— Ты права, конечно. Кому же это знать, как не мне? — с коротким сухим смешком признал Джастин, бессильно опустил руки и повернулся к двери.

— Джастин! — окликнула его Эмили, напуганная тем, что в глазах его метнулось выражение боли и беспомощности.

Он вышел из столовой нетвердой походкой смертельно раненного человека. Эмили осталась одна среди руин званого ужина, опустилась на стул и закрыла лицо ладонями.

Долгие годы ей внушали: Эмили Клэр Скарборо плохая, дурно воспитанная девочка, ей не место в приличном обществе. Это повторяли столь часто и убежденно, что заронили в душу сомнения и она почти готова была поверить недругам. Поэтому когда Джастин вновь отдалился и скрыл свое истинное лицо за маской холодной учтивости, Эмили прибегла к своему излюбленному оружию — бросила вызов приличиям. Нечесаная, бродила она по дому в старых потрепанных брюках, которые Джастин бросил в мусор, и потертом пиджаке для верховой езды, доставшемся ей от Эдит, дерзила и проказничала.

Однако пробить защиту герцога оказалось непросто, он реагировал на выходки подопечной спокойно. Когда Эмили начала пересыпать свою речь непечатными словами, которые произносила небрежно, как бы мимоходом, Джастин не стал делать ей замечаний, а нанял преподавателя английского языка, учителей рисования и танцев.

Правда, в течение недели все трое покинули Гримуайлд, вздрагивая при одном упоминании имени их воспитанницы. После того как хозяин дома обнаружил, что все его брюки за одну ночь превратились в шорты, он пригласил портного и велел пошить новые. А когда она забила тряпьем дымоход в кабинете и комнату заволокла туча копоти и сажи, хозяин дома стал работать в библиотеке, а кабинет приказал вычистить, вымыть и проветрить.

Раньше Джастин хотя бы изредка попадался на глаза слугам и членам своей семьи, но теперь он практически исчез. По ночам в доме больше не звучала музыка, и концертный рояль в гостиной покрылся слоем пыли. Поговаривали, что резкие перемены настроений герцога — он то был радостно возбужден, то грустил без видимой причины — объясняются травмой головы, которую он перенес во время дальних странствий в экзотических местах. В то же время никто не мог даже предположить, чем вызвано странное поведение мисс Эмили, пока старший конюх Джимми, правоверный католик, не заявил, что в нее вселился злой дух. Джимми божился, что однажды ночью вышел прогуляться во двор и своими глазами видел, как в освещенном окне спальни мисс Эмили летали по воздуху различные предметы, к полету не приспособленные, и все это сопровождалось такими крепкими проклятиями, что он сбежал домой, зажав уши, подальше от греха.

Сесилии и ее матушке было направлено официальное извинение за скандальное происшествие на званом ужине, оно было принято в полном молчании, но это отнюдь не означало, что дамы, оскорбленные до глубины души и в лучших чувствах, будут держать языки за зубами. По всему Лондону разнесся слух о том, что подопечная герцога Уинтропа окончательно спятила, ведет себя дико и ее следовало бы упрятать в сумасшедший дом, пока никто не пострадал от ее выходок. Приглашения на бал, который намеревалась дать герцогиня, чтобы вывести Эмили в свет, ценились на вес золота: каждый стремился любым путем заполучить заветную карточку в надежде хоть глазком глянуть на девицу, о которой говорили все.

Однажды утром в морозный январский день дверь кабинета широко распахнулась и туда ворвалась Эмили. По пятам за ней следовал Пенфелд, а за его спиной галдела толпа слуг.

Джастин соблаговолил поднять глаза, оторвавшись от бумаг. Шум и гвалт перекрыл его густой голос:

— Доброе утро, Эмили.

С места в карьер Пенфелд принялся наводить порядок на столе, где все было разложено в образцовом порядке. Глаза Эмили метали громы и молнии, она держалась особняком, а слуги тараторили наперебой.

— Сэр, я вынужден настаивать, чтобы вы уделили мне минуту своего драгоценного времени...

— ...ваша светлость, нет больше моего терпения... еще один день, и я...

— Вам следует что-то предпринять, милорд, требуются самые срочные меры, иначе она подожжет дом и мы все сгорим.

Джастин поднял руку, призывая к молчанию.

— Пожалуйста, высказывайтесь по очереди, по одному.

Вперед выступила старшая повариха Грейси, остальные примолкли из уважения к ее возрасту и к тому, что она долгие годы провела в Гримуайлде, обслуживая семью Конноров.

— Вы знаете, ваша светлость, что я никогда не сую нос в дела семьи, признаю, что у девочки доброе сердце, и вообще... однако...

— Продолжай, Грейси, я тебя внимательно слушаю.

Повариха смачно высморкалась в передник и продолжила:

— Недавно я буквально на секунду оставила пирог с ревенем на подоконнике, сэр, и теперь мы остались на обед без пирога.

Из-за плеча Грейси показался длинный нос горничной с лошадиным лицом.

— Пирог, сэр, не понадобится. Его специально испекли к приходу священника, но, когда он пришел, мисс Эмили ему сказала, что он может засунуть свой молитвенник в...

Ябеду перебил молодой конюший, осуждающе зацокавший языком, горничная наклонилась и завершила свой рассказ шепотом на ухо герцогу, он взглянул на нее с живым интересом и задумчиво пробормотал:

— А я-то думал, что это невозможно.

Закатив глаза, Эмили притоптывала ногой, давая понять, что ей невыносимо скучно и противно. Мимо нее протиснулся слуга, обслуживающий Гарольда, Герберта и Гарви.

— Это все пустяки, ваша светлость. Посмотрите, что она сделала с цилиндром, который мой хозяин купил, чтобы надеть на балу на будущей неделе.

Он продемонстрировал головной убор, из недр которого слышались писк и мяуканье.

— Если не ошибаюсь, там котята? — с улыбкой спросил Джастин, взял цилиндр и заглянул вовнутрь. — Значит, мисс Эмили развела в цилиндре котят?

— Нет, сэр, она котят не разводила, а положила цилиндр на конюшне с таким расчетом, что его найдет беременная кошка. Так и случилось. Представляете, что будет, когда об этом узнает господин Гарольд? Да он с ума сойдет!

Джастин улыбнулся еще шире.

— Господин Гарольд, говоришь? — переспросил хозяин дома и вернул цилиндр слуге. — Положи назад в конюшню. Если господин Гарольд наконец догадается найти работу, у него появится возможность купить новый цилиндр. А теперь все свободны.

— Но, сэр...

— Ваша светлость, да ведь времени почти что не осталось. Если помните, бал намечен на пятницу...

— Милорд...

— Всего хорошего! — Тон Джастина не предвещал ничего хорошего.

Ропот моментально стих, и слуги потянулись из кабинета. Шествие замыкал Пенфелд, осуждающе покачивая головой и что-то недовольно бормоча под нос. Дверь тихо прикрыли, и Джастин остался наедине с мрачной Эмили. Герцог снял очки для чтения, откинулся в кресле и молча осмотрел подопечную с ног до головы. Если она пыталась выглядеть мальчишкой, то надо признать, что ничего у нее не вышло. Потрепанные брюки лишь подчеркивали тонкую талию и плотно облегали аппетитный зад. А пиджак для верховой езды, пошитый на фигуру Эдит, не учитывал высокой груди, и вытертую ткань распирало спереди, поскольку Эмили не носила корсета.

Девушка стояла с высоко поднятой головой, расправив плечи и гордо выпрямившись, только легкий румянец на щеках выдавал смущение под взглядом герцога. Да, приходилось с грустью признать, что Эмили очень гордая девушка, с обостренным чувством собственного достоинства, а поэтому легкоранимая и несговорчивая, на редкость строптивая.

— Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание? — осведомился Джастин, положив подбородок на скрещенные руки.

Эмили скрестила руки на груди, сдунула упавший на глаз локон и отчеканила:

— Вруны и ябеды, будь они прокляты. Все врут.

— Священника не обижала?

— Какого черта? Конечно, нет.

— Пирог с ревенем вряд ли ты съела сама?

— Естественно. Отдала Пудингу. Бульдоги обожают пироги с ревенем.

— И новый цилиндр Гарольда оказался на конюшне, конечно, совершенно случайно? И кошка тоже совершенно случайно решила рожать именно там?