– У тебя нет возражений?

Оливия принялась расстегивать жакет. Конечно, он захочет, чтобы она разделась. Другие мужчины, желавшие видеть ее пленницей, срывали с нее одежду.

– Нет, никаких возражений.

Разве что она снова останется опустошенной и неудовлетворенной, а на лице Эрита вновь появится смущенное, печальное выражение.

– Хорошо, тогда мы попробуем это в следующий раз.

Пальцы Оливии замерли, едва взявшись за третью пуговицу. Она медленно встала с кресла, негнущиеся ноги с трудом ее держали.

– Что ты сказал?

Эрит взял в руки шнуры и начал с ними играть. Оливия следила, не отрываясь за завораживающими движениями его сильных загорелых пальцев. Эти стремительные движения вызывали смутную тревогу, в них было что-то невыразимо чувственное.

– Я сказал, что мы попробуем это в следующий раз, – спокойно повторил он.

Вся уверенность Оливии мгновенно улетучилась – так разбегаются врассыпную копошащиеся под камнем крабы, стоит направить на них яркий луч света.

– Так чего же ты хочешь сейчас? – Слова давались Оливии с трудом: горло ее сдавило спазмом.

Эрит поднялся, но остался стоять, не делая попытки приблизиться. Как всегда, он возвышался над Оливией словно башня; граф – единственный мужчина из всех, кого она знала, – мог заставить ее почувствовать себя миниатюрной и женственной. Внезапно мысль о том, что Эрит свяжет ее и попытается соблазнить, вызвав ответное желание, пробудила ее любопытство. Еще неделю назад она не могла бы себе такое представить. Да что там неделю, даже минуту назад.

Эрит все еще держал в руках витые шнуры.

– Я хочу, чтобы ты меня связала.

Оливия растерянно отступила на шаг. Она не представляла себе Эрита в роли безвольной жертвы. Неужели он из тех мужчин, что любят побои? Один из ее бывших любовников нуждался в боли, чтобы достигнуть, пика наслаждения, и Оливии пришлось быстро покончить с этой связью. Она не могла без отвращения изображать пародию на жестокость – лорд Фарнсуорт показал ей, что такое настоящая безжалостность.

– Нет.

Эрит мягко разжал пальцы, и шнуры соскользнули на стол.

– Как хочешь.

Взгляд Оливии задержался на спутанных ярких шелковых шнурах, рассыпавшихся по темному дереву. Даже для женщины, равнодушной к соблазну плоти, было что-то необъяснимо притягательное в медленном чувственном скольжении шелковых шнуров, в изящных движениях гибких пальцев Эрита.

По телу Оливии пробежала странная дрожь, словно эти длинные пальцы касались ее обнаженной кожи. Она не сразу осознала смысл слов Эрита.

– Ты не хочешь, чтобы я тебя отхлестала? – изумленно выдохнула она.

Эрит потрясенно замер, глядя ей в глаза.

– А тебе этого хочется?

– Нет. – Оливия недоуменно нахмурилась. С каждым мгновением она все меньше понимала, что на уме у графа. – Разве не об этом ты просил?

Эрит, мягко улыбаясь, взял ее за руку. Оливия попыталась вырваться, но он крепко ее держал. Куртизанка почувствовала, как от тепла его рук тает лед в ее сердце.

«Скоро льда не останется вовсе. Боже милостивый, и что же тогда будет?»

– Ты видела меня с дочерью сегодня утром.

– Да.

– Рома заставила меня понять, что самое ужасное мое прегрешение не бегство от семьи, хотя и в этом мне нет прощения. Главное, я никогда не давал ей свободу выбора. – Эрит замолчал, и Оливия увидела на его лице тень давней затаенной печали. – Я потерял Джоанну, потому что пытался навязать ей свою волю.

Оливия склонила голову набок, брови ее удивленно изогнулись.

– Но ты мужчина. Вы любите, чтобы вам подчинялись.

– Только не сегодня. Не ты. – Эрит выпустил руку куртизанки, вскинул голову и расправил плечи. Лицо его помрачнело. Оливия никогда еще не видела его таким угрюмым, – Я долго думал, Оливия. И словно вдруг увидел себя со стороны. Будто зеркало с беспощадной правдивостью отразило все мои поступки. Показало, как я вел себя с тобой и со всеми женщинами в моей жизни.

Оливия сцепила пальцы, сжав руку Эрита.

– Ты хорошо обращался со мной. А я держалась отчужденно и едва ли заслуживаю симпатии.

Протянув руку, Эрит легко коснулся ее щеки. Мимолетно, словно ласточка задела лицо своим крылом. Но в этом касании было столько нежности, что у Оливии перехватило дыхание.

– Не глупи, Оливия. Ты сумела вызвать у меня самые теплые чувства.

Оливия моргнула, пытаясь прогнать туманную пелену, застилавшую глаза. Лучше бы Эрит не говорил этого. Потому что однажды, очень скоро, его не будет рядом, чтобы повторить эти ласковые слова. И даже если он задержится в Лондоне, возможно, ему не захочется произнести их снова.

Каждый раз, стоило Эриту заговорить с ней так, Оливия чувствовала себя курильщиком опиума, получившим дневную дозу яда. И как всякий злосчастный бедняга, пристрастившийся к зелью, жаждала урвать еще.

– Я была тебе не слишком хорошей любовницей, – хрипло проговорила она.

– Наша история еще не окончена, милая. Оливия изумленно застыла. Эрит, казалось, не заметил, что у него вырвалось это нежное слово.

Перри иногда обращался к ней «милая» в своей небрежной, рассеянной манере, но лорд Эрит никогда прежде не произносил таких слов, едва ли они часто срывались у него с языка.

«И надо же быть такой сентиментальной идиоткой», – мысленно выбранила себя Оливия. Однако душа ее уже раскрылась, как парус на ветру.

– Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь. – Она должна была предупредить Эрита, что он напрасно расточает самые нежные ласки.

– Дай мне то, что можешь.

Оливия облизнула пересохшие губы и расправила плечи.

– То есть ничего.

– Неправда, Оливия. Ты уже дала мне очень много. И снова лицо Эрита осветилось нежной улыбкой. О Боже, лучше бы он не смотрел на нее так! Каждый раз его ласковый взгляд словно пронзал ее сердце пылающей стрелой. Граф одержал победу, заставив ее признать поражение, а теперь угрожал разрушить защитную скорлупу безразличия.

Оливия знала: этот человек принесет ей одни несчастья. И все же ни за какие блага она не отказалась бы от встречи с ним.

– И что же я тебе дала? – воинственно вскинулась она.

– Разве ты не знаешь, что вернула мне мою душу? Эти прямые слова пронзили сердце Оливии, укрощая гнев. Она с трудом разомкнула губы:

– Тогда, возможно, я все же стоила тех денег, что ты на меня потратил.

Эрит не впал в ярость. Оливии следовало бы лучше его знать. В глазах его застыла невыразимая печаль, что ранило Оливию куда больнее, чем мог бы задеть гнев.

– Перестань, Оливия. – Всего два слова, произнесенных ласковым голосом, усмирили враждебность Оливии; взбешенные чудовища – стыд, жестокость, упрямство и отчаянное одиночество – мирно улеглись, свернувшись в клубок. – Я тоже хочу вернуть тебе твою душу. – Он говорил так тихо, что Оливия невольно наклонилась, чтобы его расслышать. На нее пахнуло мускусным ароматом его тела, головокружительным, пробуждающим желание.

Желание? Оливия никогда не испытывала влечения к мужчине. Но даже если бы испытала, какой Эриту в этом прок? Ее тело не отзывается на прикосновения, а сердце мертво для чувств.

Мертво? Собственные мысли показались ей фальшивыми. Как ни удивительно, в это мгновение сердце Оливии сжималось от нестерпимой боли.

– Ты говоришь о наслаждении плоти, – вяло проговорила она.

– У тебя украли способность испытывать чувственное удовольствие. Это непростительное злодеяние.

– И все же я выжила.

– Выживать и жить совсем не одно и то же. Оливия моргнула, слезы жгли ей глаза. К чему лгать?

Она мечтала бы стать той женщиной, какой Эрит желал ее видеть.

– Слишком поздно. Эрит резко качнул головой.

– Нет. – Оливия чувствовала на себе неподвижный испытующий взгляд графа. – Ты доверяешь мне?

Оливия с сомнением прищурилась.

– Я никому не доверяю.

– Знаю. – Эрит немного помолчал. – Ты могла бы довериться мне сегодня ночью? О большем я не прошу. Только на одну ночь, не навсегда.

– Для людей вроде нас слова «навсегда» не существует, – печально отозвалась Оливия.