В небольшой комнате, которая служит и приемной, и местом, где обычно собираются журналисты, чтобы посудачить о своих делах, нас терпеливо ожидал Шахи-дулла Кайсар. Поездку в университет пришлось отменить.

— Чудовищная провокация. В городе произошли столкновения, — сказал Шахидулла. — Бенгальские экстремисты жгут лавки, убивают людей, говорящих на урду. А те, поддержанные джамаатовцами, отвечают тем же. Полицейские попрятались.

Примерно часа через два стали приходить репортеры. Своими рассказами они дополнили картину страшной трагедии, разыгравшейся на улицах Дакки. Между двумя группами населения — «урдуменами» и бенгальцами — произошла резня. Судя по всему, организаторы провокаций готовились давно и лишь ждали повода. Такой повод, конечно, нашелся.

В соответствии с решением правительства регистрационные карточки избирателей должны были заполняться на урду в Западном Пакистане и на бенгали в Восточной провинции. В примечании к этому решению указывалось, что небенгальцы, проживающие в Восточном Пакистане, могут заполнять эти карточки на урду. А бенгальцы, находящиеся в западной части страны, могут заполнять карточки на своем родном языке.

Власти же не сообщили своевременно населению Восточной провинции, что бенгальцам, проживающим в западных районах, тоже предоставлено право пользоваться родным языком. Провокаторы немедленно использовали эту оплошность. Они повели разговоры о том, что бенгальцев дискриминируют на Западе, что их вообще хотят там лишить права голоса. Людей же, говорящих на урду, сбивали с толку тем, что, мол, бенгальские националисты разработали план физической расправы над ними, если они будут заполнять карточки в Восточном Пакистане на урду.

Демократические организации не придали особого значения подстрекательской возне провокаторов. И вот Дакка стала ареной кровопролитных столкновений.

В разгар побоища вице-адмирал С. М. Ахсан, губернатор провинции, пригласил в телестудию представителей ведущих политических и общественных организаций. Те пришли и обратились к населению города с призывом прекратить погромы, разойтись по домам. Но резня продолжалась. Лишь к вечеру, когда в город вошли моторизованные части, удалось восстановить порядок. Никто не считал, сколько жителей стали жертвой этой провокации.

Вместе с Али Аксадом и Шахидуллой Кайсаром мы ехали по улицам, где только-что разыгралась трагедия. Жуткая картина представилась нам: сожженные дома, разбитые автомашины, порванные электропровода. Санитарные машины подбирали искалеченных. Убитые, среди них очень много женщин и детей, с перерезанным горлом и разможженной головой, лежали там, где их застигла смерть.

Возле овощного рынка, где произошла особо страшная резня, женщины помогали врачам перевязывать раненых. Это были активисты из Демократической женской федерации. Среди них я увидел Бегум Суфию Камал. Она плакала. Отовсюду неслись стоны.

Прислонившись к стене каменной ограды, сидели два окровавленных человека. Устало и безучастно смотрели они по сторонам. Один — бенгалец, рабочий с завода по производству содовой воды, второй — пуштун, слесарь автомастерской. Мои друзья спрашивают бенгальского рабочего:

— Зачем дрался?

— Пью чай с моими товарищами, — рассказывает он, — как вдруг подсаживается к нам адвокат, мы его все хорошо знаем. Так вот он говорит, что хозяин завода — панджабец — всех нас уволит, если мы не заполним карточки на урду. В Карачи, мол, на цементном заводе начали выгонять с работы бенгальцев. Обозлились мы, выходим, а навстречу бежит этот пуштун с ножом. Мы его сбили с ног…

— А я, — отвечает пуштун, — ремонтировал машину. Вдруг слышу — кричат, что в наши дома ворвались бенгальцы и убивают детей. Я схватил нож и к своим на помощь…

Вот так действовали провокаторы. После выяснилось, что никто не нападал на дома, где жили пуштуны. Это подтверждает и его плачущая жена, которая стоит рядом с нами.

Поздно вечером по местному телевидению выступает губернатор С. М. Ахсан, на этом посту он всего около трех месяцев. Он выражает соболезнование семьям пострадавших и заверяет, что власти накажут зачинщиков убийств и погромов. Трагедия, разыгравшаяся на улицах города, добавляет губернатор, лишний раз убеждает в необходимости сохранения в стране военного положения.

Вслед за ним на экранах телевизоров появляется лидер местной организации «Джамаат-и ислами» проф. Гулам Азам. Оказывается, ему уже известно, кто организовал братоубийственное побоище. Это коммунисты, пробравшиеся в «Авами лиг» и Национальную народную партию. Это индийские и советские агенты, наводнившие Пакистан, враги ислама. Он призывает население разоблачать подрывные элементы и доносить обо всех подозрительных лицах службе безопасности.

В эту же ночь полиция проводит массовые облавы в Дакке, совершает налеты на редакции газет «Сангбад», «Иттефак» и «Пурбодеш». Задержаны в основном активисты прогрессивных организаций, журналисты и деятели культуры, абсолютно не причастные к событиям. Полицейские наведывались даже в дома Ахмад Джасимуддина и Бегум Суфии Камал.

Руководители организаций, в адрес которых сделал клеветнические выпады лидер «Джамаат-и ислами», возмутились. Они посылают представителей к нему, чтобы выяснить, на каких фактах джамаатовец основывал свое выступление. Приезжают к нему домой. У ворот солдатский патруль. Самого хозяина дома нет. Улетел по каким-то делам в Лахор. Представители едут на телевидение и радио, встречаются с людьми, отвечающими за передачи. Они требуют разъяснения по поводу заявления Гулам Азама.

— В своем выступлении лидер «Джамаат-и ислами», — заявляют им, — высказал личную точку зрения, за которую ни радио, ни телевидение не несут ответственности.

— Тогда позвольте нам тоже сделать личное заявление.

— Это невозможно. Ваше заявление сейчас просто неуместно. Оно разбередит раны людей, а это может вновь вызвать беспорядки.

…Настало время отлета в Карачи. Я заехал попрощаться с Суфией Камал. На веранде, куда она меня провела, сидели ее друзья — художник Зейнул Абедин и редактор «Сангбада» Ахмадулла Кабир. Дакка все еще находилась под впечатлением разыгравшейся трагедии. Собеседники говорили о политической обстановке в провинции и в городе, о том, что подобного рода провокации устраиваются экстремистами и отдельными маоистскими группами с целью создания «революционной ситуации». Власти же используют столкновения для усиления репрессий против национально-патриотических организаций.

Суфия Камал сказала:

— Случившаяся трагедия осложнила подготовку к празднованию Великого Октября, которую начало Общество дружбы. Тем не менее пусть с опозданием, но эта замечательная годовщина будет отмечена в Дакке и в других городах провинции.

Делясь планами на будущее, она рассказала и о том, что общественные организации готовятся к празднованию столетия со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Предполагается создать в провинции юбилейный комитет, в который войдут представители различных политических, общественных и профсоюзных организаций.

— Когда все станет ясным, — сказала она, — то обязательно дадим знать вам в Карачи и советскому посольству в Исламабад. Мы хотим, чтобы на праздновании вместе с нами были и советские люди.

…Карачи. Конец декабря 1969 г. Моросит мелкий дождь. Ветер обрывает с деревьев листья, шумит в пальмовых кронах. Вообще декабрь — месяц капризный и промозглый. Но в этом году добавился еще и холод, принесенный ветрами из пустынь Белуджистана. По ночам температура опускается до +6°. В этих местах, где помещения не отапливаются, а полы каменные, холодно.

Тяжко переносит непогоду рабочий люд, их семьи, живущие на рабочих окраинах Коранги, Лари, Назимабад, где крышей служит подчас навес из гофрированного железа. Надевают на себя все, что есть теплого: простыни, одеяла, шарфы. В воздухе стоит запах кизяка, жженой бумаги, едкий дым стелется над крышами.

Полицейские машины, объезжающие по утрам город, подбирают нередко с улиц трупы. Это нищие и бездомные, истощенные от постоянного недоедания и болезней, не выдерживают холодов.