— Бум. — Произнесла Милли, прислонившись к микроволновке.

— Что?

— Ты упала. Обратно на землю. — Милли открыла бумажник и теперь помахивала им перед Эстер. — Пятнадцать фунтов.

— Пятнадцать? — Лицо Эстер вытянулось. — И все? Ты уверена?

Милли была не только уверена, она испытывала облегчение. Эстер умела быть страшно убедительной, когда решала получить что-то. И обе они сидели на мели.

Расположившись в гостиной и попивая белое вино, они вытрясли все содержимое бумажника.

— А! И зовут его Хью! Идеально подходит для тебя! — воскликнула Эстер, радостно показывая пальцем на Милли. Затем, прочитав полное имя на водительских правах, она продолжила с возмущением: — Пятнадцать фунтов. Хью Эмерсон, надеюсь, ты знаешь, что ты неудачник и скряга.

— Но неудачник и скряга с добрым сердцем, — возразила Милли, не обращая внимания на издевку и вставая на его защиту. — Смотри, донорская карточка. Это компенсирует отсутствие денег.

— Это ты так думаешь. Ничто не может оправдать отсутствие денег.

— Карточка для заправок, карточка «Америкэн Экспресс», карточка «Баркли», — говорила Милли нараспев, сдавая их как для покера. — Не радуйся, он наверняка их аннулировал.

— Карточка видеосалона, — Эстер порылась в пачке, — железнодорожная карточка, счет из «Компьютерного мира»... Какой кошмар, Хью, ты такой зануда! Не жизнь, а бухгалтерия! Тебе сколько лет? — Она снова сверилась с водительскими правами. — Двадцать восемь, ради всего святого. Тебе бы следовало носить с собой презервативы, а не железнодорожные карточки. Разве в кошельке у двадцативосьмилетнего не должен быть спрятан презерватив?

— Он женат. — Милли нашла фотокарточку, засунутую между двумя квитанциями с заправок, и протянула ее Эстер.

— Кошмар.

— Какой будет окончательный приговор владельцу бумажника? Он не такой уж противный?

Они вместе стали изучать пару на фотографии. Девушке было за двадцать, и она была поразительно хороша. Темные волосы обрамляли лицо, она смеялась в объектив, глаза искрились радостью, и фигура как у модели. На ней было всего три вещи: бикини, алый цветок гибискуса, заткнутый за ухо, и кольцо на среднем пальце левой руки. Правая рука тем временем была занята тем, что строила заячьи уши над головой ее спутника. Хью — должно быть, это был Хью — щеголял в изумрудно-зеленом пляжном полотенце, обернутом вокруг бедер, и темных очках, скрывающих глаза, его пугающе-светлые волосы были растрепаны ветром. Не подозревая о заячьих ушах, украшавших его голову, он широко улыбался и протягивал в сторону камеры тропический коктейль. Другая его рука обнимала тонкую талию девушки.

— Так, — хмыкнула Эстер. — Картина счастья. Тебя от этого не тошнит?

— Но его точно не назовешь противным. Признайся, он красивый.

Ух. Осознав, что вот-вот расклеится, Милли уселась поудобнее на диване. Может, на Хью и были темные очки, но они не могли скрыть его достоинств.

— Самовлюбленный, — бросила Эстер. — Эти типы всегда такие — считают себя венцом природы. Уверена, он бабник.

— А ты — циник, — пожаловалась Милли. — Откуда ты знаешь? Может, они самая счастливая пара в мире.

— Такие мужчины никогда не бывают верны. Они не знают, что это значит. — Эстер тряхнула головой, поражаясь непониманию Милли. — Они изменяют женам из спортивного интереса, просто потому, что могут изменить.

— В таком случае почему в его кошельке не спрятан ни один презерватив?

— Наверное, потратил последний.

Милли посмотрела на адрес на водительских правах.

— Он из Лондона. Вероятно, приехал сюда отдохнуть и потерял бумажник.

— Отлично, — сказала Эстер. — Еще одно доказательство того, что он гуляет.

Милли еще раз взглянула на фотокарточку; она признала с сожалением, что Эстер, вероятно, права. Милли инстинктивно защищала Хью, потому что ей так хотелось верить, что он предан и верен жене.

Но это было примерно то же, что поверить в лохнесское чудовище. Конечно, поверить можно во что угодно, но шансы, что это существует, практически равны нулю.

Милли допила вино, и ей пришло в голову, что она кое-что знает о Хью Эмерсоне... очаровательном изменщике и сладкоречивом негодяе.

Но все же с добрым сердцем, напомнила она себе. Иначе он не был бы готов в случае своей смерти отдать кому-либо свои полезные, но уже поношенные органы.

— Никогда не доверяй мужчине, у которого ноги лучше, чем у тебя, — вот, что я всегда говорю, — объявила Эстер.

Слушая ее, никто бы не подумал, что у нее самой есть замечательный приятель. Нэт был прелесть во всех отношениях, его единственный недостаток заключался в том, что он постоянно отбывал наказание, работая шеф-поваром в ресторане.

Да еще тот факт, что ресторан, в котором он работал, находился в каких-то пятистах милях отсюда, в Глазго.

Милли обнаружила визитку Хью Эмерсона. На ней был указан номер его мобильника. И по воле случая перед Милли оказался телефон.

— Что ты делаешь? — спросила Эстер.

— Хочу быть любезной и сообщить, что мы нашли его бумажник.

— А почему ты давишься от смеха? Милли одарила ее невинным взглядом.

— Не вижу причины, почему бы нам немного не развлечься.

Было уже полпервого ночи, но по телефону ответили после второго гудка. Милли рассудила, что в любом случае в пятницу после полуночи привлекательный, двадцативосьмилетний волокита вряд ли уже лежит в постели и сладко спит.

Может, он и в постели, но, конечно, не спит.

— Алло? Алло? — Она затаила дыхание, когда услышала на другом конце мужской голос. — Хью, это ты?

— Да. Кто это? — Голос был глубоким и безусловно привлекательным, обещающим много приятных минут. Это характерная черта сладкоголосых негодяев: в их арсенале всегда имеется соблазнительный голос, и если подпасть под его очарование — хоть трусики скидывай.

Если только это не белые хлопковые трусы от «Маркса и Спенсера», отметила про себя Милли; эти могут оказаться непреодолимым препятствием. Даже для самого отъявленного соблазнителя.

— О, Хью, слава богу, я тебя нашла! Это Милли, ты меня помнишь? Мы познакомились на вечеринке в Фулеме.

— Милли. — Когда он повторил ее имя, она услышала по голосу, что он озадачен. — Мне жаль, что вы меня потеряли. Но о какой вечеринке идет речь?

Ха, конечно, он не помнит, ведь он бывает на множестве вечеринок. Вероятно, на трех или четырех за ночь.

— Это было пять месяцев назад, перед Рождеством. Ты должен помнить, — настаивала Милли. — Я была в красном платье с блестками. Мы немного поболтали, потом ты предложил подняться наверх, и мы...

— Извините, — прервал ее Хью Эмерсон с улыбкой в голосе. — Вы меня с кем-то спутали.

— Хью, пожалуйста, не говори так.

— Я серьезно. Не знаю, откуда у вас мой номер, но это точно был не я.

— Тебя зовут Хью Эмерсон, и ты живешь на Ричмонд-Крисент. Тебе двадцать восемь лет, — тараторила Милли с истерической ноткой в голосе, — и у тебя светлые волосы и красивые ноги.

— Но...

— И родинка на животе, слева от пупка, — победоносно объявила Милли, в то время как Эстер показывала ей фотографию.

Хью отвечал в полном недоумении:

— Слушайте, здесь явно какая-то путаница.

— Только не отрицай, — запротестовала Милли. — Ты не можешь делать вид, что ничего не было, Хью, потому что это было. Я была на вечеринке с моей подругой Эстер, а ты был со своей женой, или подружкой, или не знаю кем... хорошенькой девушкой с длинными темными волосами, не помню ее имени.

— Подождите минуту...

— Нет, Хью, выслушай меня. — Милли торопилась дойти до кульминации, прежде чем ее окончательно разберет смех. — Ты отвел меня наверх и соблазнил, и я не позволю тебе отделаться от меня. Я беременна, Хью, я жду твоего ребенка.

Это сообщение было встречено подходящим случаю молчанием.

Наконец Хью произнес:

— Слушайте, мне в самом деле очень жаль, но это неправда.

— О, я должна была знать, что так и будет. Ты отъявленный мерзавец, — застонала Милли. — Сначала ты изменял жене, а теперь решил посмеяться надо мной! Скажи, она знает, чем ты занимаешься, стоит ей отвернуться?