Энди притихла.
— Вот здесь. Сворачивай.
Следуя указаниям Энди, Трой оказался в старинном фешенебельном квартале Сильвер-Спрингс. Дома здесь имели внушительный вид, а гигантские деревья, смыкаясь своими кронами над дорогой, образовали сплошной тенистый шатер. Вокруг каждого дома была мощная ограда, а на воротах установлена сигнализация.
Трой осторожно ехал на своем восемнадцатиколесном тягаче по тихой улочке, остро ощущая неуместность своего присутствия здесь. Но это был тот мир, в котором вращалась Энди. Ее место здесь, а не в тягаче. И не с таким простым парнем, как он.
— Вон туда, — Энди указала на аллею за чугунными воротами.
Трой остановился у обочины. С тех пор как они выехали со стоянки в Теннесси, где заночевали, ему удалось опередить график. Он успел сделать последнюю остановку на этом маршруте, разгрузился и сразу же направился в Сильвер-Спрингс.
Весь день он только и знал, что напоминал себе, как с самого начала хотел поскорее отделаться от Энди. И вот, наконец, она оставит его в покое.
Только одно непонятно: с чего это он вдруг запаниковал при мысли о том, что, выйдя из грузовика, она навсегда уйдет и из его жизни? Казалось, он должен чувствовать одно лишь облегчение.
— Энди...
— Трой...
Они оба замолчали.
— Что ты хотел сказать? — спросила Энди. Она сидела рядом с ним, и в своих брюках-юбке персикового цвета выглядела потрясающе сексуально, а ее огромные глаза внимательно и вопрошающе смотрели прямо на него. Он старался не дышать глубоко, чтобы не вдыхать столь знакомый теперь запах ее тела — запах свежей черники.
Он понятия не имел, о чем говорить. Досадовал на себя за то, что ему вообще захотелось что-то сказать на прощание.
Что с ним произошло? Неужели ему недостаточно унижений?
— Ничего, — неловко сказал он. — Не забудь свои вещи.
— Я не платила за них, — возразила она. — По сути, они твои.
— Но я не могу их носить. — Он не хотел оставлять у себя ничего, что напоминало бы ему о ней. — Забирай их себе.
Энди помолчала с минуту, покусывая губу, и ему показалось, что она собирается что-то сказать, но... нет. Молча забралась в спальный отсек и вытащила оттуда сумку с одеждой, бросив на руку свое свадебное платье.
Она рывком открыла дверь и вылезла из кабины. В последнюю секунду Энди обернулась. Он увидел, что она хочет что-то сказать, и в нем снова, помимо его воли, зародилась надежда...
— Спасибо за все, — сказала она.
Всего лишь благодарность.
— Это было несложно, — шутливо-бодрым тоном заявил Трой. Он был страшно зол на себя за то, что пусть на секунду, но поверил, будто она может сказать ему нечто совсем другое.
— Нет, конечно, это было трудно, — возразила она. — Я прекрасно знаю, что тебе совсем не хотелось брать меня с собой. Поверь, я действительно очень ценю твою любезность.
Трой едва сдерживал раздражение.
— Не стоит благодарности, — пожал он плечами.
— Не знаю, что бы я делала, если бы не ты... — Энди нахмурилась.
— По-моему, тебе пора идти. — Он просто не перенесет еще одного выражения благодарности. — Во дворце уже заждались тебя. — Он кивнул в сторону ее дома.
— Где меня заждались? — пристально посмотрела на него Энди. — Что это ты сейчас сказал? — возмущенно спросила она.
Трой вздохнул.
— Ничего.
Энди чуть не испепелила его взглядом. — Так-таки ничего?
— Да, ничего. — Трой вовсе не хотел, чтобы Энди разозлилась на него. Совсем наоборот — он сам хотел разозлиться на нее.
— Почему ты ведешь себя как законченный идиот? — взвилась Энди. — А я-то было подумала, что мы начали понимать друг друга. Я подумала... — Энди замолчала на полуслове.
Она и в самом деле выглядела глубоко оскорбленной, и от этого Трою стало совсем плохо. У него и в мыслях не было обижать ее. Просто он не хотел, чтобы им обоим стало больно при расставании. Поэтому-то он так старался обрубить все связывающие их нити раз и навсегда.
— Бессмысленно сейчас пререкаться, — сказал он. — У меня случайно вырвалось слово «дворец», когда я говорил о твоем доме. Так что не обращай внимания, и все.
Энди пристально посмотрела на него. Казалось, она хотела что-то возразить, но потом вдруг передумала и крепко сжала губы.
— Ладно. Ты прав. Какой смысл спорить? Знаешь что? Очевидно, ты слишком много времени провел в компании собаки. Все, что ты умеешь, — так это рычать. Желаю счастья.
Она с шумом захлопнула за собой дверцу кабины и побежала через дорожку к воротам, а сзади развевался шлейф ее белого платья.
Энди быстро набрала код, ворота распахнулись, и она вскоре скрылась из виду, побежав вверх по извилистой дорожке.
Трой сидел в кабине, глядя ей вслед. Пес залаял, и он перевел взгляд на него. Ему это только почудилось или в глазах собаки действительно мелькнуло выражение упрека?
— Отодвинься, — ворчливо приказал Трой. Приняв твердое решение забыть об Энди навсегда, он нажал на газ и уехал.
Энди смахнула слезы, еще больше расстроившись, оттого что не смогла сдержать их. Она шла по дорожке к родительскому дому, размышляя над тем, что же все-таки с ней происходит. Ведь ясно, что Трой рад избавиться от нее. Так с какой стати ее должно волновать то, что он о ней думает?
У нее не было ключа, поэтому пришлось позвонить. Дверь открыла Гретхен.
— О Боже, мисс Андреа! — разохалась домоправительница. Обернувшись, она крикнула во весь голос: — Миссис Конрой! Миссис Конрой!
В огромном холле показалась Лилиан. На ней был сшитый на заказ льняной костюм, темные волосы красиво уложены в тугой узел на затылке, на ногах красовались лодочки цвета слоновой кости. Мать Энди всегда одевалась так, словно готовилась к важному приему, независимо от того, собиралась она выходить из дома в этот день или нет.
— Андреа! — Лилиан бросилась к дочери, и каблучки застучали по мраморному полу. Она заключила Энди в объятия. Лилиан была миниатюрной, хрупкой женщиной. — Дорогая, как ты?
Она чуть отстранилась и внимательно посмотрела на дочь. В ее глазах Энди увидела искреннее беспокойство, и это не могло не тронуть ее. Неожиданно для самой себя она вдруг расчувствовалась.
— Все хорошо, мама.
— Слава Богу! Мы так беспокоились! После того как Гретхен сообщила нам о твоем звонке, мы, конечно, вздохнули с облегчением, зная, что тебя не похитили и с тобой не случилось ничего ужасного, но, поверь, нам было неимоверно тяжело оттого, что мы не имели представления, где ты. — Лилиан картинно всплеснула руками с наманикюренными пальчиками. — О Господи! Надо срочно позвонить твоему отцу, он все еще в офисе. И Филиппу...
— Нет, не надо! Не звони Филиппу! — в ужасе вскрикнула Энди. Этого еще не хватало. — Я сама ему позвоню. Скоро. Я должна с ним объясниться. Но только не сегодня, мама. — Эти последние слова она произнесла с такой настойчивостью, что Лилиан даже вздрогнула от неожиданности.
— Что ж, хорошо, — неохотно согласилась та. — Но я хочу сказать тебе, что он очень переживал за тебя. Для него тоже все случившееся — тяжкое испытание.
— Не сомневаюсь, — ответила Энди. Она прекрасно себе представляла, какие именно тяжкие думы одолевали Филиппа. Без всякого сомнения, особенно чувствительные потери понес его кошелек.
— Ну а теперь мне надо позвонить в офис твоему отцу, — продолжала тем временем Лилиан. Она снова обняла дочь. — Я так рада, что ты дома, дорогая. Это такое счастье!
Прежде чем Энди успела что-нибудь ответить, она уже деловито застучала каблучками по мраморным плиткам огромного холла. Энди воспользовалась моментом и убежала к себе наверх.
Она совсем обессилела, но знала, что сослаться на усталость и лечь спать не удастся. Объяснение с родителями неизбежно, и откладывать его они не собираются. Поэтому она долго стояла под горячим душем, потом натянула старые джинсы и не по размеру большую футболку. Босиком, с распущенными, не до конца просохшими волосами, она спустилась вниз, как бы заново осознав, какой огромный у ее родителей дом и какой он при этом холодный, словно застывший раз и навсегда в своей официальной важности.