— А силенок хватит? — Пирли-бай спросить хотел спокойно, но вышло с ехидцей.
— Пойдем мы, за нами двинутся многие. — Атаджанову вопрос хозяина дома пришелся не по душе.
— У Германии и ее верных союзников, — Мадер высокомерно вскинул брови, — хватит сил, чтобы поставить Красную Армию на колени. Мы обойдемся без жалкого эмигрантского... — он чуть было не сказал «сброда», но тут же поправился: — ...без ваших отрядов. Но когда мы победим и создадим независимый Туркестан, вам, бай-ага, будет стыдно получать власть из рук немцев. На чужой спине в рай хотите проехать?
— Если Метюсуф, — со смешком ответил Пирли-бай, — полагается на таких, как мои сыновья, шалопаев, всякому делу верная хана. Кишка у них тонка, чтобы границу перейти или железную дорогу взорвать.
— Германское командование уже создало особый экспедиционный корпус для вторжения в Иран из числа иранцев-эмигрантов. Образовано и правительство «Свободного Ирана», которому теперь уже недолго осталось пребывать в эмиграции. Не знаю, как у туркмен, но у нас, немцев, хорошая гончая если начнет преследовать зверя, то не оставит его, пока не настигнет. Если даже ноги в кровь разобьет. А вы еще на старт не вышли, а уже хвосты поджали. Видно, не в каждом туркмене кипит кровь отважного аламана...
Все сидевшие в юрте притихли, виновато опустив головы. Это придало Мадеру еще больше наглости.
— Мне обидно за вас, туркмен, — продолжал резидент, норовя больнее хлестнуть по самолюбию собравшихся, — когда слышу от иранцев, что туркмены до того беспечны, безалаберны: не попив чаю после терьяка, сражаться не пойдут. Пусть дом сгорит, жен уведут или враг их топчет... Хорошо, если туркмены такие не дружные только в Иране.
Хозяин дома исподлобья смотрел на Мадера, и тот, выдержав его взгляд, небрежно бросил:
— Вы, бай-ага, не смущайте людей своими незрелыми речами, а своих сыночков оставьте при себе, обойдемся без них. Мы призовем Эшши-хана и его восемьсот отважных всадников.
Чутье не обманывало Мадера: Пирли-бай не одобрял идею налета на прибрежные районы Каспия. Там немало родичей. Что с ними-то будет? Пирли-бай любви к большевикам вовсе не питал, однако в душе никогда не порывал с Туркменией, землей отцов, где родился. Об этих его чувствах Мадер и не подозревал, полагая, что тот дрожит за шкуры своих наследников. Но резидент не мог обойтись без этого влиятельного человека, за которым иранские туркмены пойдут в огонь и в воду.
— Хорошо, если Эшши-хан нас поддержит, — подхватил Атаджанов и, стараясь примирить Мадера и Пирли-бая, добавил: — Байские сыновья тоже славные парни. Им работа найдется и в Иране. Кроме всадников Эшши-хана, кое-кого с юга перебросим. Не всех, а некоторых, для закваски.
— Вот и займитесь этим, эфенди Атаджанов, — перебил Мадер, сделав рукою знак Черкезу. Тот достал из сумки свернутую полевую карту, расстелил ее перед немцем. — Через Небит-Даг проходит железная дорога, связывающая Красноводск с Ашхабадом, Ташкентом, Казахстаном и дальше. По ней к Каспию доставляются с востока страны войска, оружие и боеприпасы. Когда мы полностью овладеем Северным Кавказом, выйдем на Волгу, эта дорога станет для нас жизненно важной. А сейчас мы ее потревожим, используя опыт диверсий на Трансиранской дороге.
Черкез невольно потянулся к воротнику, словно сдавившему его шею, но тут же опомнился.
— Здесь, возле Небит-Дага, — Мадер ткнул пальцем в карту, — десантируем с воздуха специальные подразделения из числа военнопленных-туркестанцев, которые частично уже воюют против русских... Так вот, эфенди Атаджанов, вы поддержите их своими отрядами с земли, выведете из строя железную дорогу, ударите по Небит-Дагу. Колхозные отары, все добро отправите в Иран, а сами, слившись с десантом, перейдете к активным вооруженным действиям в Каракумах. К тому времени вермахт овладеет Сталинградом, Астраханью, Кавказом, ворвется в Иран и Среднюю Азию.
Мадер оглядел всех, словно хотел убедиться, насколько внимательно его слушают.
— Выдайте Атаджанову копию карты, — приказал он Черкезу и, глянув на Метюсуфа, продолжил: — А вы, мой эфенди, потрудитесь отыскать на ней отметки, где надо подготовить посадочные площадки. Сколотите из персов команды землекопов, подготовьте побольше лошадей, верблюдов, мулов. Как только высадится наш десант, смело можно реквизировать у населения все, что понадобится германским войскам...
Заерзав на кошме, Пирли-бай вопросительно взглянул на Мадера.
— Вы, бай-ага, можете не волноваться. — Мадер усмехнулся в душе, довольный, что сумел-таки задеть за живое этого спесивца, — вас это не коснется. Германское командование будет вам благодарно, если вы возьмете на себя подготовку судоводителей. С высадкой десанта в Красноводске мы захватим флот, и они нам понадобятся...
— У бая-ага отличные капитаны, — встрепенулся Атаджанов, — и команды для судов он наберет...
Пирли-бай промолчал. «Все это суесловие, — подумал он, — а пока что в Иране русские войска. Да и пустят ли они сюда немцев? Если же вдруг придут, то как поведут себя? Большевики вон на чужое добро не зарятся — покупают, золотом рассчитываясь, людей не обижая. А Мадер, свой десант еще не высадив, уже о реквизиции заговорил».
— А вы, эфенди Атаджанов, — Мадер будто не заметил выразительного молчания Пирли-бая, — свяжитесь с руководителями узбекских эмигрантов. Они сформировали Тамерлановский батальон, переплюнули вас, туркмен. Не мешает узнать, как узбеки сумели создать такую ударную силу. И берите бразды правления всеми делами в свои руки. Мы вам поможем...
Атаджанов невольно принял начальственную осанку. Черкез и Ходжак едва заметно переглянулись: этот Метюсуф становится опасным.
— А как быть с Эшши-ханом? — Атаджанову идея с привлечением афганских туркмен явно пришлась по душе. — Кого на переговоры послать? Или вызвать?..
Мадер неопределенно кивнул, подумал: у Эшши-хана характер не мед. Вылитый отец, сам верховодить захочет. Атаджанов заерепенится. Но у того свои счеты с Советами, и он зол, как тысяча дьяволов.
Вечером Мадер, зашифровывая радиограмму, предназначенную Каракурту, который находился в Афганистане, спросил у Черкеза:
— Что, если свести Атаджанова, Эшши-хана и Бабаниязова, руководителя подпольной организации «Вера ислама»? Пусть договорятся о координации совместных действий.
— Но Бабаниязов в Ташаузе...
— Его можно вызвать, хватит в подполье киснуть. Русским сейчас не до границы. Они разрешили проезд в Ашхабад иранским купцам, торгующим продуктами питания. Пристегнуть бы Бабаниязова к кому-нибудь из торгашей.
Под утро Черкез, оседлав лошадь, уехал с рацией в горы. Опасаясь быть запеленгованным советской военной контрразведкой на севере Ирана, он выходил в эфир с разных точек, но это скорее делалось, чтобы усыпить бдительность Мадера, немецкой агентуры, все еще рыскавшей по стране. Черкез не знал точно, куда и кому передавал радиограмму, но догадывался, что она предназначалась Нуры Куррееву, тому самому наглому туркмену, с которым повстречался на вилле Мадера.
После передачи этой радиодепеши Черкез сразу же отстучал в Ашхабад на другой частоте сообщение о тайных фашистских складах оружия и взрывчатки в горах Копетдага, о готовящемся десанте легионеров, о формируемых бандитских отрядах, нацеленных для удара по Небит-Дагу и поселкам на побережье Каспия. Предупредив о замысле Мадера организовать встречу Эшши-хана, Атаджанова и Бабаниязова, попросил совета... Черкез имел и другие каналы связи, но воспользоваться рацией при удобном случае ему посоветовал Иван Розенфельд, оставшийся в Берлине.
Мадер, получив ответ от Каракурта, вновь затеял разговор о встрече, теперь уже только Атаджанова с Бабаниязовым, не вспоминая об Эшши-хане. Черкез не стал допытываться, почему резидент изменил свое решение.
— Боюсь, не раскачаем мы Бабаниязова, — высказал свое опасение Черкез, — не поедет он в Иран — трусоват. Это не Эшши-хан...
— Эшши-хан от встречи отказался. — Мадер, расшифровывая радиограмму, досадливо поморщился.
