— Ты должна.

Она была в таком плачевном состоянии, что сердце его сжалось от сочувствия. Ему хотелось защитить Милли от всего, что причиняет ей боль. Обнять ее и все уладить. Мысль, что кто-то ее обижает, была ему невыносима.

Как будто он сам мало ее обидел.

Милли дрожала всем телом. Зеленый кардиган из ангоры был обвязан вокруг ее талии. Хью осторожно развязал рукава и надел его ей на плечи, как будто она была ребенком.

— Тот мужчина, на скамейке. — Слова вырывались отрывисто, сквозь сжатые зубы. — Я его знаю. Это Тим Флитвуд, мой бывший босс.

— Ясно.— Хью медленно кивал, удивляясь, из-за чего весь этот сыр-бор. Он знал, почему Милли ушла из турагентства; она ему рассказала о затюканном муже и его безумно ревнивой жене-собственнице. Но почему эта встреча сегодня вызвала такое...

— И женщину я тоже знаю — ту, с которой он был, — произнесла Милли. — О, Хью, это ужасно, мне так стыдно. Это моя мать.

Когда они спустились на пляж, уже начался прилив. Почти полная луна освещала чернильную воду. Милли села на сухой песок, куда не мог достать прилив, и обняла колени. Хью сел рядом с ней и дал ей выговориться.

— Понимаешь, мы знали, что она с кем-то встречается, и догадывались, что он женат. В теории я могла с этим смириться. Но это был такой шок, когда я увидела их вместе — моя собственная мать целует какого-то мужчину... это так противно... и к тому же в публичном месте, где их могут увидеть! И ко всему прочему, надо же ей было выбрать именно Тима Флитвуда!

— Хорошо, что она тебя не видела, — заметил Хью.

— Еще бы она меня видела! Она была занята — засовывала свой язык в мерзкий рот своего старого дружка... у, гадость! Как подумаю об этом, сразу тошнит. — Милли в отвращении закрыла лицо руками. — Мне хотелось закричать, вылить на них ведро воды, что угодно, чтобы они прекратили вот так лапать друг друга!

Хью сдержал улыбку. Бедная Милли, она была расстроена, но в этом была и смешная сторона. Когда он представил себе, как она выливает ведро холодной воды на свою мать и бывшего босса, он с трудом сохранил серьезное выражение лица.

Очень удачно, что под рукой не оказалось ведра.

— Почему же ты не закричала? — Он действительно был удивлен, что она этого не сделала; такой поступок вполне соответствовал бы ее характеру.

— Я не могла. Не могла. Тебе было бы так неудобно. — Она снова заговорила громче. — Если мне так стыдно — боже, моя собственная мать! — то как бы себя почувствовал ты?

Хью был тронут; он обнял ее.

— Сумасшедшая. Знаешь, думаю, я бы пережил.

— Конечно, — заметила Милли. — Ты бы пережил, а я нет.

Его губы скривились.

— Почему? Что, по-твоему, я должен был сказать? «Эй, пошла вон, Милли Брэди, я не хочу иметь дело с девушкой, чья мать бесстыдно соблазняет женатых мужчин на скамейке в парке?»

Милли подобрала светло-серый камешек и бросила его — плюх! — в море. Как ни смешно, она ждала, что Хью скажет нечто подобное, почти слово в слово. Ну, может, не скажет, потому что он не так груб. Но она могла представить, что он так думает, что было не лучше.

Но его рука обнимала ее за талию, что было совсем неплохо. Все же это было очень приятно, хотя она и знала, что это ничего не значит. Вернее, это значило: «не расстраивайся и не беспокойся о своей падшей матери», и в этом жесте не было ничего романтичного. Впрочем, нищим не пристало привередничать, и сейчас даже дружеский жест был лучше чем ничего, особенно если учесть, что малейший физический контакт заставлял ее всю трепетать и беспомощно вздрагивать от удовольствия, как щенок, которому чешут живот.

Дыхание Милли становилось более поверхностным и частым, по мере того как пальцы Хью, нежно прикасаясь к ее чувствительной коже, начали пробираться туда, куда не следовало.

О, он делал это так соблазнительно, что она не была уверена, что у нее хватит духу его остановить.

— Пожалуйста, не надо, — хрипло проговорила Милли.

— Но я хочу. Я должен, — прошептал в ответ Хью, его теплое дыхание коснулось ее уха. — Ты слишком долго скрывала. Мое терпение лопнуло.

— Нет. Нельзя. — Собрав всю свою волю, Милли хлопнула ладонью по его пальцам и оторвала их от своей ноги. Она глубоко вздохнула. — Нет, нет, нет.

Хью улыбнулся.

— Так нечестно.

— Уверяю тебя, — сказала она с чувством, — ничего интересного.

Говоря это, она крепко зажала татуировку рукой. К ее облегчению, Хью не настаивал.

— Ладно, твое дело. Но мне любопытно еще кое-что узнать. Почему ты не рассказала Орле о нас?

Да, вздыхать с облегчением, было рано.

— Потому что это было один раз. И ничего не значило, — врала Милли (конечно, все было совсем наоборот). — Это... несущественно, — продолжала она. — И потом я знала, что ты бы не хотел, чтобы о тебе упоминали, даже под вымышленным именем. И вообще. Орла позволила кое-что оставлять при себе. — Особенно то, из-за чего я выгляжу абсолютно бесхарактерной растяпой. — Я считала, что это ее просто не касается. Хью поднял бровь.

— Я думал, она тебе заплатила за то, чтобы ты ей рассказывала все.

— Слушай, ничего страшного, ведь Орла не узнает об этом. — Милли заерзала на песке — ей было неудобно сидеть, попа затекла совершенно. — Ты же ей не скажешь, верно? Я тоже. Значит, Орла никогда об этом не узнает.

— Ты уверена, что это не обман?

— Конечно уверена! — А что он собирался предложить? Чтобы она вернула Орле пять тысяч фунтов? — У нее масса вещей, о которых она может писать. — Милли начала раздражаться и потеплее закуталась в кардиган из ангоры цвета зеленого крыжовника. — Ты так ведешь себя, как будто все произошедшее между нами в ту ночь имело какое-то значение. Но ведь это не так. Черт возьми, по сравнению со всем остальным, что случилось в последнее время, это ничего не значит! Это ничего не значило. Это была просто... мимолетная прихоть.

Тишина. Интересно, думала Милли, не слишком ли далеко она зашла? В конце концов, после такого заявления мужчина мог и обидеться.

Казалось, Хью целый час изучал выражение ее лица, наконец он медленно склонил голову на бок.

— Мимолетная прихоть. Да, конечно. Ты абсолютно права.

Такси остановилось около дома Милли. Хью предстояло еще ехать до Падстова, поэтому он сказал:

— Я пересяду вперед.

Это был лишь предлог, чтобы вылезти из машины и сказать Милли «спокойной ночи». События этого вечера потрясли его больше, чем он сам себе признавался, и он делал отчаяные усилия, стараясь держать чувства под контролем.

Сначала он увидел Милли в клубе с Джедом. Решил, что тот — ее новый парень, и ему это совсем не понравилось. Затем он танцевал с Милли и задавался вопросом, так же ли глубоко это действует на нее, как и на него.

Хью действительно не находил ответа на этот вопрос, пока она не произнесла этих слов: «мимолетная прихоть». Тогда он точно понял, что не был для нее прихотью.

Чувство вины смешивалось с чувством облегчения. Это был непростой ответ. Он не хотел испытывать к кому-нибудь такие чувства, но ничего не мог с этим поделать.

Водитель закурил, а они все стояли рядом на мостовой и смотрели друг другу в глаза.

— Боже, уже поздно, — дрожа, сказала Милли. — Два часа ночи.

Ему ужасно хотелось поцеловать ее, но он знал, что этого делать нельзя. Это было несправедливо по отношению к Милли. Он знал, чего ему еще хотелось, но это было бы тоже несправедливо.

Вместо этого, улыбнувшись, он произнес:

— Спасибо, что спасла меня сегодня вечером.

— Пожалуйста.

Она дрожала то ли от холода, то ли от волнения. Хью не мог определить. Уходить не хотелось.

Но надо.

— Я даже получил удовольствие от вечера, хотя совсем этого не ожидал.

— Я тоже. — Милли состроила физиономию. — Если не считать момента, когда мы натолкнулись на маму.

— И момента, когда ты назвала меня прихотью.

Боже, что я делаю? Зачем я это говорю? Я хочу услышать от нее, что это неправда?