Любовники не виделись больше двадцати лет, но тут же друг друга узнали.

Несколько месяцев Люсиль и Небо пытались осмыслить свою встречу. Люсиль ломала голову над тем, любит ли она до сих пор своего загадочного принца, Небо ломал голову – я не знаю над чем. Люсиль стала тщательнее следить за собой – носить короткие юбки, душиться новыми духами, ярче красить губы, надевать перчатки во время мытья посуды (вновь обретенный любовник счел ее руки «уставшими»). Женственность и сексуальность Люсиль били через край. Вместе любовники стали посещать выставки живописи, кататься на велосипедах, на школьных каникулах на несколько дней удрали в Шамони. Они любили друг друга и разговаривали часами.

Позже Люсиль призналась Манон, что доверяла Небо свои самые сокровенные тайны, практически выворачивала перед ним душу.

Третий год образования Люсиль провела в поисках хоть малейшего заработка. Срок выплат пособия по безработице истек. Надо было как-то выживать. Несмотря на скопленные деньги, Люсиль не могла больше платить за квартиру на улице Предпринимателей и решила переехать. Недалеко от школы Люсиль сняла темную комнатушку, практически без удобств. В конце учебного года мама готовилась защитить курсовую работу и получить диплом. Над курсовой Люсиль корпела днями и часами. Дойдя до пятидесятой страницы («Контракт минимального реабилитационного дохода: педагогика переговоров»), мама попросила нас прочитать, прокомментировать и поправить текст. К защите атмосфера несколько накалилась. Люсиль парализовал страх. Она бесконечно повторяла заученную речь – с Манон или со мной, – при этом у нее дрожали руки и она ни на минуту не отрывалась от бумажки. Люсиль читала то, что собиралась сказать, заранее уверенная в поражении. В день защиты Люсиль запаниковала, замкнулась в себе и все провалила. Защиту диплома перенесли на следующий год. Мы боялись худшего. Тем временем Люсиль нашла общественно полезную работу в организации, которая помогала социопатам справляться с тяготами жизни. Люсиль исполняла ряд административных обязанностей, не более того.

Спустя несколько месяцев организация социальной помощи в лице одной женщины, с которой Люсиль впоследствии очень подружилось, подыскала маме двухкомнатную квартирку в спальном районе девятнадцатого округа. Мама вздохнула с облегчением. Люсиль очень расстраивалась, что не в состоянии себя нормально обеспечить. Новое жилье давало надежду на светлое будущее, уверенность в завтрашнем дне, снимало психологическое напряжение.

Манон только что получила диплом художника-декоратора, поэтому использовала новое жилище Люсиль в качестве экспериментальной площадки. Безликая квартира превратилась в пестрое, оригинальное, полное света пространство, где фрески создавали прекрасную иллюзию роскоши. Вскоре Люсиль переехала в свое потрясающее логово с великолепными стенами, чей бледно-зеленый фон (ею же и выбранный) напоминал чарующие глаза Небо. Кстати, Небо после нескольких месяцев идиллии во второй раз и с прежней уверенностью заявил, что не любит маму.

Тем не менее Люсиль повзрослела и стала находить радости в чем-то, кроме мужчин. Она любовалась своими растениями: геранью, плющом, петуниями, бальзамином, вербеной, герберами, хвойными деревцами…

Пурпурные, голубые, желтые, белые мысли Люсиль возносились к небу.

Со второй попытки Люсиль защитила диплом.

Это была ее самая большая победа.

Помимо «Эстетических поисков», датированных 1978 годом (текст завершается утверждением в правах инцеста), и дневника, который заполнялся буквами и словами по просьбе доктора Д. (в нем – сплошные годы забвения), большинство текстов, написанных Люсиль, относятся к девяностым годам. Я имею в виду тексты, над которыми она работала и которые набраны. Эти тексты возникают где-то в промежутке между последним выходом Люсиль из больницы Святой Анны и началом учебы, то есть в момент возрождения Люсиль.

Тогда Люсиль написала рассказ по впечатлениям своей первой госпитализации (я перепечатала оттуда несколько фрагментов, из копии, подписанной и датированной маминой рукой), а также текст под названием «No romantica», посвященный Грэхэму, нищему скрипачу, найденному мертвым, убитым в своем сквате.

Есть еще один текст, который я совершенно не помнила, а может быть, даже не читала до того, как начала расследование.

Это текст о детстве Люсиль.

Она пишет о внезапной смерти Антонена, о том, как потеря брата отозвалась в сердце острой, а затем глухой болью, затуманила разум, изменила все и навсегда: «Не видать мне больше счастливого детства». На протяжении многих страниц Люсиль рассказывает о том, какой недоступной и холодной становится Лиана, о том, как Лиана отвозит дочь на фотосессии, а затем позволяет добираться домой в одиночку. Воспоминания о «звездном» периоде детства предварены следующей фразой: «Я была красивой девочкой, и мне это дорогого стоило».

Тексты Люсиль довольно запутанные и фрагментарные – никакой хронологии, никакой логической последовательности, – они начинаются и заканчиваются внезапно.

Перерывая коробки и ящики, вверенные мне Манон, я обнаружила массу тетрадей и недатированных записей – обрывочных и ни с чем не увязанных.

Впрочем, что бы Люсиль ни писала, она всегда писала о смерти.

Тоска не бывает временной. Против тоски есть лекарство, слишком радикальное и неприятное, хотя, в общем-то, какая разница: одни умрут, другие сначала постареют, а затем умрут.

Я бы хотела заболеть неизлечимой болезнью и умереть молодой. В прошлом году мне даже насморк не удалось подхватить – вот досада.

Есть, однако, и более любопытные тексты.

Например, когда Люсиль осознает свою женскую привлекательность, она начинает фантазировать на тему соблазнения фармацевта своего квартала и пишет «пособие по искушению» под названием «Стратегия обольщения фармацевта пятнадцатого округа». В этом забавном тексте Люсиль перечисляет все, что покупала в аптеке (зубную пасту, аспирин, зубную щетку, конфеты без сахара), а также все предлоги, более или менее убедительные, позволявшие войти с фармацевтом в контакт. Пластырь от мозолей, например, сопровождался длительным объяснением способа использования и хранения в холодильнике. А назывался пластырь «Божественное избавление». Из этого эпизода общения с продавцом Люсиль делает безошибочный вывод: пять минут счастья за 11, 3 франка.

Увы, спустя несколько визитов Люсиль понимает, что молодая женщина, которую мама всегда принимала за ассистентку фармацевта, на самом деле – его супруга. Развенчание собственных фантазий немедленно сменяется новым вызовом: «Совратить еврейского фармацевта прямо на глазах жены – нелегкая задачка».

Люсиль забавляется еще какое-то время, изобретает разные забавные приманки и ловушки, но затем капитулирует.

Из литературного наследия Люсиль я больше всего люблю текст о своем сынишке, родившемся через три года после дочери (мягкая детская кожа, запах волос и птичий лепет наполняют Люсиль нежностью); юмористическую сказку, сочиненную для моей дочери; невероятный абзац о самоубийстве Пьера Береговуа; текст, на который маму вдохновили руки Эдгара, акварелиста; несколько потрясающе красивых стихотворений.

Обожаю фразу, начертанную Люсиль на каком-то огрызке листа, затесавшемся среди бумаг: «Пьермонту я говорю – НЕТ».

Я никогда не задумывалась о том, насколько писательство важно для Люсиль, и уж тем более не представляла себе, чтобы мама хотела публиковаться.

Я осознала это, читая страницы, вырванные из тетради 1993 года, на которых Люсиль недвусмысленно изъявляет желание печататься:

Фрагменты автобиографии. Думаю, это банальное название, но наиболее подходящее для моих текстов. Попробую еще разок предложить их издательствам. «Эстетические поиски» тоже предложу. Никак не могу начать работать с вымыслом. Лишь реальность влечет меня по-настоящему.