— Нет. Настоящий Нэт. Приехал, чтобы сделать тебе сюрприз. — Милли показала на записку, нацарапанную на обратной стороне рекламы пиццы, которая теперь лежала на столике в прихожей. — Но тебя не было, поэтому он уехал обратно.

Лицо Эстер недоверчиво сморщилось, и она простонала:

— О боже!

— Хорошо, что я в тебя не влюблена, — пробормотала Милли, разглядывая свое отражение в зеркале заднего вида «мерседеса». — Я выгляжу как пугало.

— Я в тебя тоже не влюблен, — радостно заметил Кон. — Но я не понимаю, почему ты такая развалина. Хочу сказать, ты же не провела всю ночь, напиваясь и танцуя на столах.

Милли могла только пожалеть, что это не было правдой, это было бы гораздо лучше, чем не выспаться и попробовать противного «секса на одну ночь». Но если она кому-то и могла признаться, так это Кону.

— После вечеринки, — сообщила она, — ко мне кое-кто заехал. Я выставила себя полной дурой. Думала, я что-то для него значу, но я ошибалась. Он не хотел отношений. — Грустно сказала она. — Просто переспать.

— Да уж. Теперь придется платить Эстер двести фунтов, — сказал Кон.

Честное слово, какая Эстер все-таки болтушка.

— Я не могу сказать ей. Если скажу, она захочет узнать, кто это.

Его это позабавило.

— Неужели ты спала с ее парнем?

— Нет!

— Значит, с Лукасом?

— НЕТ! — Милли еще больше возмутилась и ущипнула его.

— Ой! — Потирая руку, Кон продолжил с улыбкой: — Не понимаю, что в этом ужасного. Я бы переспал с Лукасом Кемпом.

— А вообще-то, куда мы едем? Я не способна на энергичные действия. — Без малейшего энтузиазма Милли наблюдала за шагающими мимо туристами в удобной обуви, а Кон развернул одолженный «мерседес» и въехал на парковочное место у гостиницы «Океанский вид».

— Я предлагаю начать с завтрака, — сказал Кон. — А потом прогуляемся по пляжу. — Он жизнерадостно кивнул на волнистые изгибы золотого песка перед ними.

Милли вздохнула. Волнистые изгибы золотого песка простирались на две мили.

— Я не способна гулять — это факт.

— В таком случае, — заявил Кон, — мне придется сидеть и любоваться серфингистами. А ты немного поспишь.

У Хью был один из худших дней за многие месяцы. Отвращение и злость на себя копились у него внутри как какая-то летучая, взрывоопасная смесь. Уснуть все равно бы не удалось. Он не мог заставить себя сесть, перекусить или просто выпить чашку кофе. В итоге в полном разладе с собой он вышел из дома и отправился бродить, не имея представления, куда направляется. Может, если вымотает себя физически, это поможет.

Но после того, что он сделал, он не заслуживал помощи.

Он себя ненавидел.

Животное.

Он предал Луизу.

Хью знал, что Милли не виновата. Ему было неприятно, что он так с ней обошелся. Но если быть честным — а он сейчас был предельно откровенен с собой, — причиненная Милли обида сейчас была не самое главное. Он все время представлял лицо Луизы, лицо своей прекрасной жены, и она больше ему не улыбалась, потому что он оскорбил ее гораздо больше, чем Милли.

Восемь месяцев, думал Хью, закрывая глаза и безуспешно стараясь не видеть Луизу. После ее смерти прошло всего лишь восемь месяцев — боже, восемь месяцев, — это совсем ничего — и вот он уже спал с другой, вел себя так, словно его жены никогда не было.

Конечно, даже самый бессердечный муж подождал бы год.

Хью потер ноющие виски. Он не думал, что может быть таким черствым, таким бесчувственным. В его представлении он предал их брак. Старые чувства, которые он так долго держал под контролем, прошлой ночью снова ворвались в его жизнь, как девчонки-подростки в период полового созревания с визгом бросаются на популярные мальчишеские поп-группы. Он не способен был рассуждать, тем более избавиться от желаний. Милли — вот что ему было нужно. До какого-то момента все было фантастически прекрасно; его не мучила совесть, потому что он почти не думал о Луизе.

Было так здорово снова чувствовать себя нормальным. Здоровым, функционирующим представителем человеческой расы, а не вдовцом с замороженными эмоциями, мужем трагически погибшей жены.

И Хью признавал, что все было замечательно, пока не напомнила о себе совесть, которая стала лягать его, как целое стадо мулов. Это произошло в тот момент, когда позвонили в дверь и Милли побежала вниз, чтобы открыть.

Именно тогда ему вдруг пришло в голову, что это Луиза стоит на пороге дома, Луиза, которая пришла потребовать от него ответа, желая знать, какого черта он тут делает.

Нет, он не был сумасшедшим и не думал всерьез, что это Луиза. Но одной этой мысли было более чем достаточно. Чувство вины, как ледяные волны прибоя, захлестнуло его. Восемь месяцев — да что с ним такое? Восемь месяцев — это просто оскорбление.

С таким же успехом он мог сразу же после похорон подцепить в баре девицу и привести ее домой — не было бы никакой разницы.

Впрочем, думал Хью в новом приступе самобичевания, это было бы даже лучше, потому что тогда бы это был только секс, простой и понятный, без примеси эмоций.

— Ой! — закричал отдыхающий, на которого Хью натолкнулся. — Смотрите куда идете!

Хью не смотрел. Правда, у него не было ни малейшего представления, куда он направлялся. Ему было все равно, он не знал и даже не интересовался тем, что впереди. Он просто хотел двигаться все вперед и вперед по каменистой тропинке вдоль берега, пока ему не удастся каким-то образом забыться.

В следующий момент он заметил табличку «Тресантер-Пойнт» и понял, что достиг пользующейся дурной славой вершины скалы, столь популярной у самоубийц.

Откинув со лба растрепанные ветром волосы, Хью подошел к краю и взглянул на сердитое скопление пены, закипающей внизу вокруг отполированных черных камней.

Такое забвение ему не нужно, это точно.

С невеселой усмешкой Хью решил, что он и так был несправедлив к Милли, не стоит оставлять такое на ее совести. Он представил себе, как она обнаружит, что на следующее утро после ночи с ней он покончил с собой.

Вряд ли это повысит ее самооценку.

ГЛАВА 29

Пляж Фистрал-Бич — это именно то место, куда следует отправиться, если хочется поглазеть на публику. Кон Деверо полулежал, опершись на локти, и с огромным удовольствием разглядывал сквозь солнечные очки стройные спортивные тела серфингистов в их гладких, как будто из лакрицы, непромокаемых костюмах. Их там были сотни, они образовывали неровные ряды за волнорезами, как тюлени, поднимались вверх и вниз в изумрудно-зеленой воде, ждали следующей идеальной волны, которая придет и унесет их.

Он сравнивал их с мальчиками в гей-клубах, где он иногда бывал; те старались выделиться, а если кто-то останавливал на них взгляд, начинали гадать, не окажется ли незнакомец их новым мистером То Что Надо.

Или. что более вероятно, мистером То Что Надо на Одну Ночь.

Рядом с ним на сухом песке, положив голову на его свертгутый белый свитер от «Пена», спала Милли. Она лежала на животе, дышала глубоко и ровно, а полуденное солнце, посылающее лучи из поразительного кобальтово-голубого неба, уже начало припекать ее голые плечи. Покрытые легким загаром, они стали приобретать мягкий пионово-розовый оттенок.

Когда Кон потянулся к крему от загара, который очень кстати торчал из ее сумки, его внимание привлекла знакомая фигура, направлявшаяся по пляжу в их сторону; сначала Кон не мог понять, откуда он его знает, но потом вспомнил. Вчерашняя вечеринка у Орлы. Определенно, очень привлекательный. К сожалению, традиционной ориентации. И очевидно, не в лучшем настроении — действительно, по выражению его лица можно было решить, что кто-то умер.

Когда вчерашний гость приблизился, Кон выдавил теплый защитный крем в свою ладонь, нанес его на обнаженную спину Милли и начал втирать крем в ее кожу.

Вчерашний гость был наверняка другом Орлы, а значит, будет нелишне изобразить убедительное гетеросексуальное поведение.