В полном смятении Эсмеральда направилась к выходу.

— Герцогиня!

— Да? — Она нехотя обернулась.

— Кажется, вы не закончили меня мыть, милочка? — Невинно глядя на нее, Билли выудил из таза мочалку и протягивал ей. — Я ждал, когда же вы снова этим займетесь, а вы вдруг уходите!

Он обрадовался, увидев, что она приближается к кровати, но не заметил мстительной улыбки на ее губах.

— Вы совершенно правы, мистер Дарлинг, — ласково пропела девушка. — Какая небрежность с моей стороны! — Она подняла тазик. — Я забыла ополоснуть вас!

Сдернув с Билли простыню, Эсмеральда опрокинула целый таз воды ему на колени, после чего вылетела из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Ну, подожди! Я отплачу тебе за это, негодная девчонка! Клянусь, отомщу! — кричал он ей вслед и громко хохотал.

Эсмеральда прислонилась спиной к двери, зажимая рот. Ее тоже разбирал смех.

— Вот этого я и боюсь! — пробормотала она.

...Наконец Билли достаточно окреп, чтобы самостоятельно мыться и есть. В тот вечер Эсмеральда тайком наблюдала, как он бреется перед старым зеркальцем, придерживаясь одной рукой за стену. Увидев ее отражение в зеркале, он метнул на нее такой свирепый взгляд, что девушка поспешила ретироваться.

Ночью Эсмеральда устроилась спать на полу в главной комнате вместо уже ставшего привычным кресла-качалки рядом с кроватью Билли. Разбудили ее дразнящие ароматы теста для бисквитов и жарящегося бекона. Вкусные запахи вызвали чувство острого голода, и, накинув старенькое одеяло поверх ночной рубашки, еще сонная, она побрела к столу.

К ее великому удивлению, у раскаленной плиты орудовал Билли. Зоя, сгорбившись, сидела за столом. У ее ног устроилась Сэди, смотревшая на происходящее большими влажными глазами.

Билли ловко разбил очередное яйцо и вылил его на сковородку. У Эсмеральды горло пересохло от жажды, и она с радостью увидела на столе кувшин пенящегося молока.

Положив часть яичницы в тарелку, Билли поставил ее перед матерью. Зоя брезгливо сморщила нос и опустила тарелку на пол. Сэди тут же ткнулась носом в невиданное лакомство, в восторге колотя хвостом по ножке стола.

Билли быстро наполнил другую тарелку и передал ее Эсмеральде. Ярко-желтые яйца, мягкие в серединке и поджаренные по краям, тонкие ломтики золотистого бекона, пышный и благоухающий бисквит! Девушка восторженно ахнула и одарила Билли благодарной улыбкой, но он уже повернулся к плите.

— Доброе утро, девушка, — прогремела Зоя таким густым басом, что даже Вирджил съежился бы от страха.

Застигнутая врасплох неожиданной любезностью, Эсмеральда чуть не поперхнулась.

— Д-доброе утро, миссис Дарлинг.

— Нечего разводить такие церемонии. — Зоя протянула через стол чудовищно толстую руку и похлопала Эсмеральду по плечу. — Зови меня просто «мама».

Эсмеральда растерянно уставилась на нее.

Улыбка Зои производила еще более пугающее впечатление, чем ее обычно хмурое лицо. Эсмеральда отпила молока, чтоб пропихнуть застрявший в горле кусок бисквита.

— Это очень великодушно с вашей стороны, мэм. Моя мама умерла, когда я была еще маленькой.

Зоя схватила уголок одеяла и стерла с ее губ полоску молока.

— Я всегда мечтала иметь дочь вместо этой команды совершенно бесполезных парней. Даже выйдя замуж, она всегда остается преданной своей матери. — Зоя с сожалением покачала головой. — Каждая женщина должна иметь дочь. Когда у нее появятся дети, она сможет понять, как мучилась ее мать, рожая и воспитывая ее.

Вспомнив Бартоломью, Эсмеральда грустно улыбнулась.

— Возможно, ваши страдания ценятся больше, чем вы думаете.

Зоя смотрела поверх головы Билли.

— Мои сыновья ценили только то, что могли съесть, или украсть, или...

Билли откашлялся и спокойно взглянул на мать, та пробурчала что-то невразумительное.

Эсмеральда снова взяла вилку, другой рукой машинально заправив за ухо прядку волос.

— Думаю, девушка, тебе следует причесаться. Не годится сидеть за столом в таком виде.

Зоя тяжело выбралась из-за стола и, топая, как бегемот, подошла к буфету. Порывшись в коробке с нитками, она вытащила оттуда выцветшую ленточку. Зоя собрала волосы Эсмеральды в пучок и с невероятной ловкостью завязала ей на затылке бант. Глаза у Билли странно сверкнули.

— Ну, вот. Правда, красиво? — Зоя отступила на шаг, любуясь своей работой.

— Спасибо, мэм... я хочу сказать... миссис... мама, — выдавила наконец Эсмеральда.

Билли усмехнулся:

— Не будем церемониться, миссис Дарлинг. Может, мне тоже звать вас мамой?

Зоя нахмурилась. Она молча направилась к выходу, прихватив по дороге топор. Сэди бодро прошлепала за ней.

Билли невозмутимо вернулся к своему завтраку.

— Тебя не волнует, что твоя мать так сурова с тобой? — спросила Эсмеральда.

— Она имеет на это право, — ответил он, аппетитно впиваясь белоснежными зубами в свежий бисквит. — Мы не виделись с ней целых четырнадцать лет.

Билли запивал бисквит молоком и слизнул пену с губ.

— Когда я сказал ей, что собираюсь вернуться в Миссури и примкнуть к шайке кровавого Билла, в которой были мои братья, она не проронила ни слова. Я был единственным из братьев, кто поехал с ней в Нью-Мехико, чтобы помочь ей устроиться, и она, видимо, решила, что я останусь с ней. Когда я уходил, она даже не пыталась меня удержать. Мне было бы легче, если бы она заплакала или ударила меня. Но после смерти отца у нее просто не осталось слез. — Он грустно покачал головой. — Я никогда не выносил женских слез и дал себе слово найти тех негодяев, которые заставили плакать мою мать.

— Так, значит, вы были там, — поразилась Эсмеральда, — в ту ночь, когда вашего отца... убили?

Он кивнул:

— В то время я был тощим и слабым тринадцатилетним мальчишкой. Что я мог сделать? В отчаянии пытался остановить солдат, но они, конечно, оттащили меня. Потом, когда они наконец ушли и я перерезал веревку, на которой они повесили отца, было уже поздно.

Эсмеральда пришла в ужас и постаралась отогнать от себя это страшное видение.

— Если бы у вас тогда в руках оказалось ружье, они убили бы и вас, а ваша мать провела бы эти четырнадцать лет, оплакивая вас обоих.

— Думаю, она и так оплакивает меня... Конечно, нельзя обвинять ее в том, что она тяжело восприняла мой уход. Ведь я был ее последней надеждой. Она всегда мечтала о том, что ее мальчики добьются лучшей доли, чем их отец — бедный фермер. И уж, конечно, не думала, что они станут преступниками. Между прочим, ее родной брат был юристом, работал в Спрингфилде.

Эсмеральда с сочувствием смотрела на Билли.

— Должно быть, она вас очень любила, — тихо сказала она.

Билли смущенно улыбнулся.

— Вы знаете, — смущенно сказал он, — мама всегда выделяла меня. Братья так ревновали, что готовы были продать меня цыганам.

— Мистер Дарлинг, а как вам удалось узнать эту историю? — спросила Эсмеральда.

— Да попалась где-то на глаза, — невнятно пробормотал он, откусывая новый ломтик бисквита.

Но Эсмеральда отлично знала, где именно она ему попалась на глаза — на страницах старой семейной Библии. Знала она и то, что он станет горячо отрицать это, если его прижать. Точно так же, как отрицал принадлежность ему книжек о подвигах знаменитых полицейских. Так же, как отрицал бы свое страстное желание стать одним из них.

— Мама всегда оставляла мне самые лакомые кусочки, — продолжал Билли, — а я буквально изводил ее в те дни, когда она пекла что-нибудь. Она притворялась, что ужасно сердится, и выгоняла меня из кухни, а потом я находил на столе вот этот самый кувшин с молоком и здоровенный кусок пирога. Да, она всегда любила меня...

«Разве можно было его не любить!» — подумала Эсмеральда.

Как могла Зоя Дарлинг не любить своего красивого смелого сына, восставшего против жестокости и разгула братьев? Мальчика, который в раннем детстве вынужден был видеть то, что никогда не должны видеть дети? Который, несмотря на все эти ужасы, вырос добрым и нежным. Разве можно было его не любить?!