Но с того момента, как перед ними распахнулись ворота владений Ндяи и два охранника осмотрели машину, прежде чем впустить ее на территорию дома, Бекки поняла, что Амбер попала в такой мир, который ей никогда уже не обрести. Хараре и его светское общество, в котором Бекки удалось найти свое место, не имели ничего общего с теми кругами, в которых вращалась Амбер. Машина остановилась перед элегантным огромным домом с садами, простирающимися вниз по холму, и стенами, настолько высокими, что не было видно, что происходило за их пределами. Это была могущественная охраняемая крепость, и жили за ней влиятельные люди. Она пыталась побороть поднимающееся в ней чувство паники и зависти — слишком знакомое ей чувство из старых воспоминаний о дружбе с Амбер, — она вышла из машины. К ней тут же подошел лакей и взял у нее сумки, объяснив на ужасном французском, который Бекки едва разобрала, что мадам Амбер была в главном доме и скоро придет. Она проследовала за молоденькой девушкой в огромный холл с высокими потолками; там было прохладно и темно — такое облегчение после нескольких минут, проведенных на жаре. Ей предложили присесть. Одна или две девушки прошли через комнату, где она сидела; послышался звук закрывающейся двери где-то в доме и топот босых ног. Она осмотрелась. Холл был обставлен набором старой, антикварной на вид мебели: тяжелый резной комод, на котором стояли несколько очень красивых статуэток. Пол был выстелен темным деревянным паркетом, а стены выкрашены в темно-зеленый цвет; двери были из резного дерева; на одной из четырех стен висел изумительный ковер — Бекки узнала его, это работа мастеров из Центральной Африки. В Лондоне она видела подобные вещи, их продавали за астрономические цены. Все было сдержанно-элегантно и со вкусом. У нее промелькнула мысль, что она еще никогда не видела подобного дома в Африке. Он располагался в миллионе миль от Мбаре и Читунгвизы. Она вдруг так явно почувствовала расстояние.

— Бекки! — Двери распахнулись. Амбер стояла в проходе с выражением радости и облегчения на лице. — О господи... как же я рада видеть тебя! Я здесь совсем одна! — Она бросилась обнимать ее. Бекки тут же стало стыдно. Почему она всегда соревновалась с Амбер? В ответ она тоже крепко обняла подругу.

— Ты такая красивая, — сказала Бекки, отступив назад, чтобы хорошенько рассмотреть ее. Это действительно было так. Амбер просто сияла — ее кожа налилась глубоким темным цветом на солнце; волосы посветлели и еще больше завились от влажности... она выглядела старше и очень ухоженно. — А твоя юбка! Она просто великолепна... — воскликнула она, восторгаясь тканью.

Амбер рассмеялась.

— Я возьму тебя на рынок завтра, тебе там понравится. А теперь... пойдем наверх. В твоем распоряжении целый набор комнат. Анджела такая ревностная, как ты знаешь. — Они взялись за руки, и Амбер позвала одну из служанок. Она что-то попросила у нее на чужом языке. Девушка улыбнулась и ответила ей.

Бекки в изумлении не сводила с Амбер глаз.

— Ты учишь здешний язык? — спросила она, пока Амбер вела ее наверх.

— Конечно. Это хоть как-то помогает приблизиться к местному населению. И это не так уж трудно — не труднее немецкого. Танде, правда, смеется над моим произношением, но слуги терпеливо к этому относятся. Язык очень красивый. Похож на пение. — Бекки ничего не ответила. Она даже представить не могла, что такое язык шона. Кроме того, в Зимбабве все говорили на английском, а с теми, кто его не знал, Бекки никогда не придется общаться. Она шла за ней из одного коридора в другой. — Ну вот... — Амбер открыла дверь в конце одного из них. — Смотри эту комнату. Надеюсь, тебе понравится. — Они вошли.

— Как мило, — искренне сказала Бекки.

Комната была большой и просторной, с белеными стенами и полированными деревянными полами, на окнах были темные деревянные жалюзи. В центре — огромная кровать под балдахином с москитной сеткой и свежими, сияющими белизной простынями. В углу стояли стол и стул из ротанговой пальмы. Бекки невольно осмотрела обстановку с точки зрения профессионального мастера. На окнах висели длинные марлевые шторы. Как и в остальном доме, жалюзи были закрыты, и в комнате царили прохлада и сумрак. С обеих сторон кровати стояли кованые столики. На одном она увидела графин с водой и стаканом рядом, а на соседнем — маленький ночник. Стены были совершенно голыми. Но смотрелась эта нагота успокаивающе, действуя, словно бальзам на душу, после долгого перелета и путешествия от аэропорта. — Очень мило, — повторила Бекки, глядя, как девушка устанавливает ее чемоданы в шкаф и тихо покидает комнату.

— Мать Танде занималась дизайном, — сказала Амбер, вместе с Бекки осматривая комнату. — У нее очень хороший вкус. Так ты здесь устроишься? — спросила она обеспокоенно.

— Конечно да. Тут так красиво. Я приму душ, а ты возвращайся к своим делам... я справлюсь. Я найду тебя позже.

— Я пошлю за тобой кого-нибудь, — рассмеялась Амбер. — Это не дом, а просто лабиринт какой-то. Тебе понадобится некоторое время, чтобы выучить расположение его коридоров и комнат. Перед началом церемонии будет маленький ленч в час дня. — Она повернулась уходить: нужно было еще столько успеть. — И спасибо тебе за то, что смогла приехать, Бекс. Правда. Для меня очень важно твое присутствие на свадьбе. Жаль, что Мадлен не смогла приехать.

— Что ж, ты ведь оплатила поездку, — просияла Бекки. — Я всего лишь села в самолет.

— Именно то, что ты в него села, и важно для меня, — сказала Амбер, улыбаясь ей. — Заплатить несложно. — Она аккуратно закрыла за собой дверь. Бекки оставалась там, где стояла несколько секунд, восхищаясь пространством вокруг нее. Она взглянула на часы. Ей хватит времени, чтобы вздремнуть полчаса и принять душ, прежде чем начнется вся суматоха. Она стала снимать с себя прилипшую к телу одежду.

Танде запретили видеть Амбер вплоть до начала церемонии. Никках, сама церемония бракосочетания, должна будет пройти в просторной гостиной в доме родителей Танде. Сам он приехал туда раньше вместе с отцом, дядями, родственниками, коллегами, включая нескольких министров. Президента лично, конечно же, не было. Танде сделал все возможное, чтобы унять шумиху вокруг свадьбы — что-то скромное и тихое, умолял он Мандию, но тщетно... Яркий широкий трехдневный экстравагантный праздник был не для него. Он не желал видеть ни полдюжины министров, которых она пригласила, ни самого президента; он также был против появления всемирно знаменитых звезд, которые были коллегами мамы, — всего-навсего его родители, несколько близких родственников... и несколько человек со стороны Амбер.

— Близкие родственники? — обеспокоенно смотрела на него Мандиа. — Здесь так не принято, дорогой. Они все наши близкие родственники.

— Все три сотни? — улыбнулся Танде, качая головой. — Сотня, мама. Не больше. Прошу тебя.

Они долго спорили. В конце концов компромисс все же был достигнут. Несколько политиков, парочка режиссеров, сотня родственников и пара-тройка самых близких друзей семьи. Всего получилось около трех сотен человек во всем доме. Три сотни — это больше, чем хотел он, но все же на три сотни меньше, чем собиралась пригласить Мандиа. Шатры в саду наконец были установлены; первый этаж дома был открыт для гостей, патио, окружавшие дом, были украшены цветами, пальмовыми деревьями, повсюду расставили столы и стулья. Деревья в саду были увешаны яркими огоньками, которые Ламин с дюжиной других слуг протягивал от ветки к ветке целый день, проверяя исправность каждого сантиметра провода. Родственники стали собираться за неделю до самой церемонии. Каждое утро прибывали машины с новой партией тетушек, дядюшек, кузенов — многих из них он никогда прежде не видел. Комнаты нашлись для всех; дом, казалось, трещал по швам. Мандиа пребывала в своей стихии. Ее единственный сын женился. Танде понимал с самого начала, что просто не имеет права лишать ее этого дня. Амбер посоветовала ему улыбаться и набраться терпения. Может быть, даже попробовать наслаждаться этим? Он покачал головой и усмехнулся.