Разговор зашел о вывешивании пакистанского флага над китайским консульством.

— Этого надо было ожидать, — сказал он. — Симпатии Пекина на стороне военного режима. Своих друзей, призывающих к борьбе против эксплуататоров и империалистов, китайцы поставили в неудобное положение. К сожалению, у нас еще немало людей, которые искренне верят демагогическим измышлениям маоистов.

…Настало 25 марта 1971 г. Вместе с корреспондентами еду в президентский дворец, где проходят переговоры. Среди журналистов вижу старого знакомого — Мазхар Али-хана. Он приехал в Дакку, чтобы подготовить несколько репортажей для журнала «Форум». Со мной знакомится человек, которого до последнего времени не было в списках иностранных корреспондентов. Это Джордж Кальмар из венгерской газеты «Непсабадшаг». Он только вчера прилетел из Дели самолетом таиландской компании. Нашего полку прибыло. Весь район, прилегающий к зданию, оцеплен бронетранспортерами. В воздухе висят три боевых вертолета. К журналистам выходит начальник штаба армии Хамид-хан, благообразный седовласый генерал. На лице улыбка:

— Все идет по плану, господа журналисты. Власть будет передана ее законным представителям. Президент покидает Дакку, чтобы объявить о своем решении из Карачи. Следите за сообщениями.

Примерно во второй половине дня в гостиницу возвращается З. А. Бхутто. Журналисты бросаются к нему.

— В последний момент переговоры зашли в тупик. Наша делегация возвращается в Карачи.

В холле я вижу еще одного старого знакомого — Махмуда Али Касури, теперь он вице-президент ППН. Пытаюсь с ним поговорить. М. А. Касури — и это забавно выглядит — начинает бегать из комнаты в комнату, оставив вместо себя своего сына Умара.

— Скажи, Умар, какие последние новости насчет переговоров? — спрашиваю я.

— Видимо, все пошло прахом. Президент улетел в Карачи. Руководство «Авами лиг» покидает Дакку. Это неспроста.

У подъезда появилось с десяток легковых автомашин. Носильщики стали выносить чемоданы. Вместе с делегацией З. А. Бхутто гостиницу стали покидать представители других политических партий Западного Пакистана. Над входом в гостиницу двое бенгальцев под равнодушными взглядами пакистанских солдат водрузили флаг «Авами лиг». Проходя мимо доски объявлений, я увидел отпечатанное на пишущей машинке сообщение: «По техническим причинам отменяются на сегодня и завтра все рейсы международных авиакомпаний».

В холле появились ребятишки — продавцы газет. Экстренный выпуск даккской «Пипл» извещал: Восточного Пакистана не существует! Да здравствует Бангладеш!

…Примерно в восьмом часу вечера приезжает личный секретарь Муджибур Рахмана и приглашает всех иностранных журналистов на пресс-конференцию к лидеру «Авами лиг». Особняк, в котором живет Муджибур Рахман, находится в центре аристократического района Дхаманди. Недалеко от дома большой пустырь, освещенный огнем разложенных костров. Студенты, вооруженные допотопными ружьями, тренируются, ползая по-пластунски, бросая учебные гранаты. Откуда-то доносится бравурная бенгальская мелодия.

Небольшой сад, в глубине которого разместился особняк, заполнен местными и иностранными журналистами, активистами «Авами лиг». Появляется Муджибур Рахман. Лицо встревоженное. Вот что он сказал нам в тот памятный вечер:

— Президент в одностороннем порядке прервал переговоры и покинул Дакку, чтобы вылететь в Карачи. Нам стало известно, что пакистанские подразделения по всей провинции, которую мы называем Бангладеш, начали с сегодняшнего утра занимать стратегические позиции. Дороги перерезаны, бенгальские полицейские заперты в казармах. Я обратился к населению с призывом сохранять спокойствие, не поддаваться на провокации, устраиваемые пакистанскими специальными службами и экстремистами. На завтра объявляется всеобщая забастовка. Я прошу журналистов объективно освещать события, не слушать разного рода сплетен и дезинформации, распускаемых властями.

Муджибур Рахмана спрашивают, верно ли, что члены Рабочего комитета «Авами лиг» покидают город.

— Да, — следует ответ. — Но я со своей семьей останусь в Дакке, что бы ни случилось.

Еще вопрос. Правда ли, что «Авами лиг» разработала план физической расправы над выходцами из Западного Пакистана и Индии?

— Какая чушь! Это все интриги служб Яхья-хана. Я вновь заявляю, что мы боремся против деспотии военного режима. Западнопакистанские крестьяне и рабочие, все угнетенные в Западной провинции — наши братья и союзники. Мы знаем, что созданные армией специальные группы пытаются натравить друг на друга различные группы. Там, где это возможно, мы стараемся пресекать действия хулиганов и экстремистов. Сообщите об этом в свои газеты.

Муджибур Рахман извиняется, говорит, что он должен нас покинуть. А у меня поручение редакции. Подхожу к нему и спрашиваю, когда он может дать интервью для «Правды». Немного подумав, Муджибур Рахман отвечает:

— Завтра, 26 марта, в девять часов утра, в этом доме. Если, конечно, позволит обстановка в городе.

В десять часов он соглашается принять репортеров из Италии и Франции.

Возвращаемся в гостиницу. Весь город пришел в движение. По улицам маршируют отряды студенческой молодежи, вооруженные бамбуковыми палками, ружьями и старинными кривыми саблями. Над головами пылают факелы. «Да здравствует Бангладеш!» — несется из репродукторов, установленных на крышах домов. С трудом добираюсь до гостиницы. Водитель мотоколяски отказывается брать деньги за проезд. Машет рукой: мол, не до этого. Солдаты, несшие охрану «Интерконтинентал», куда-то исчезли. Доступ в гостиницу свободный.

В холле творится что-то невобразимое. В разных углах идут импровизированные пресс-конференции. Выступают представители повстанческих молодежных отрядов. Все говорят об одном: о необходимости вооруженной борьбы против режима Яхья-хана. Одни соглашаются с тактикой «Авами лиг», другие ругают Муджибур Рахмана за осторожность и медлительность. Вспыхивает небольшая потасовка между представителями различных повстанческих отрядов. Но их быстро разнимают студенты с повязками на рукавах «Милиция Бангладеш».

На курительных столиках в фойе появляются листовки и прокламации «Авами лиг», объясняющие причины срыва переговоров. Население предупреждают, чтобы оно не поддавалось на провокации и сохраняло выдержку. Подчеркивается, что враг бенгальцев — военная деспотия, но ни в коем случае не население Западного Пакистана.

Молодой паренек наклеивает на входную стеклянную дверь прокламацию Коммунистической партии Бангладеш. Она сразу же привлекает внимание корреспондентов. В ней говорится, что компартия, с 1954 г. находившаяся на нелегальном положении, выходит из подполья. Партия поддерживает «Авами лиг» в борьбе за свободу и национальную независимость. Коммунисты осуждают тактику террора и экстремизма, взятую на вооружение некоторыми организациями, выступают за единство действий всех национально-патриотических сил.

Ко мне подходит Шахидулла Кайсар.

— Видимо, это последний мирный день Дакки, — говорит он. — Я пришел специально предупредить, что пакистанская армия выступила. По телефону из Нараянгаджа наши товарищи сообщили, что комитеты «Авами лиг» и Национальной народной партии блокированы десантниками. Танкисты обстреляли общежития рабочих джутовых предприятий.

Буквально через несколько минут в холл врываются солдаты. Офицер подносит к губам портативный громкоговоритель и предлагает всем посторонним покинуть гостиницу, а иностранцам подняться к себе в номера. Солдаты начинают прикладами гнать к выходу посетителей, где уже стоят грузовики, крытые брезентом. Шахидулла Кайсар пожимает мне руку и скрывается за дверью, которая ведет в подсобные помещения. За ним устремляется солдат. На его пути появляется хрупкая бенгалка, книжный киоскер при гостинице. Солдат хватает ее за косу и волочит к грузовику. Размахивая прикладами, пиная ногами, солдаты отгоняют нас, журналистов, к лифту. Один из журналистов делает несколько снимков, когда солдаты избивают бенгальца-коридорного, у которого обнаружили эмблему «Авами лиг». Журналист пытается затеряться среди нас. Но его выталкивают, отнимают фотоаппарат и разбивают его об пол.