— Гус, прекрати!

— Хозяин прохаживался взад и вперед по узкой тропинке, явно не в духе. «Вчера ты спросила меня, Кэтрин, не посадить ли нам в саду яблони. Яблоки, действительно, вкусный плод, но я слышал, что в этом диком краю они могут иметь опасные и сомнительные свойства. Посему опасайтесь яблок». Наши пальцы все еще были переплетены и мы улыбались друг другу.

Уничтожив белладонну, мы втроем продолжили путь, однако хозяин вдруг снова внезапно остановился, словно носильщик портшеза, застигнутый шквалом. «Что это там жужжит, Гус?» — «Пчела?» — «Это не пчела. Жужжит гораздо громче». — «Может быть, шершень?» Я обеспокоенно оглядел цветы: в этой новой стране водятся твари, противные моему утонченному вкусу. «Нет. Звучит не так». — И тогда я увидел.

— Это было чудеснейшее крохотное создание, Гус.

«— О Боже, сэр, — воскликнул я, — это птица. Крошечная птичка, сэр. Не больше шершня». — «Возможно ли такое? Посмотри лучше». — «Точно птица. С малюсенькими шелковыми перышками и лапками тонкими, как у паука. Она переливается всеми цветами радуги и ни на миг не останавливается. И как же она проворна, мистер Мильтон! Она словно блестка мерцающего света».

Слегка нахмурившись, хозяин отступил назад. «Относится ли она к пернатым?» — «Только взгляните. Она сует клюв в цветок и парит над ним». — «Должно быть, это какой-то каприз природы, уродливое потомство ворон и мух». — «Нет-нет, не так: она слишком красива». — «Идем отсюда, Гусперо. В этом первобытном мире есть безымянные существа, с которыми было бы опрометчиво соприкасаться. Я уверен, что это создание — плод какого-то омерзительного совокупления. Идем отсюда». И он повел нас обоих прочь из сада.

— Но я обернулась, чтобы полюбоваться птичкой. Она была очаровательна, Гус, в своем путешествии от цветка к цветку.

— Однако в саду это было не единственное чудище. О нет. Помнишь, как однажды днем я оставил хозяина лежать в старом гамаке, который натянул между двумя кедрами? Жарища стояла адова, хотя весна только наступила, и мистер Мильтон был в одной льняной рубашке и коротких штанах, а белая шляпа на голове делала его, прости меня, Кейт, похожим на простого девонширского садовника. Я уже вышел на главную улицу, — направляясь, конечно же, к тебе, — как вдруг услышал истошный вопль. Бросился со всех ног назад с криком: «Что, что случилось?» — и увидел мистера Мильтона в гамаке с поджатыми ногами. — «О Гусперо, тут гремучая змея». — «Что?» — «Она на земле подо мной? Поднимает голову? Раскачивается в мою сторону?»

Я ринулся в дом и выскочил в сад через заднюю дверь. Сначала все было тихо, но потом раздался треск. Мистер Мильтон снова издал вопль, а потом выкрикнул: «Ты, Змий! Хитрейшее из полевых созданий! — Наступило молчание: не сомневаюсь, змея его услышала. — Затейливейший лабиринт колец! Тварь, яд в себе таящая лукаво!»

В эту минуту к садовой изгороди подбежал Храним Коттон. «Что произошло, мистер Мильтон?» — «О дорогой брат, здесь змея. Мне кажется, она обвивает меня своими кольцами». — «Погодите, сэр. Ничего не предпринимайте. Я приведу моего сына». — «Его зовут Зефания Коттон?» — «Да». — «Слава Господу за избавление!»

— Ты знаешь Зефанию не хуже меня, Кейт: он находит жуткое удовольствие в ловле и истреблении змей. Я видел, как он хватает змеюк за хвост и с наслаждением крутит ими у себя над головой, точно фокусник на Гринвичской ярмарке.

— Мне он никогда не нравился, Гус. Порой он так странно на меня поглядывает. Словно хочет поймать в капкан.

— Я уже с ним поговорил: теперь он в твою сторону и мигнуть не посмеет. В сад он явился тотчас же, расплывшись в улыбке, с длинным шестом и заточенным камнем. «Ого, мистер Мильтон, — заговорил он. — Змея-то попалась здоровенная». — «Где она, добрый Зефания?» — «Совсем недалеко от вас. Нет нужды тревожиться, сэр. Это дьявольское отродье вас не тронет. — Наш хозяин отер ладонью лоб. — Она длиннее ярда, сэр. Шея у нее невелика, однако я знаю, что они живьем глотают цыплят, за которых в Англии дали бы три пенса. — Болван громко разглагольствовал, приближаясь к змее; я ее, наконец, увидел: она лежала на земле, свернувшись в кольца. — В любом случае вы бы остались живы, сэр. При укусе надо только выпить блюдце масла для заправки салата и пожевать немного змеиной травы. — Я вгляделся пристальней и различил желтое брюхо и спину змеи, сплошь усеянную черными и зелеными метинами. — Туземцы называют ее аскук\ — Выкрикнув это слово, Зефания набросился на змею, размозжил ей голову заостренным камнем и принялся колотить шестом. — Издохла, мистер Мильтон. Искромсана на куски». — «Благодарю тебя, Зефания. Отличная работа. — Он повернул голову ко мне. — Где ты там, Гусперо? Помоги мне, пожалуйста, выбраться из гамака. Ноги совсем затекли». — «Я теперь рядом с вами, сэр». — «Я был на волосок от смерти. Змея едва не вонзила в меня свои ядовитые зубы».

Зефания тихо ликовал, видя меня униженным: я уже тогда заметил, как он из-за тебя потерял голову.

«Яд черный как чернила, мистер Мильтон, — прошептал он. — Зубы острее алмаза». — «Вот именно. Ее убрали из моего сада?» Зефания подцепил змею шестом и швырнул через изгородь на дорожку. Мистер Мильтон, услышав, как тело убитой змеи брякнулось о землю, широко улыбнулся: «Сегодня мы были избавлены от громадной опасности. Причем без малейшего участия со стороны моего слуги, чья забота, в любом случае, оказалась бы не лишней. — Змеелов хихикнул и указал на меня пальцем. Я промолчал, помогая мистеру Мильтону выбраться из гамака. Панический страх миновал, и он теперь пришел в хорошее расположение духа. — Все же это восхитительная роща, — заметил он, ни к кому не обращаясь. — Это сад, где растут деревья Господа. Никакие змеи ему не страшны!»

Итак, дорогой брат Реджиналд, я лишь чудом избежал укуса ядовитой змеи. О, какие хвалы я вознес Господу, когда уяснил, что Он сохранил мне жизнь ради моих трудов в диком краю! Без сомнения, только Божий промысел позволил братьям провести эти первые месяцы под моим началом в спокойствии и благонравии. Не обошлось и без вздохов усердного прилежания: братья принуждены были возделывать нетронутую целину, подобно слугам Иеговы, взрыхляя поросшую кустарником почву мотыгами, а подчас пуская в ход и собственные богоугодные руки. Но Провидение поддерживало нас во всем, даже в делах природы. Семена ржи привезли из Англии, но когда мы огородили поля для посева злаков, меня известили, что местное зерно, купленное у соседей, гораздо более плодородно и способно дать и два урожая. В первые месяцы нашей жизни здесь шел дождь и гремели грозы, москиты и прочие крупные насекомые расплодились в неимоверных количествах, однако позднее погода переменилась. В огородах мы начали садить тыквы, дикий лук и всякие другие овощи. «Пусть никто, — предупредил я, — не вздумает устраивать шутовство с тыквами. Ими Господу угодно питать свой народ». Наш городок начал разрастаться. В первые месяцы 1661-го года, ко всеобщей радости, завершилась постройка четырех улиц, которые сходились на равнине в одной точке.

Я описал все это Натаниэлю Калпепперу «Кудеснику», преуспевающему и одухотворенному священнику из Нью-Плимута: он вознамерился вновь меня посетить ради благочестивой беседы.

«Наш городок, — заметил я, когда мы прогуливались у меня в саду, — по форме напоминает fleur- de-lys, вы не находите?» — «Простите, сэр?» — «Геральдическую лилию». — Я прибег к лондонскому выговору, более годному для его грубого слуха.

«У меня нет времени для цветов, мистер Мильтон. Я выращиваю настоящий виноград».

Я мягко его пожурил. «Вспомните о Песни песней Соломона, где Христос аллегорически пробуждает Церковь. Разве нет там изобильных садов и цветов? — Добрый пастырь явно затруднился припомнить этот отрывок, но я, без тени укоризны в голосе, переменил тему. — А где тот индейский юноша, что сопровождал вас в прошлом году? Его звали Мамми или что-то вроде этого?» — «Его больше нет». — «Нет?» — «Он мертв. Его уличили в краже лошади. И, согласно требованиям закона, повесили. Потеря невелика: он вышел из повиновения и впал в угрюмость». — «Грустно это слышать». — «В здешних местах, мистер Мильтон, смерть является необходимым уроком».