуратно перемотала. Где негативы?
— Вот они.
Барон посмотрел их на свет.
— Простите, — сказал он. — Признаюсь, я озадачен. Извините, но человек, который проявлял пленку… Вы сказали, что он фотограф из полиции.
— Честно говоря, я ни на миг не допускаю небрежности с его стороны.
— Моя жена даже почувствует облегчение, — сказал барон. — Она не хотела никаких воспоминаний о посещении этого места.
— Понятно.
— Но мне жаль. Насколько я понимаю, вы хотели видеть снимок саркофага.
— Полиция не придает ему значения. Но в конце концов, у нас есть группа в митрейоне.
