До сих пор улица Мобеж ассоциируется у нашей семьи с преданностью и усердием Лизбет; безумными проказами Варфоломея, его прогулками по карнизу третьего этажа; с фотосессиями Люсиль; с криками и гневом Жюстин; с завидным аппетитом Виолетты; с Мадам Кутюр и словом «шмутц», с воскресными пикниками и неизменной улыбкой Лианы.
Единственные два фрагмента мозаики семейной истории, которые до сих пор не желают складываться в единую картину – это смерть одного ребенка и появление другого. Так мне однажды сказала Виолетта. В коробке с вещами Люсиль я нашла дневник, где по поводу появления Жан-Марка написано: «Внезапно я осознала, несмотря на мудрые объяснения и отрицание очевидного, что любого человека можно заменить. И жизнь не убедила меня в обратном – ни любовь, ни дружба».
Я стараюсь вписать в нашу семейную историю, помимо последовательного изложения событий, страшную усталость Лианы, ее неспособность заниматься Жюстин после смерти Антонена, ее невнимательность к детям – черта, свойственная почти всем многодетным матерям, ее вечное стремление все пустить на самотек: а еще – соперничество между братьями и сестрами, сложность их отношений, их словечки, их фантазии, их страхи, тайная неуловимая связь между ними, секретное детское общество, не вполне понятное взрослым.
Я стараюсь не упустить из виду Мило, о котором на первый взгляд и рассказать-то нечего, он напоминает дремлющие воды, тихую гладь без малейшей волны. Я стараюсь правильно представить Варфоломея – Варфоломея, которого Лиана спустя два года после смерти Антонена поместила под надзор психиатра в лечебницу Некер. Варфоломей вел себя чересчур дерзко и писал в кровать. После того как Варфоломея поместили в маленькую белую комнатку-палату, Лиана вышла – якобы журнал купить – и больше не вернулась. Несколько дней подряд Варфоломей провел в отчаянии, уверенный, что родители его бросили, а потом его навестила подруга Лианы и, в полном ужасе от обстановки и персонала, порекомендовала Жоржу забрать ребенка.
Мари-Ноэль многие годы работала с Жоржем и дружила с мамой. Она знала обо всех горестях и проблемах нашей семьи. Когда умер Антонен, именно Мари-Ноэль отправилась за Варфоломеем, чтобы привезти его в Ардеш, именно Мари-Ноэль взяла к себе Жюстин, когда Лиана не могла ею заниматься, именно Мари-Ноэль позвала Лиану, обнаружив Жан-Марка мертвым в своей комнате. О моей матери Мари-Ноэль сказала: «Эта женщина – тайна, загадка».
По совету братьев и сестер Люсиль, я провела у Мари-Ноэль в гостях несколько часов и все у нее выспросила. Сейчас она уже немолода, ей больше восьмидесяти лет. Впрочем, я не уверена, что эту женщину можно назвать «старой», она слишком иронична и остроумна. Понимаю, чем она зацепила Жоржа: она умеет правильно держаться и смотрит в корень вещей. Позже Мари-Ноэль отправила мне по мейлу некоторые уточнения, а также интересовавшие меня даты. Я несколько раз переслушивала запись своего разговора с Ноэль. Она прекрасно помнит улицу Мобеж и первую встречу с моей бабушкой: Лиана тогда носила под сердцем Жюстин, а потому облачилась в просторный халат из пиренейской шерсти, она открыла дверь взлохмаченная и с огромным животом, в квартире пахло мочой, но все домочадцы уже принюхались (почти все братья и сестры Люсиль писались в постели вплоть до вполне серьезного возраста). Мари-Ноэль пришла тогда к Жоржу, моему дедушке, он работал в журнале «Радио-Кино», переименованном со временем в «Телерама». От знакомых Мари-Ноэль узнала о том, что Жорж намеревается открыть рекламное агентство.
В крохотной клетушке, служившей офисом, Мари-Ноэль и Жорж набросали первый план работы. Вскоре они нашли помещение получше, а через несколько месяцев сорвали первый куш – агентство придумало и выпустило визитные карточки для магазина «Туфельки Нинон», пользовавшегося большим успехом у шлюх с площади Пигаль. На вырученные деньги Жорж купил в итальянской лавочке разных вкусностей для семьи и пригласил Мари-Ноэль в гости на ужин.
Мари-Ноэль отлично помнит уик-энд, когда Лиана с Жоржем отправились в Лондон. Многие запомнили те выходные, но никто никогда не упрекал моих бабушку и дедушку за то, что они оставили детей одних, когда прошло всего ничего после смерти Антонена. Лично я не в силах вообразить, какими безответственными и просто беспечными надо быть, чтобы так поступить?! Хотя, разумеется, я не могу войти в положение бабушки с дедушкой. Я смутно представляю себе Париж пятидесятых годов и степень зрелости и сознательности семерых детей – старшей из них тогда стукнуло одиннадцать. Я смотрю на ситуацию с точки зрения сегодняшнего дня, чувствуя постоянную тревогу за собственных детей (я уверена, что мой страх связан с историей моей семьи).
Может быть, тот отъезд в Лондон подтверждал слепую и нерушимую веру в счастливый финал, в жизнь и в крепкую семью, которую Лиана и Жорж все-таки построили.
Виолетта и Жюстин стояли в прихожей в шапках и в пальто, застегнутых до последней пуговицы. Лиана еще раз громким голосом позвала Люсиль, которая уже час не выходила из ванной. Мадам Ришар велела прийти ровно в десять, а Люсиль провозилась так долго, что теперь девочки опаздывали. Люсиль разглядывала себя в зеркале – округлившиеся щеки, стрижку каре, огромный прыщ на подбородке. Она сделала шаг назад. Ее тело изменилось – грудь выросла, хотя у старшей сестры до сих пор половое созревание не началось. Люсиль с огромным усилием улыбнулась – способна ли она еще позировать перед камерой, смеяться и строить гримасы? Вроде бы да, хотя желания никакого…
Девочкам не терпелось померить новые платья, колготки, шляпки. Особенно Виолетта жаждала оказаться перед камерой, чтобы изящно выставить ножку в какой-нибудь шикарной туфельке. Может быть, мадам Ришар опять позволит оставить себе пару нарядов. Наконец Люсиль покинула ванную комнату и медленно надела пальто.
– Моя принцесса, если вы не желаете больше фотографироваться, так и скажите. Но на сей раз я уже договорилась. Мадам Ришар рассчитывает на вас и ваших сестер. Вы ведь уже работали для каталога «Пингвин»! Снимки получились фантастические.
Лиана протянула дочери несколько билетов на метро, которые Люсиль молча запихала в карман.
– Если дождя не будет, возвращайтесь пешком, сэкономите деньги.
Люсиль кивнула и открыла дверь. Лиана поцеловала малышек и попросила вести себя вежливо и послушно, не жаловаться, не портить прическу и выполнять все пожелания мадам Ришар.
У входа в здание Люсиль посмотрела на свое отражение в витрине. Она растолстела, вот и все. Растолстела и подурнела. Ей не хотелось подниматься в студию, встречаться с мадам Ришар и натягивать на себя какую-то одежду. Она сделала глубокий вдох и нажала на кнопку входной двери. Дверь открылась, малышки ринулись вперед и побежали к лифту.
Мадам Ришар тепло приняла Люсиль. С какой скоростью дети растут! Как Люсиль похорошела! Стала настоящей девушкой! Затем мадам Ришар наклонилась и поцеловала малышек, попросила их снять пальто. Поздравила Виолетту с удачной рекламой «Жермалин», зерновой пищевой добавки – плакаты с лицом Виолетты красовались во всех аптеках Парижа.
– Мама должна тобой гордиться…
Виолетта задорно улыбнулась и кивнула. Мадам Ришар просто растаяла:
– Начнем с Люсиль. А потом сфотографируем вас вдвоем. Надин будет подавать одежду. Но сначала помойте руки!
Люсиль проскользнула в комнату. Ей было зябко, и раздеваться она не спешила. В студии установили прожекторы и подготовили декорации. Мадам Ришар попросила поторопиться: при таком количестве работы тянуть кота за хвост – не лучшая идея. Она протянула Люсиль черно-белый свитер с отворачивающимся воротничком и плиссированную юбку с поясом. Мадам Ришар поняла, что Люсиль не хочет раздеваться в ее присутствии, улыбнулась и оставила девочку одну:
– Надо было сразу сказать, дорогая! Ты и правда уже совсем взрослая!
Люсиль облачилась в новый наряд.
В отсутствие зеркала она посмотрела на себя сверху-вниз и возненавидела свой затянутый в тряпки силуэт. Отвратительная несовременная юбка делала из девочки монашку. Тем не менее в студии Люсиль послушно устроилась на сером фоне и предоставила фотографу возможность подготовиться к съемкам. За первой фотосессией последовала другая, третья – Люсиль улыбалась, меняла позы, переодевалась, играла обручем. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой неуклюжей и некрасивой перед камерой, обнажающей все ее недостатки. Вскоре к Люсиль присоединились сестры в сандалиях и жилетах, а затем – в потрясающих вязаных платьях.
