Испуганный человечек вцепился в мальчишкину руку, на сцене Лучшая актриса наконец поняла свое предназначение, а Оливия закатала рукав юноши и содрала часы с бесчувственного запястья. Офицер отдела по обезвреживанию бомб тем временем, с трудом проталкиваясь, добрался уже до середины ряда. Она протянула руку, отдала ему часы, достала телефон и произнесла в трубку:

– Скотт. Он в отключке. Часы у саперов. Можно очистить зал.

Опасность детонирующего взрыва миновала, но семнадцать статуэток все еще тикали где-то среди публики, готовые взорваться перед концом представления. Нужно их как-то заполучить, не поднимая шума. Оливия увидела, как военные в разных частях зрительного зала ходят по рядам и собирают «Оскаров». Но не все шло гладко. Один человек, проходивший по номинации «Лучший фильм на иностранном языке», верзила с длинными висячими усами и в полосатом галстуке бабочкой, никак не соглашался отдавать своего «Оскара», и даже завязал драку с пожилым пожарным.

А в фойе полицейские выгородили пространство возле мужского туалета. Всех случайных гостей офицеры выпроваживали на улицу. Какой-то англичанин в смокинге начал было спорить с охранником, который отказался пропускать его обратно в зал.

– Но я номинирован на «Лучшую картину». Сейчас будет моя очередь. Я всего лишь вышел в туалет прорепетировать речь.

– Сэр, если бы вы знали, что здесь на самом деле происходит, вы бы не вылезали из туалета.

– Нет, это непозволительная наглость даже для полицейского! Как ваша фамилия и под каким вы номером?

Двое взрывников в спецодежде с надписью «ОБЕЗВРЕЖИВАНИЕ БОМБ» на быстрой скорости пронеслись по фойе, каждый держал в руках по меньшей мере полдюжины «Оскаров». Они скрылись в мужском туалете.

– Хотите вернуться? – поинтересовался офицер.

– Э... нет, вообще-то нет, – отвечал англичанин. – Нет.

И, опрометью бросившись к двери с надписью «ВЫХОД», поскакал вниз по ступенькам, покрытым красным ковром. Из зала донесся тревожный гул. Еще один сотрудник отдела по обезвреживанию бомб появился в фойе с двумя «Оскарами» и побежал с ними в туалет.

– Только одна штука осталась! – крикнул он на ходу.

На сцене Мерил Стрип, следуя указаниям, пыталась утихомирить разбушевавшуюся толпу и продолжала вести программу.

– И наконец, обладателем награды за лучшую картину в этом году стал... – она помедлила, вынимая карточку из конверта. – Фильм «Экзистенция безысходности».

И тут на сцене появился высокий представительный мужчина в униформе и, воздев руку, призвал публику к спокойствию.

– Леди и джентльмены, – сказал мужчина в униформе, но из-за криков и шума в зале никто его не услышал.

И пока Мерил Стрип подзывала шефа полиции подойти к микрофону, очень дикий на вид человек – исполнительный продюсер «Экзистенции безысходности» (и одновременно мюзикла про Уолл-стрит) – вскарабкался на сцену. За ним полезли двое других мужчин – вообще-то это именно они поставили фильм. Втиснувшись между шефом полиции и Мерил Стрип, самозванец все прижимал к груди поддельную статуэтку, с которой ну никак не хотел расставаться. Тогда на сцену вышел суровый Скотт Рич. Он размеренным шагом подошел к продюсеру и со всего маху ударил того в челюсть. Двое других мужчин захихикали.

– Я много лет мечтал это сделать, – громко сказал один из них в микрофон.

– Люди, – сказал Скотт Рич, беря микрофон в руки. – ЛЮДИ! – воззвал он.

И сразу же наступила полная тишина.

– Говорит Скотт Рич, ЦРУ. Возникла сложная ситуация. Мы ее контролируем. Но останется ли она и дальше под контролем, зависит от вас и от того, будете ли вы вести себя по-взрослому. Мир смотрит на нас. Вы должны покинуть помещение театра, но только через парадную дверь – это вот здесь, первый балкон выходит сюда, следующие два балкона – сюда. Выходить нужно спокойно, следуя инструкциям, и притом быстро. Хорошо? Я надеюсь на вас.

Публика постепенно покидала театр, а объединенные силы охраны порядка обшаривали здание. Семнадцать «Оскаров» лежали в мужском туалете под взрывоупорными пластинами и под слоями специальной ткани, площадь рядом с туалетом расчистили – увели людей. Таймерам осталось протикать еще только две минуты – после этого раздастся взрыв, а последнего «Оскара» до сих пор не нашли. Его обладательница, худенькая девчушка с испуганным личиком – она лучше всех сыграла женскую роль второго плана в фильме про Председателя Мао, – как сквозь землю провалилась. Публика спокойно и организованно выходила наружу, и только службы безопасности знали о том, что где-то среди этой толпы таится бомба.

Оливия постояла у стеночки, подумала, и вдруг ее осенило. Она набрала номер на мобильнике.

– Скотт, – сказала она. – Кажется, я знаю, где она. Никто не видел ее с тех пор, как она взошла на сцену. Боюсь, она прячется наверху.

– Понял, – донесся до нее голос Скотта.

Потом в трубке послышались торопливые шаги. Она испуганно посмотрела на наручные часы.

– Так. Теперь слушай меня, Оливия. Я нашел ее. Я ее вижу. И я ее выведу. Я с ней поговорю. Тебе тут нечего делать. Осталась всего минута. Уходи из театра. Немедленно. Люблю. Пока.

– Скотт! – закричала Оливия. – Скотт!

Но линия не отвечала.

Она беспомощно огляделась вокруг и пошла по направлению к сцене, стараясь держаться подальше от толпы, словно это был поток, и по краям, где течение было не таким стремительным, можно было двигаться ему наперерез. Но пока девушка пробиралась к сцене, в фойе послышался оглушительный грохот, пол под ногами качнулся, стены зашатались. Люди закричали, завизжали, запахло дымом – как от фейерверков, только еще более едким, – и сразу же за этим первым взрывом послышался еще один, из-за сцены.

Оливия, как безумная, схватилась за телефон.

– Скотт! – в отчаянии кричала она. – Скотт!

Никто не снимал трубку, а она все звонила и звонила, и толпа стала понемногу рассеиваться. Оливия прислонилась к стене и так и застыла, глядя перед собой широко открытыми глазами. Не сразу, конечно, но постепенно она поняла, что все хорошо. Что отряд полиции сделал свое дело – обезвредил бомбы, сложенные в уборной. Что стены не рухнули и взрывная волна не проникла в зрительный зал, что не было ни осколков, ни крови, ни разбросанных тел. И, кажется, никто не пострадал. Кроме одного мужчины, которого она любила.

Она снова набрала номер. Телефон все звонил и звонил. Ноги у нее подкосились, и Оливия медленно осела на пол, крупная слеза поползла по ее щеке... И вдруг на ее звонок ответили.

– Скотт? – воскликнула она, от волнения чуть не проглотив телефон.

– Нет, мэм, это не Скотт, но он тут рядом.

– Он рядом? С ним все в порядке?

Молчание.

– Да, мэм. Кажется, он немного испачкался, но, похоже, невредим. Он успел бросить «Оскара» в унитаз и забросать сверху тряпками, а потом они с юной леди полезли под саперный автофургон. О, мэм, он хочет вам что-то сказать.

Она ждала, раскрыв рот, отчаянно сопя и размазывая слезы.

– Это ты? – буркнул Скотт. – Я же просил не звонить мне, когда я на работе.

– Тебе ни в чем нельзя доверять, – сказала Оливия, улыбаясь и одновременно размазывая слезы по щекам. – Ты так и норовишь потискать актрис!

59

Мауи, Гавайи

Расстилавшиеся внизу воды тропического атолла сменились сушей, и самолет военно-санитарной службы США пошел на посадку, когда мобильник Оливии вдруг ожил и зазвонил. Неохотно выпростав руку из ладони Скотта, Оливия нажала кнопку.

– Оливия?

– Да?

– Это Барри Уилкинсон. Послушай, Оливия, напишешь для нас статью? Про Судан и «Оскары»? Это же эксклюзив, пустим на первой странице! Бери хоть всю новостную площадь! Это же будет материал из первых рук! Ты сама во всем этом участвовала!!! Мы готовы дать еще один материал, в дневном выпуске, если бы ты успела бросить нам что-нибудь до восьми часов. Хотя бы несколько сот слов! Оливия, бога ради! Пожалуйста!