У Отэм от удивления перехватило дыхание. Стены были покрыты молочного цвета краской. Новая кровать была убрана покрывалом, расшитым яркими золотистыми цветами. На ночных тумбочках по обе стороны кровати стояли лампы на стеклянных подставках. Старый пол был закрыт паласом, а на окнах висели белоснежные занавески.

– Как красиво, – прошептала она.

– Мне хотелось, чтобы у тебя было хоть что-то красивое. – Лонни подхватил ее, отнес на кровать и вытянулся рядом.

Она погладила покрывало.

– Ты сам все это сделал? Здесь чувствуется женская рука.

– Всю работу я выполнил сам. Элла выбирала вещи и говорила мне, что делать.

– Кто такая Элла?

– Соседка.

– Ну да. А кто она?

Лонни прочистил горло.

– Это безопасный город, но в то же время это маленький жаркий городок, где людей обслуживают по-разному. У нас есть кантри-клуб для элиты, «Лоси» – для среднего класса и контрабандные притоны для работяг. Здесь царит сухой закон, но сразу же за чертой города он перестает действовать. Тут вам предложат контрабандное виски, азартные игры, отдых с девочками. Элла работает в одном из таких заведений. Она путана, но она хорошая.

Отэм смотрела на мужа широко раскрытыми глазами.

– Она шлюха?

– Нет, Элла не шлюха.

– Всякая женщина, которая торгует собой, – шлюха. Это даже я знаю.

– Бывают шлюхи, которые действительно шлюхи. Элла не шлюха. Подожди, пока вы познакомитесь, тогда сама все увидишь.

Отэм подозрительно прищурилась:

– А как ты с ней познакомился?

– В кабаке, где она работает. Но это было еще до тебя.

Отэм все поняла и села на кровати, раскрыв от удивления рот.

– Ты платил деньги за... за... женщине... шлюхе?

– Не-а, – ответил Лонни и стал рассматривать стену.

Она взяла его за подбородок и повернула к себе лицом.

– Платил. Ведь платил?

– Ну и что, даже если так?

– Не знаю. – Отэм растерянно пожала плечами. – Наверно, мне казалось, что только уродливые мужчины платят за это.

Ее простота рассмешила его, он обнял жену и поцеловал в губы. Они были теплые, но вялые и неотзывчивые.

Лонни отстранился и удивленно посмотрел на нее:

– Что такое? Что-нибудь не так?

– Не думаю, что приятно будет жить по соседству с женщиной, с которой ты... ну, понимаешь.

– С Эллой? Никогда не было.

– Не было?

– Нет. Я познакомился с ней в одном кабаке, но у меня с ней ничего не было.

– Но с другими-то женщинами было?

– Один раз, может, два. Но это совершенно не касается нас с тобой, Отэм. Я люблю тебя. А их я не люблю. Они просто тела, те, к кому мужчина идет, когда ему одиноко или когда он просто слишком много выпил. Элла хороший человек, но если тебе неприятно жить с ней по соседству, давай переедем.

В глазах у девушки загорелись озорные искорки.

– Переедем... и бросим этот роскошный дом? Что ты со мной делаешь, Лонни?

Их глаза понимающе встретились. Он прижал ее к себе и поцеловал долгим поцелуем, который завершился обоюдным смехом. Она скатилась с постели и потянула его за руку:

– Поднимайся. Пошли бить тараканов.

На кухне Отэм вспомнила слова Лонни и спросила:

– А что значит «загазованная»?

– Это значит, что ты съела слишком много ветчинных обрезков с фасолью.

– Я серьезно, Лонни. Что это такое?

– Метан.

Глава 4

Лонни был совершенно прав, когда рассказывал об Элле, однако в Отэм было еще слишком много от Тэтл-Риджа, и в их отношениях сохранялась некоторая натянутость. Впрочем, ей была очень любопытна эта неизвестная доселе сторона жизни, ведь проституция – это что-то такое, о чем читаешь в книгах или видишь в кино, это не касается тех, с кем общаешься, и, уж конечно, твоей соседки.

Когда Отэм познакомилась с Эллой, ей пришлось напомнить себе, что тетя Молли учила ее не брать на себя роль судьи и оценивать людей в зависимости от того, что они собой представляют, а не по тому, какими мы хотели бы их видеть. И все равно Отэм соблюдала некоторую дистанцию между собой и Эллой.

Днем у Эллы было симпатичное свежее лицо, но с наступлением вечера женщина раскрашивала его во все цвета радуги. Она была на десять лет старше Отэм, медового цвета волосы доходили до плеч, большие выразительные зеленые глаза сверкали, а перед ее непосредственной манерой общения невозможно было устоять.

Отэм просто не могла представить себе человека, которому бы Элла не нравилась. У нее была теплая, открытая и щедрая натура, и это заставило Отэм признать, что она вела себя как настоящий сноб, а снобизм Отэм всегда ненавидела. Отэм пыталась принимать Эллу такой, какая она есть, но каждый раз, когда они встречались, у нее в голове звучал голос старого проповедника Андерсона, который, воздев кулаки, грозил вечным проклятьем и геенной всем сластолюбцам и прелюбодеям.

Отэм не избегала Эллу. Ей нравилось болтать с соседкой, и они частенько вместе ходили по магазинам. Элла показала город, рассказала, где что лучше покупать, и научила торговаться с продавцами подержанной мебели. Как-то во время одной из таких прогулок Элла упомянула, что ее отец был священником в Индиане. Контраст между образом жизни Эллы и положением ее отца был настолько разительным, что Отэм буквально скорчилась от безудержного смеха. Отэм посмотрела на Эллу, и вдруг барьер, который она воздвигла между собой и этой женщиной, рассыпался в прах.

Проходила неделя за неделей, их дружба росла и стала наконец такой же крепкой, как отношения между двумя сестрами. Отэм чувствовала, что Элла в определенном смысле компенсирует ей отсутствие тети Молли.

По мере того как отношения между женщинами становились все более близкими, Элла рассказывала о своей жизни до приезда в Эдисонвилл. Она была застенчива, как ребенок, и считала себя совершенно заурядной. Всю жизнь отец подавлял Эллу и наводил на нее ужас. Лишь в восемнадцать лет она впервые посетила кинотеатр. Косметика считалась страшным прегрешением перед Богом, поскольку была коварным орудием дьявола для искушения мужчин и совращения их с пути добродетели.

Отец держал Эллу в ежовых рукавицах, но тут вдруг появился Джек и вызволил ее. Джек – высокий красивый дьявол, проезжий незнакомец... Они встретились самым невинным образом в аптеке на углу. Напористый парень прекрасно знал, что нужно говорить робким девочкам вроде Эллы. Уже через несколько дней она была безнадежно влюблена и думала, что Джек тоже любит ее. Когда он предложил ей уехать вместе с ним из города, девушка не колебалась ни секунды.

Джеку никогда не нравилось подолгу оставаться на одном месте, поэтому они всегда были в пути. В каждом новом городе Элла устраивалась работать официанткой или какой-нибудь продавщицей, а Джек бездельничал. Они уже два года были вместе, когда попали в Эдисонвилл и Джек обнаружил здесь игорный притон. На работу ему было наплевать, а вот карты он любил. Прожив в Эдисонвилле четыре месяца, Джек настолько увяз в долгах, что выпутаться уже не мог. Он обратился к Элле и то умоляющим, то грозным голосом пытался уговорить ее отработать его долг в заведении Рекса. Элла так боялась потерять возлюбленного, что в конце концов согласилась.

В первый раз она чувствовала себя как кусок мяса, висящий на крюке. Во второй раз было полегче, в третий – еще проще. К тому моменту, как долг Джека был выплачен, проституция стала для нее образом жизни. Мало-помалу Элла менялась. Она больше не была застенчивой или испуганной. Теперь она сама контролировала свою жизнь, а не папа и не Джек. Когда он готов был двинуться дальше, Элла улыбнулась и сделала ему ручкой. «Честно говоря, я до сих пор не знаю, убежала я с этим уродом из-за любви или просто чтобы вырваться от папашки».

Элла признавала, что в проституцию ее втянул мужчина, но осталась она там потому, что это давало возможность жить. Правда, сейчас она изо всех сил пыталась выбраться из этого бизнеса. Она шутила, что однажды утром, посмотревшись в зеркало и увидев морщинки вокруг глаз, решила, что бордель не самое подходящее место для женщины, которой уже под тридцать. Ей хотелось большего: уважения, чувства собственного достоинства, может быть, семьи – если удастся найти человека, который возьмет в жены экс-шлюху.