Целую милю он безудержно хохотал, сам удивляясь, почему ему так смешно.
Невилл отложил книгу. Он снова взялся читать о лимфатической системе, смутно припоминая что-то подобное, прочитанное несколько месяцев назад, в пору его «помешательства», как Невилл теперь называл тот период. Но тогда прочтенное не оставляло в памяти никакого следа, знания не находили практического приложения.
А теперь казалось, что это возможно.
Тонкие стенки кровеносных капилляров позволяют плазме вместе с клетками крови – красными и бесцветными – просачиваться в ткани. Эти потерянные кровеносной системой вещества со временем возвращаются в нее через лимфатические сосуды – их приносит водянистая жидкость, называемая лимфой.
На обратном пути в кровеносную систему лимфа проходит через лимфатические узлы, в которых течение прерывается. Из лимфы извлекаются твердые частицы – отходы обмена веществ, что предотвращает их попадание в кровь.
Теперь главное.
Работу лимфатической системы активируют два фактора: а) дыхание, заставляющее диафрагму давить на содержимое брюшной полости, нагнетающее кровь и лимфу вверх по организму, вопреки гравитации; б) физическая нагрузка, благодаря которой скелетные мышцы сдавливают лимфатические сосуды, вынуждая лимфу течь. Замысловатая система клапанов полностью исключает вероятность того, что лимфа вдруг потечет в обратную сторону.
Но вампиры не дышат – точнее, не дышат те из них, кто мертв. Грубо говоря, это означает, что их лимфатическая система наполовину отключена. Отсюда также следует, что в организме вампира оседает значительная часть отбросов его жизнедеятельности.
Тут Роберту Невиллу вспомнилось, как воняют вампиры.
Он продолжил чтение.
«…Бактерии попадают в кровеносную систему, где…
…Белые тельца, имеющие жизненно важное значение для нашей защиты от бактерий…
…Яркий солнечный цвет быстро убивает очень многих микробов…
…Многие бактериальные заболевания человека могут распространяться механическим путем, благодаря переносчикам – мухам, москитам…
…Где, в ответ на натиск бактерий, фабрики фагоцитов выбрасывают в кровеносную систему дополнительные бактерицидные клетки…»
Он уронил книгу на колени. Та соскользнула по ногам и стукнулась о ковер.
Сопротивляться становилось все труднее и труднее, поскольку, какую бы книгу он ни начинал читать, везде фигурировала взаимосвязь между бактериями и порчей крови. Но он же с самого начала откровенно презирал всех, кто когда-то до смертного часа отстаивал бактериальную теорию и глумился над россказнями о вампирах.
Невилл встал, смешал себе коктейль. Но бокал остался нетронутым, а сам он застыл перед баром. Медленно, ритмично, колотил правым кулаком по верхушке бара, глаза мрачно уставились в стену.
Микробы.
Он скорчил гримасу.
«Ну, ради бога, – устало прикрикнул он сам на себя, – это слово что, кусается?»
Он набрал в грудь воздуха.
«Ладно, – приказал он себе, – микробы так микробы. Есть ли хоть какие-то основания утверждать, что микробы ни при чем?»
Он отвернулся от бара, как будто мог так же легко отвернуться и от вопроса. Но вопрос не книжка, на полку его не положишь. Куда бы ты ни шел, он последует за тобой.
Невилл сидел на кухне, глядя в чашку с дымящимся кофе. Микробы. Бактерии. Вирусы. Вампиры.
«Почему я так противлюсь этой теории? – спросил он себя. – Что это, простое упрямство, дух противоречия – или предчувствие, что если дело в микробах, то проблема окажется мне не по плечу?»
Он не знал ответа. И поэтому избрал новую тактику – тактику компромисса. Зачем отбрасывать какую-то одну теорию? Не факт, что они взаимоисключающие. «Да царит здесь взаимотерпимость и взаимосвязь».
Может быть, разгадка тайны вампиров – именно бактерии.
И тут его словно сбило с ног океанской волной.
Он, как тот маленький голландский мальчик, затыкал пальцем отверстие в плотине, закрывая доступ морю здравого смысла. Да, он сидел на плотине, согнувшись в три погибели, вполне довольный своей твердокаменной теорией. А теперь распрямился, выдернул палец. Море ответов уже хлынуло сквозь дырку.
Чума распространилась очень быстро. Могло ли это произойти, если бы ее разносили только вампиры? Разве их ночная охота могла настолько ускорить процесс?
Он вздрогнул: ответ пришел нежданно. Только бактериальная гипотеза может объяснить фантастические темпы чумы, то, что количество ее жертв росло в геометрической прогрессии.
Невилл отпихнул чашку с кофе. Его мозг развивал одновременно дюжину различных идей.
К эпидемии были причастны мухи и москиты. Они разносили болезнь, позволив ей буквально облететь весь мир.
Да, бактерии объясняют многое: то, что днем вампиры не выходят наружу. Микробы вводят их в кому, чтобы уберечься от солнечных лучей.
Новая мысль: а что, если именно бактериям обязан своей силой настоящий вампир?
По его спине пробежала дрожь. Возможно ли, чтобы один и тот же микроб убивал живых и давал энергию мертвым?
Он должен это узнать! Невилл вскочил со стула и чуть не выбежал из дома. Но в последний момент с нервным смешком попятился от двери.
«Господи ты боже мой, – подумал он, – я что, спятил? Ночь на дворе».
Он ухмыльнулся и стал беспокойно мерить шагами гостиную.
Могут ли бактерии объяснить прочее? Например, эффект вбивания кольев? Невилл изо всех сил попытался всунуть его в прокрустово ложе бактериальной теории.
«Давай, жми!» – нетерпеливо покрикивал он на свой разум.
Но ему ничего не приходило в голову, кроме того, что колья вызывают кровотечение, а это не объясняет случая с той женщиной. И сердце здесь ни при чем…
Он выбросил эту проблему из головы, боясь, что его новорожденная теория начнет разваливаться раньше, чем он успеет ее развить.
Ну а крест? Нет, этого бактериями не объяснишь. Земля… тоже нет ответа. Текучая вода, зеркала, чеснок…
Роберт Невилл почувствовал, что безудержно дрожит, и ему захотелось громко разрыдаться, чтобы остановить ту взбесившуюся лошадь, в которую превратился его мозг. Он должен хоть до чего-нибудь додуматься!
«Будь все проклято! – вскричал он про себя. – Я не упущу ключ к разгадке».
Он заставил себя сесть. Дрожащий и неподвижный, он методически опустошал свое сознание, пока не пришло успокоение.
«Господи, – подумал он наконец, – что же со мной творится? Меня озарила идея, а я бешусь, потому что она объясняет не все нюансы. Идея, существующая лишь одну минуту. Похоже, я схожу с ума».
Теперь Невилл вспомнил про коктейль – ему требовалось выпить. Он поднял стакан, но тот затрясся в руке.
«Ладно, малыш, – попробовал он сам себя отвлечь, – успокойся и больше не плачь. К нам едет Санта-Клаус, у него за плечами мешок, в мешке – разгадки всех загадок. Ты больше не будешь чокнутым Робинзоном Крузо, прикованным за ногу к острову ночи в океанах смерти».
Невилл сам расхохотался над этой фразой, и напряжение как рукой сняло.
«Красочно и изящно», – подумал он.
Последний на свете человек оказался гениальным журналистом, не хуже Эдгара Геста.
«Ну ладно, – приказал он себе, – теперь баиньки. Нечего рваться с цепи, да еще в двадцати разных направлениях одновременно. Это больше не для тебя – ты даже со своими эмоциями управиться не можешь».
Первый шаг – раздобыть микроскоп.
«Это первый шаг», – настойчиво твердил он себе, пока раздевался, игнорируя стоящий в горле тугой комок нерешительности и почти болезненную жажду взяться за опыты безо всякой там занудной подготовки.
Он чувствовал себя почти больным, лежа в темноте и стараясь думать не дальше чем на один ход вперед. Но он знал, что именно так и надо действовать.
«Это первый шаг, это первый шаг. Клянусь моими костями, это первый шаг».
Он ухмыльнулся в темноте, радуясь, что впереди определенность, дело.
Прежде чем уснуть, Невилл позволил себе еще одну мысль. Укусы, насекомые, передача болезни от человека к человеку – достаточно ли всего этого, чтобы объяснить ужасную скорость распространения эпидемии?